Она держалась, притворяясь классной девчонкой. Ведь она — пассия. «А все пассии — классные», — подумала Сэди и горько рассмеялась. Так оно и бывает, когда играешь по чужим правилам: питаешь иллюзии, что у тебя есть выбор, хотя никакого выбора у тебя нет.

— И над чем же наша умница потешается? — полюбопытствовал Дов.

— Да не над чем. Позвони мне, когда вернешься.

Сэди улетела в Калифорнию и все каникулы хандрила и молчала. Ее без конца знобило, на нее постоянно накатывали усталость и изнеможение. Целыми днями она валялась в кровати под одеялами в цветочек и листала потрепанные детские книжки.

— Что случилось? — спросила Алиса, студентка-первокурсница медицинского факультета Калифорнийского университета в Лос-Анджелесе. — Мы волнуемся.

— Ничего. Наверное, подхватила какую-то инфекцию в самолете.

— Не смей меня заражать! — испугалась Алиса. — Болезнями я сыта по горло.

Теперь Алиса боялась пропустить из-за болезни даже один день жизни.

Сэди не собиралась ни с кем из семьи обсуждать Дова. Даже с Алисой. Возможно, особенно с Алисой. Алиса, как и бабушка, питала стойкую неприязнь к двусмысленным жизненным ситуациям, в которых сам черт не разобрал бы, что хорошо, а что — плохо.

Алиса внимательно оглядела Сэди и пощупала ее лоб.

— Температуры нет, но выглядишь ты неважно.

Сэди решила переменить тему.

— Не поверишь, кого я случайно встретила на станции «Гарвардская площадь».

В конце концов именно Алиса наябедничала Сэму про «Дневник добрых дел». Алиса божилась, что сделала это из лучших побуждений, а вовсе не из ревности, и Сэди ей верила. Однако все в их семье помнили, как Алиса закипала от ярости всякий раз, когда Сэди отправлялась в больницу «работать на благо общества», и как желчно отозвалась она о награде, полученной сестрой в синагоге.

За три месяца до бат-мицвы Сэди Алиса наскочила на Сэма в больнице, где проходила рутинную процедуру, сдавая контрольный анализ крови, — лейкемия не беспокоила ее уже больше года. Сэму же предстояла очередная операция. Они не очень хорошо друг друга знали, но даже то малое, что Алиса знала о Сэме, ее совершенно не радовало. Она полагала, что Сэди обзавелась довольно странным приятелем. Отчасти в этом была виновата и сама Сэди. Она всячески мешала сестре познакомиться с Сэмом, заявляя, что никакой он не друг, и упирая на свою благотворительную миссию. «Я вожусь с ним из жалости», — убеждала она Алису. Какая-то часть души Сэди восставала против знакомства Алисы и Сэма. Она не хотела, чтобы сестра высказалась о ее друге так же откровенно и жестко, как она высказывалась о других ее друзьях и одноклассниках. Алиса была умна, но холодна и рациональна, и годы болезни только усилили ее черствость. Сэди не желала, чтобы ее сестра препарировала Сэма, как лягушку, рассматривая его под микроскопом своих колючих и безжалостных глаз.

Поэтому, когда Алиса увидела Сэма, она сделала вид, что его не заметила. Но Сэм приковылял к ней.

— Ты сестра Сэди? — спросил он. — А я Сэм.

— И так знаю, — фыркнула Алиса.

Детский ортопед, один из многочисленных докторов Сэма, заприметив двух болтающих ребятишек, обознался, приняв Алису за Сэди, вечно мелькавшую в больнице, и весело поздоровался:

— Привет, Сэм! Привет, Сэди!

— Доктор Тибальт, — поправил его Сэм, — это не Сэди, это ее сестра Алиса.

— Ах да! — засмеялся доктор. — Но вы так похожи.

— Разумеется, — чопорно отозвалась Алиса, — только я на два года старше и волосы у меня прямые. Но главное наше отличие в том, что я не таскаюсь везде и всюду с «Дневником добрых дел» и не веду учет потраченного на благотворительность времени.

На том разговор и кончился, и медсестра позвала Алису в кабинет для забора крови.

— Увидимся, Сэм, — бросила Алиса через плечо.

Тем же вечером Сэм позвонил Сэди домой.

— Повстречался в больнице с твоей сестрой, — доложил он.

— Ах да, точно. Прости, я хотела поехать с ней, но сегодня у меня была подготовка к бат-мицве. Угадай, какую игру я держу в руках?

— Какую?

— Четвертое «Королевское приключение». Я упросила бабулю свозить меня в магазин с игровыми приставками, смотрю — а игра уже на полке! Они выпустили ее на месяц раньше, представляешь? Я такой визг подняла — все оглохли. Сэм, тут такая потрясающая графика. Намного лучше, чем в третьих «Приключениях». И наверное, даже лучше, чем в «Зельде».

— Но ты обещала дождаться меня. Сказала, мы начнем играть вместе.

— Так мы и начнем. Я еще в нее не играла. Просто установила на жесткий диск. Послушай, какая здоровская музыка.

Сэди поднесла телефонную трубку к музыкальным колонкам.

— Тут плохо слышно, — пожаловался Сэм. — Сэди, Алиса говорила такие странные вещи…

— Не слушай ее, это же Алиса. ОНА ГРУБИЯНКА, КАКИХ СВЕТ НИ ВИДЫВАЛ! — завопила Сэди, чтобы сестра непременно ее услышала. — Как думаешь, если твоя нога не будет особо болеть и тебя выпишут из больницы, Дон Хён сможет привезти тебя к нам в воскресенье, чтобы мы поиграли в четвертое «Королевское приключение»? А обратно тебя отвезет мой папа, не сомневайся.

— Не знаю. Думаю, я застрял здесь как минимум на неделю, а то и больше.

— Не беда. Тогда я принесу с собой дискеты, мы установим их на…

— Сэди, Алиса упоминала какой-то дневник и учет времени…

Сэди прикусила язык. Вот и настал час расплаты. Она так долго ждала его. Так долго ждала, что не успела к нему подготовиться.

— Сэди? — встревожился Сэм.

— А, это… Ну, это такая специальная форма, которую я заполняю, когда прихожу в больницу. Мне кажется, так все делают.

— Ну да… Вероятнее всего… Хотя мои дедушка с бабушкой ничего не заполняют.

— Как-то не верится. Может, они заполняют ее, когда тебя нет поблизости? Или… Или, может, эти дневники заполняют только дети, когда навещают других детей в больнице?

— Хм, логично.

— В целях безопасности, — самозабвенно сочиняла Сэди. — Ой, Шарин зовет ужинать. Давай я перезвоню тебе?

Но она так и не перезвонила. Без пяти девять (позже девяти вечера ему запрещалось звонить ей домой) он снова набрал ее номер. Сэди раздумывала, не упросить ли отца сказать, что ее нет дома, но все-таки взяла трубку.

— Послушай, Сэди, я припомнил, что Алиса говорила про учет времени, потраченного на благотворительность.

— Ну да. Так это одно и то же. Что просто учет времени, что учет времени, потраченного на благотворительность. И там и там указывается, сколько времени я провела в больнице. Да чего ты привязался к этому учету? Ты спросил Дон Хёна? Он привезет тебя на выходных?

— Но зачем тебе знать, сколько времени ты провела в больнице?

— Затем… — замялась Сэди. — Думаю, затем, чтобы ничего не упустить из виду.

Сэм долго молчал, тихонько дыша в трубку, и наконец произнес:

— Ты что, волонтер? Помогаешь недужным?

— Если бы я была волонтером, я бы носила особое платье, а я его не носила.

— Вопрос не в платье.

— Самсон, не глупи! Ну что ты занудствуешь? Давай поболтаем о чем-нибудь другом.

— Я был для тебя работой на благо общества? Благотворительным жестом?

— Нет, Сэм.

— Мы были друзьями или ты просто меня жалела? Может, я был для тебя домашним заданием или еще чем-то, а, Сэди? Ответь мне! Я хочу знать!

— Друзьями. Кем же еще? Ты — мой самый лучший друг, Сэм.

На глаза Сэди навернулись слезы.

— Ври больше! — вскричал Сэм. — Я никогда не был твоим другом! Ты просто зажравшаяся богачка из Беверли-Хиллз, возомнившая себя ангелом милосердия, а я — тупой кретин с искалеченной ногой и без гроша в кармане. Проваливай! Я не нуждаюсь в твоей опеке!

— Сэм, это трудно объяснить, но поверь: лично к тебе этот «Дневник» не имел никакого отношения! Я… я просто играла. Мне нравилось складывать цифры и любоваться результатом. — Сэди запнулась, ожидая, что Сэм откликнется, но Сэм молчал. — Мне захотелось побить все рекорды. Я набрала шестьсот девять часов-очков, но думала, это не предел, и…

— Ты лгунья. И… И — дрянь… И… — Сэм застонал: ни одно из этих обзывательств не ранило так больно, как ему бы хотелось. — Ты… Ты… — Сэм судорожно рылся в памяти, пытаясь вспомнить самое гадкое, самое хлесткое ругательство, когда-либо слышанное им. — Ты… Ты — сука! — прошипел он и удивился, как странно, по-иноземному, прозвучало это впервые произнесенное им слово.

— Кто? — переспросила Сэди.

Сэм понял, что перешел Рубикон. Однажды очередной приятель его матери, Анны, обозвал ее сукой, и Анна застыла, обратившись в каменного истукана. После этого приятель навсегда исчез из их жизни, и Сэм смекнул, что в слове из четырех букв таится чародейное и очень сильное заклинание, способное разорвать все нити, связывавшие человека с людьми из его прошлого. А в ту секунду Сэм страстно желал лишь одного: навечно позабыть и о Сэди Грин, и о своем слабоумии, заставившем его разнюниться и вообразить, что такая девочка, как Сэди, может стать его другом.

— Сука! — выплюнул он. — Не желаю тебя больше видеть!

И бросил трубку.

Сэди, прижимая трубку к горевшей, как от оплеухи, щеке, присела на кровать, застеленную одеялом в цветочек. Сэм никогда при ней не ругался, и его звенящий, срывающийся голос, выкрикивавший «сука!», так рассмешил ее, что она чуть не расхохоталась в голос. Брань не задевала ее. В школе ее недолюбливали, и она стойко переносила измывательства одноклассников. Их унизительные прозвища слетали с нее как с гуся вода. Уродина, стервозина, чучело, шизоид, грымза — подумаешь! Но слова Сэма острым ножом ударили ей в сердце. Телефон назойливо пищал, но у нее не хватало духу повесить трубку. Не совсем понимая, кем именно обругал ее Сэм, она осознавала, что обидела своего друга и, наверное, заслужила это позорное клеймо.