— Ты что тут делаешь? — грозно спросила она и, схватив Мэри за руку, потащила ее прочь. — Что я тебе говорила?

— Я свернула не за тот угол, — объяснила Мэри. — Не знала, куда идти, и услышала чей-то плач.

В этот момент она почти ненавидела миссис Медлок, но в следующий возненавидела ее еще больше.

— Ничего подобного ты не слышала, — заявила экономка. — Сейчас же отправляйся в свою детскую, или я надеру тебе уши.

Продолжая держать девочку за руку, она потащила ее, подталкивая, по одному коридору, затем по другому и втолкнула в детскую.

— А теперь сиди там, где тебе велено сидеть, иначе я тебя запру. Лучше бы хозяин нанял тебе гувернантку, как собирался. За тобой нужен глаз да глаз. У меня других забот полон рот.

Она вышла, громко хлопнув дверью, а Мэри, побледнев от гнева, подошла к камину и уселась на коврик. Она не плакала, она скрежетала зубами.

— Там кто-то плакал…плакал…плакал! — повторяла девочка.

Она дважды слышала его и твердо вознамерилась все выяснить. Этим утром она уже много выяснила. Ей казалось, что она совершила долгое путешествие, по крайней мере, было чем занять себя: она поиграла со слониками и увидела серую мышь с ее выводком в гнезде, устроенном в бархатной подушке.

Глава VII. Ключ от сада

Два дня спустя Мэри, открыв глаза, тут же села в постели и окликнула Марту:

— Посмотри на пустошь! Посмотри на пустошь!

Ночью ливень прекратился, ветер разогнал серый туман и облака и сам стих — сверкающее темно-синее небо высокой аркой накрывало пустошь. Никогда, никогда в жизни Мэри даже во сне не видела такого синего неба. В Индии небо было раскаленным и резало глаз, а прохладная синева этого неба искрилась, как вода прекрасного бездонного озера, и далеко-далеко вверху под куполом его синевы плыли маленькие облачка, напоминающие белоснежное овечье руно. Далеко расстилавшийся простор самой пустоши был уже не мрачным фиолетово-черным и не тоскливо-серым, а нежно-голубым.

— Знамо! — с радостной улыбкой ответила Марта. — Ураган стих покуда. В это время года тут завсегда так. В одну ночь от него и следа не остается, как будто и не было его, и он не собирается возвращаться. Это потому что скоро весна. До нее еще далеко, но она уже идет.

— А я думала, что в Англии всегда дождь и пасмурно, — сказала Мэри.

— Да ты чо! Не-а! — заверила ее Марта, усевшись на пятки посреди своих разбросанных щеток и кистей. — Да ни сродясь!

— Что это значит? — серьезно спросила Мэри. В Индии туземные слуги говорили на разных диалектах, иные из которых порой понимало всего несколько человек, поэтому она не удивлялась, когда Марта употребляла слова, ей неизвестные.

Марта рассмеялась так, как в то, первое утро, и ответила:

— Эва, опять я забалакала по-йоркширски, как не велит миссис Медлок. «Да ни сродясь» значит «да ничего подобного, никогда в жизни», только это проговаривать больно долго. Йоркшир — самое солнечное место на земле, когда солнце светит. Я ж тебе говорила, что пустошь тебе понравится, когда чуток пообвыкнешь. А вот погоди чо будет, когда золотой дрок да ракитник, да вереск зацветут! Везде лиловые колокольцы и тьма-тьмущая бабочек порхает, и пчелы жужжат, и жаворонки летают и заливаются. Как пить дать тебе захочется бежать туда на рассвете и целый день там околачиваться — как нашему Дикону.

— Доберусь ли я туда когда-нибудь? — мечтательно сказала Мэри, глядя в окно на голубую даль. Вид был таким новым для нее, таким необозримым и чудесным, раскрашенным в такие божественные цвета!

— Уж не знаю, — ответила Марта. — По моему разумению, так ты ногами не работала с самого рождения. Так пять миль не пройдешь. А дотуда, как до нашего дома — аккурат пять миль.

— Я хотела бы посмотреть на ваш дом.

Марта с любопытством взглянула на нее, потом вернулась к своим щеткам и кистям и снова принялась драить каминную решетку. Она отметила, что маленькое некрасивое личико девочки уже не такое кислое, как в то утро, когда она увидела его впервые. Оно чуть-чуть напоминало ей лицо сестренки Сьюзен-Энн, когда той чего-нибудь до смерти хочется.

— Я спрошу у мамы, — сказала она. — Мама почти всегда знает, как все устроить. У меня выходной сегодня, пойду домой. Ох! Я так рада. Миссис Медлок высоко ставит мою маму. Может, маме удастся ее уговорить.

— Мне нравится твоя мама, — сказала Мэри.

— Она не может не понравиться, — согласилась Марта, не переставая работать.

— Хоть я ее никогда не видела, — добавила Мэри.

— Ну да, не видела, — ответила Марта. Она снова села на пятки, озадаченно потерла кончик носа тыльной стороной ладони, но закончила уверенно: — Знаешь, она такая добрая, такая работящая и чистоплотная, что ее нельзя не полюбить, видел ты ее или нет. Я когда иду домой в выходной день и перехожу через пустошь, мне прямо скакать от радости хочется.

— И Дикон мне нравится, — сказала Мэри. — Хотя его я тоже никогда не видела.

— Ну, — спокойно ответила Марта, — я ж тебе говорила, что его и птицы любят, и кролики, и дикие овцы, и даже лисы. Интересно, — она задумчиво посмотрела на Мэри, — что Дикон подумает о тебе?

— Я ему не понравлюсь, — предположила Мэри в своей чопорной холодной манере. — Я никому не нравлюсь.

Марта снова задумчиво посмотрела на нее.

— А сама-то ты себе нравишься? — поинтересовалась она так, словно действительно хотела это узнать.

Мэри замялась и, поразмыслив, ответила:

— Ничуть. Правда. Но я об этом никогда прежде не задумывалась.

Марта усмехнулась, словно ей пришло на ум какое-то домашнее воспоминание.

— Однажды матенька мне кое-что сказала. Она стирала белье в лохани, а у меня было смурное настроение, и я плохо говорила про всех подряд. Тогда она повернулась ко мне и сказала: «Ты прям как маленькая ведьмочка! Стоишь тут и ворчишь: этот тебе не нравится, тот не нравится. А сама ты себе нравишься?» Я рассмеялась, и это меня вмиг растормошило.

Накормив Мэри завтраком, она удалилась в хорошем настроении. Ей предстояло пройти пять миль через пустошь до своего дома, помочь своей маме со стиркой, потом напечь хлеба на целую неделю, но она собиралась получить от всего этого удовольствие.

Зная, что Марты нет в доме, Мэри чувствовала себя еще более одинокой. Она поскорее собралась, вышла в сад и первым делом десять раз обежала цветник вокруг фонтана, добросовестно считая круги. Закончив пробежку, она почувствовала себя гораздо лучше. В солнечном свете вся окрестность выглядела по-другому. Высокое синее небо выгибалось аркой над Мисслтуэйт-Мэнором так же, как над пустошью. Запрокинув голову, Мэри пыталась представить, каково было бы лежать на одном из маленьких белоснежных облаков и плыть по небу. Отправившись в первый огород, она застала работавших там Бена Уизерстаффа и еще двух садовников. Перемена погоды, похоже, оказала на Бена благотворное влияние. Он по собственной инициативе заговорил с ней.

— Весна на подходе. Чуешь, как ею запахло? — спросил он.

Мэри глубоко вдохнула и действительно что-то учуяла.

— Пахнет чем-то приятным — свежим и влажным, — сказала она.

— Это добрая жирная земля, — ответил он, продолжая копать. — У ней хорошее настроение, она готовится дать жизни растеньям. Она завсегда возвеселяется, ковды настает время посадок. А зимой, ковды ей неча делать, горюнится. Тамотка, в цветочном саду, в глубине земли семена уже прочкнуться готовы. Солнце их согревает. Невдо́лги увидишь, как из черной земли острые зеленые ростки проклюнутся.

— А что это будут за цветы? — спросила Мэри.

— Крокусы, подснежники, желтые нарциссы. Видала их когда-нить?

— Нет, — ответила Мэри. — В Индии после дождей сразу становится жарко, влажно, и все вокруг зеленое. Я думала, что растения вырастают за одну ночь.

— Энти за ночь не вырастают, — сказал Уизерстафф. — Придется тебе подождать. Они потихоньку становятся чуть выше тут, выбрасывают новый побег там, сегодня один листок развернется, завтра другой. Ты понаблюдай.

— Обязательно, — ответила Мэри.

Вскоре она услышала тихий шорох крыльев и сразу поняла, что робин прилетел снова. Он был очень бойкий, жизнерадостный, прыгал совсем рядом с ее ногами, склонял головку набок и так хитро поглядывал на нее, что Мэри спросила Бена Уизерстаффа:

— Думаете, он меня узнал?

— Узнал ли он тебя? — возмущенно воскликнул садовник. — Да он помнит каждую капустную кочерыжку на огороде, чо уж говорить о людях. Он отродясь не видал тут девчонки, так что желает все о тебе разведать. И от него ажно [Ажно — даже.] не пытайся ничо скрыть.

— А в том саду, где он живет, растения тоже под землей просыпаются? — поинтересовалась Мэри.

— В каком саду? — проворчал Уизерстафф и снова сделался угрюмым.

— В том, где растут старые розовые деревья. — Мэри так хотелось узнать что-нибудь о том саде, что она не сдержалась и все-таки задала вопрос. — Там все цветы умерли или некоторые из них оживут летом? А розы там еще есть?

— У него спроси. — Бен дернул плечом в сторону робина. — Это знает только он. Никто другой в тот сад не заглядывал уже десять лет.

Десять лет — это долго, подумала Мэри. Десять лет назад она родилась.