— Черный.

Конард нажал на кнопку вызова на телефоне:

— Сандра, принеси нам две чашки белого кофе, пожалуйста! — он посмотрел на Оливию. — Оливия, не беси меня, я и так хожу к кардиологу каждый месяц! Можешь назвать, какой кофе сварить?

Но Оливия оставила вопрос без ответа.

— Ой, ну тебя. Сандра, принеси нам два американо, мне без кофеина. И таблетку успокоительного, — он в сотый раз за сегодня покрутился на кресле. — Я так долго не протяну.

— Удивительно, я просто появилась, а все равно вызываю бурю эмоций. Это ли не искусство безумия, а, Конард? — она улыбнулась и села на стул около стола. — Я думала, мы пройдемся под снегопадом. Это так красиво.

— Там холодно, я никуда не пойду, — он замотал головой. — Хочешь пощупать снега — выйди на балкон в соседнем кабинете и постой, я подожду, — Конард собрался. — Оливия… Ты пропала на полтора месяца. Мы волновались. Рин чуть не объявила тебя в розыск! Ее остановил Отис, который позвонил во все больницы и убедился, что ростовая фигура попугая не поступала к ним. Ты вообще как, что… что происходит, в конце концов?

— Для человека, который поступил точно так же, ты не слишком избирателен в своих словах, Конард, — она откинула волосы за плечо и с вызовом посмотрела на него. — Со мной ничего не случилось. Я жила в Париже все это время, просто в месте… о котором вы ничего не знаете. К сожалению, мне нужно подписать некие бумаги, поэтому я вылезла из убежища. Я в порядке, я жива.

— Быть живой — не всегда значит быть в порядке. Ясно тебе? Когда я спрашиваю тебя о самочувствии, как душевном, так и физическом, надо отвечать честно, — Конард шипел, как кот, которому наступили на хвост. — Мы действительно волновались, и вместо привычной версии тебя передо мной сидит человек в обычной белой футболке! Кому расскажи — не поверит. Давай по порядку… Ты голодная?

— Я… сыта… — она глубоко вздохнула. — Честно говоря, я сыта по горло, Конард, поэтому и пришла к тебе прямо в офис. Нам нужно серьезно поговорить. Случилось нечто… В общем, хорошо, что ты сидишь, а Отиса тут нет.

— Ты пугаешь меня. С подобного начинаются проблемы. С таким же настроением ты и Отис пришли ко мне с идеей помирить меня с отцом и разобраться в детских воспоминаниях, — Конард поджал губы. — Знаешь… в воспоминаниях-то я разобрался, а вот что делать с кучей взрослых проблем — без понятия. Тогда мы все чуть не переругались, и я не хочу ввязываться в очередной спор. Не самое верное решение…

— Ну, во-первых, не превращай в клише мой внешний вид и свои проблемы, это никак не связано, — Оливия подняла вверх указательный палец. — Во-вторых, ты помирился с отцом, и я уже считаю это своей главной победой. Правда, развод твоих родителей сыграл в этом не последнюю роль! И в-третьих, это не касается тебя. Это касалось Отиса, и только его. Да и так давно, что мало кто вспомнит об этом. Его школу снесли два года назад, даже стены уже не помнят.

— Так, а тут поподробнее, что ты хочешь сказать? — воздух застрял где-то в легких Конарда, и он даже как-то пропищал следующую фразу. — Какие проблемы могут быть в этом ключе? Мы давно с ними разобрались. Гордад снова в тюрьме, а Виолетт в твоей клинике, под надежным наблюдением и принимает лекарства.

— Наша… моя клиника — это тебе не лечебница Аркхем, уясни это наконец! Мы помещаем туда душевнобольных, чтобы стабилизировать и попытаться вылечить! В последний раз тебе это говорю, в следующий дам в нос, ясно? — она закрыла глаза, пытаясь справиться с накатывающим гневом. — Виолетт… она больше не пациент нашей клиники.

— Что?! Это значит, ее выписали? У нее целый букет расстройств, и во главе их — шизофрения! — Конард ударил по столу и покосился на телефон. Кажется, его ждал неприятный звонок. — Оливия, черт возьми, я отказался следить за ней лично, понадеявшись на тебя.

— Вот так, Конард, больше «букета» нет, — Оливия покачала головой и кинула на него предупреждающий взгляд, когда он взял в руки телефон. — Ты пожалеешь о звонке. Дай мне договорить.

Ему пришлось подчиниться.

— Виолетт больше не пациент частной клиники «КоронА», потому что в четыре утра десять минут двадцать третьего декабря ее нашли в палате мертвой. Вскрытие установило, что причиной смерти стал сердечный приступ.

— Что… Виолетт умерла? — лицо Конарда стало белым, словно снег за окном. — Прости, что наехал в начале… Я не подумал, что ты пришла по такому поводу.

— Поэтому я и сказала, что ты пожалеешь. Нужно уметь слушать, а еще и дослушивать собеседников, ты будто не знаешь… — она странно улыбнулась и посмотрела куда-то в сторону. — Смерть приходит не только к старикам… Из-за смерти отца я выпала на время из работы. Я появилась, только потому что узнала о смерти Виолетт.

— Странно, что выбраться из норы тебе помогла Виолетт, — Конард потупил взгляд и заговорил еле слышимым шепотом. — Может, сменим тему, раз, эм… уже все?

— Нет, мы не сменим тему, — Оливия вскинула подбородок. — За четыре дня до смерти Виолетт почувствовала себя лучше. Из записей лечащего доктора я узнала, что в последний день она осознавала, кто она, почему в клинике, сколько ей лет и… — Оливия резко замолчала, чтобы собраться с духом. — Часто бывает, что пациенты перед смертью вдруг чувствуют себя хорошо и даже думают, будто поправились. Такой подъем вызван так называемым последним «волевым» поступком организма. Не знаю, был ли это такой вот подъем или Виолетт действительно пошла на поправку, но умерла она оставаясь в своем уме.

— Ты хочешь, чтобы я испытал к ней сочувствие или простил? Это разговор вообще не ко мне, сама понимаешь. Отис призывает всех к прощению и разрешению конфликтов, однако, думаю, даже он не сможет простить ее, — Конард напрягся. Весь разговор казался ему подозрительным, не покидало ощущение, что с ним играют.

— Никто не просит прощения, — она сначала немного сгорбилась, а потом откинулась на кресле. — Лечащий врач также записал, что она осознала, что натворила в старшей школе. Ту ночь Виолетт описала до пугающих мелочей, — Оливия говорила тихо. В пустом кабинете, в полумраке ее слова звучали зловеще. — Скорее всего, инфаркт случился на фоне переживаний. В последние годы ей становилось хуже не только в психологическом смысле, но и в физическом. На момент смерти Виолетт весила сорок килограммов при росте в сто шестьдесят пять сантиметров. Ее организм не справился с эмоциональными переживаниями. В каком-то смысле ее душевная болезнь стала для нее крепостью, раковиной. Находясь в ней, она не помнила, что натворила в прошлом. И вот стоило ее защитным стенам рухнуть, как сломалась и она сама.

— Ты хочешь сказать, что она умерла от осознания правды? Ей что… стало жаль Отиса? — Конард говорил неуверенным тоном, не веря даже себе. От объяснений Оливии он, как и всегда, пребывал в шоке. — Даже не знаю, кто ему должен рассказать. Столько лет прошло… В последний раз разговор об их семейке заходил года три назад, а то и больше. Стоит ли бередить старые раны…

— Мне жаль ее, на самом деле, — Оливия наклонила голову, и несколько выбившихся прядей накрыли ее лицо тенью. — Когда работаешь психиатром одиннадцать лет, начинаешь относиться к ним как к объектам исследования. Приходишь, слушаешь, ставишь предварительный диагноз, потом окончательный, лечишь или пытаешься лечить. Но в случае с Виолетт… зная ее историю… не могу просто взять и выкинуть из головы. Это же жизнь. Жизнь! И огромную ее часть она провела в четырех стенах. Конард, Виолетт сожалела обо всем.

— Чувствую, сегодня я за работу не сяду, — он посмотрел на телефон, а потом перевел взгляд на окно. — Говорят, что шторм приносит свободу, он обновляет мир, вырывая все старое с корнем. А у меня в жизни все наоборот. Каждый раз, как Париж по колено в снегу, у меня по горло проблем. Мне не хватает лопаты для уборки.

— Жизнь не подарок, и ты это знаешь, Конард. Приходиться приспосабливаться к окружающему миру. Мы — люди, совершаем ошибки, к нашему сожалению. Иногда становится так тяжело, что не остановить круговорот мрачных мыслей.

Она наконец-то подняла глаза, и Конарду пришлось приложить усилия, чтобы не отвести взгляд.

— Смерть Виолетт что-то затронула внутри меня. Я до сих пор не могу дать этому чувству имя. Однако мне предельно ясно, что… я так не хочу. Я не хочу закончить, как Виолетт.

— Оливия, что ты говоришь? О чем вообще речь? Виолетт… давай на секунду забудем, что она натворила, но Виолетт страдала от психического заболевания. Она не могла контролировать свою жизнь. Не хочу показаться грубым, но именно твой отец и уверил меня, что она уже никогда не покинет ни городскую лечебницу, ни вашу клинику. То, что Виолетт умерла от переживаний, лишь твое предположение и, возможно, неверное толкование лечащего доктора. Ты ничем не нее не похожа, — недоумевал Конард. — Ты, конечно, странная и все такое, но… твой отец…

— Мой отец во многом ошибался!

Оливия подскочила, готовая кинуться на Конарда, однако вовремя взяла себя в руки. Они смотрели друг на друга удивленными глазами и не находили нужных слов. Конарда поведение подруги шокировало. Оливия приложила над собой усилие, чтобы взять ситуацию под контроль. Конард сжал челюсти, понимая, что, скорее всего, затронул запретную тему. Доктор Корон умер не так давно, еще и Виолетт… Он вдруг ощутил, что это лишь начало разговора. Дальше будут новости похуже. Оливия, кажется, готовится вылить на него целое ведро из шокирующих фактов об ее жизни. Конард вновь пробежался глазами по ней. «Недостаточно» яркий макияж Оливии скрывал темные круги под глазами, синяки и бледность. С ней явно что-то случилось, но пока эту историю она держала в себе.