Правда, понимания, как именно ей попасть в столицу, не было. С Воронежем было проще: все-таки город поменьше, да и поближе, доступнее. Поэтому мечта о Москве лежала в ее голове в дальнем ящике. Иногда Геля доставала ее оттуда, любовалась, давала себе клятву не упустить шанса, если таковой вдруг представится, и прятала ее до поры до времени обратно.

После школы, которую она закончила почти с медалью (русский язык только не поддался ее стараниям), Геля уехала поступать в столицу Черноземья. Целью был экономфак местного университета, но туда попасть не удалось: слишком уж большой был конкурс на бюджетные места, а на оплату коммерческого отделения у ее родителей денег не было. Но возвращаться в родной Коробчевск Геля не хотела ни при каких условиях, поэтому документы были поданы сразу в несколько вузов Воронежа. Поступить удалось на аналогичный факультет местного строительного института. Не университет, конечно, но тоже очень неплохо.

Первая ступенька в намеченном плане была достигнута. Гелю это весьма взбодрило, и она решила, что теперь-то уж мечту о Москве можно попробовать осуществить. И случай не замедлил представиться: тот, кто сильно хочет, шансы на исполнение желаний получает всегда. Мама в таких ситуациях говорила Геле: «Вода дырочку найдет». Важно только не упустить этот шанс, опознать его в текучке ежедневных событий. А уж жизненной цепкости и пронырливости Геле было не занимать.

Поначалу шанс не очень был похож именно на шанс — так, рядовое обстоятельство. Летом после четвертого курса Геля устроилась поработать на турбазу в одном из курортных городков Краснодарского края: прекрасная возможность и денег немного заработать, и на юге бесплатно отдохнуть. Сначала Гелю взяли туда на кухню, официанткой-раздатчицей, но когда местная бухгалтерша сломала ногу (трагическое сочетание ночного купания, пляжа с крупными камнями, большого веса и некоторого количества отличной крымской «Массандры»), то представился случай и по профессии поработать немного.

Геннадий приехал в этот южный городок отдыхать, родители дали ему денег на курортный отдых после неплохо сданной сессии в московском вузе. Но парень он был азартный и все деньги в первую же неделю проиграл в местном казино. И перед Геннадием встал вопрос — возвращаться домой с покаянием и извинениями или попробовать как-то выкрутиться на месте. Загвоздка заключалась в том, что делать он руками ничего не умел: в институте Гена учился на менеджера — загадочная профессия, в которой востребованные в обычной человеческой жизни навыки отсутствуют. Физической силой, для того чтобы пойти что-нибудь разгружать или, наоборот, загружать, он тоже не обладал. Ну то есть план выжить без родительских денег находился под серьезной угрозой.

Но и в его истории был шанс, который Геннадий не упустил. С самого момента своего приезда на курорт он снял комнату у армянина Степана, местного микроолигарха в области регионального туризма — ему принадлежали все маршрутки, возившие отдыхающих по экскурсиям: «Водопады-шмодопады, дельфинариум, ботанический сад — налетай-покупай, дешево и безопасно!» Когда Гена вечером в беседке, увитой виноградом, куда хозяева всякий раз приглашали его на ужин («Ай, какой худой мальчик, разве в Москве умеют кормить?! И куда только смотрят родители!»), поплакался Степану на случившуюся с ним коллизию, ему был предложен отличный выход: ходить вечерами по центральной набережной с мегафоном и зазывать народ к Рите, племяннице Степана, торговавшей экскурсионными турами тут же рядом, с маленького прилавка. За это ему предоставлялось ежедневное обильное питание (кров был оплачен вперед, при заселении) и даже немного денег. Геннадий с радостью согласился.

Геля с Геной познакомились в кафе, после работы. Там кормили дешево, невкусно, зато была большая площадка, где можно было потанцевать и даже попеть под караоке «Девочка моя синеглазая» или «А тучи, как люди».

— Ты местная? — немного свысока, помня о своем столичном происхождении, спросил Гена.

— Нет, я из Воронежа, — Геля рассудила, что Коробчевск ее кавалер все равно не знает, а Воронеж — все-таки большой город, недалеко от Москвы.

— И чего ты там, в Воронеже, делаешь?

— Учусь на экономиста, в университете, — врать так врать, раз уж взялась, решила Геля. — Между прочим, Воронежский университет — в десятке лучших в стране, чтоб ты знал.

Геле казалось, что слава Воронежского университета отбрасывает некоторое количество сияния и на нее. На нового кавалера ведь очень важно сразу произвести правильное впечатление.

В этот вечер они пели до хрипоты, танцевали так, что Геля сломала каблук любимых босоножек, выпили на двоих две бутылки вина, третью взяли с собой на ночной пляж, куда они перекочевали из закрывшегося по причине позднего времени кафе. Закончилась эта ночь понятно чем: Геля потеряла девственность. Девственности было немножечко жаль, Геля совсем иначе представляла себе первую ночь с мужчиной. Да и первого своего мужчину она видела иным, по крайней мере с чистым нижним бельем (мама сильно избаловала Гену, и, оказавшись один, он не слишком заботился о своей чистоплотности). Но после того как Гена в районе второй половины третьей бутылки вина рассказал, что он москвич и живет с родителями в большой квартире в районе Перово, где у него своя комната («Раньше с бабушкой комнату делил, но в прошлом году бабушка умерла»), последние сомнения с колебаниями Гелю оставили.

Они встречались еще несколько раз до отъезда — то в съемной комнате Гены, куда он приводил ее через сад, чтобы хозяева не увидели, то на пляже, под навесом с лежаками (после первого секса на камнях Геля категорически отказывалась предаваться утехам в естественной среде). Один раз даже в экскурсионной маршрутке Степана, которую тот легкомысленно забыл закрыть на ночь.

Расставание отмечали в том же кафе, где познакомились. Геннадию пора было возвращаться домой, в Москву, у Гели поездка обратно предстояла еще через неделю. Перекусив, они собрались потанцевать, и Гена попросил Ангелину спрятать его бумажник и паспорт к ней в сумочку: в кармане пиджака от одинокой курортной жизни без маминого присмотра образовалась большая дырка, и Гена боялся остаться без денег и документов. В какой-то момент Геля отлучилась в туалет попудрить носик, ее разобрало любопытство, и она достала паспорт кавалера, решив проверить, правду ли он ей рассказывал о себе. Оказалось, правду: Ребров Геннадий Артурович, г. Москва, ул. Красных Конструкторов, д. 33, кв. 166, москвич и не женат. Геля на всякий случай переписала адрес себе в блокнот.

Поэтому, когда по возвращении домой через некоторое время выяснилось, что Геля беременна, ей было что сказать родителям на традиционный вопрос «И кто этот подлец?».

По такому случаю был собран семейный совет.

— Ну и что ты теперь думаешь делать? — хмуро поинтересовался у дочери отец. Его раздирали сомнения: с одной стороны, ему хотелось высечь дочь до красной задницы, с другой — она же беременная, ей отрицательные эмоции испытывать нельзя. А скандалить так, чтобы обойтись без отрицательных эмоций, Иван Николаевич не умел.

— Наверное, замуж буду выходить, — с напускной беспечностью ответила отцу Геля.

Ивана Николаевича перспектива прикрыть срам дочери замужеством очень успокоила, но не сдаваться же сразу.

— Что значит «наверное»? Раздумываешь над ролью матери-одиночки, что ли? — грозно спросил Иван Николаевич. — Род наш позорить? Да нас в Коробчевске каждая собака!..

Что делает в Коробчевске каждая собака с представителями рода Ивана Николаевича, осталось за скобками: из-за спины Гели жена Ивана Николаевича, мать беспутной дочери, показала мужу довольно крупный для женщины кулак — международно принятый знак, намекающий на возможные неприятности и выражающий настоятельную просьбу к говорящему попридержать язык. Пора было уже считаться с тем, как бы транслировала мужу Антонина Леонидовна, что дочь носит под сердцем их внука или внучку.

Потом они поужинали более или менее мирно и за чаем решили: знакомиться с будущими сватами в столицу командируются Геля и Антонина Леонидовна, Иван Николаевич остается на месте — дом сторожить. Как и почти все в Коробчевске, Горные держали скотину: телочку, пару отличных свинок-уржумок, два десятка кур. Замужество замужеством, а скотину просто так не бросишь, надо кому-то и пожертвовать собой.

В дорогу своим девочкам Иван Николаевич собрал сальца домашнего, два десятка яичек (не магазинные, домашние, каждое с кулак!), пару бутылок отличного, первостатейного коробчевского самогона, слава о котором ходила нереальная по всей области. Хотел еще масла положить подсолнечного, местного, ручного отжима, духовитого (непривычного человека с ног валит!), но тут взбунтовалась Геля.

Она с самого начала настаивала не позориться с деревенскими дарами (мама с папой не знали, что Геля представилась жениху не только жительницей большого города, но и дочерью музыканта и журналистки — с салом и яичками это монтировалось слабовато), предлагала взять в подарок будущей столичной родне что-то поприличнее: чеканку местного мастера Зеленова «Пушкин и Дельвиг в лицее» (на которой Александр Сергеевич и Антон Антонович были похожи как родные братья), сувенирные глиняные колокольчики с надписью «Привет из Коробчевска» или на худой конец пуховые вязаные подследники производства местных мастериц. Но была поднята на смех родителями, отстранена от сборов и вынуждена смириться с их выбором подарков.