Молчание наше долго продолжаться не могло. Саша резко встал, коленом умял обратно в чемодан выпавшие вещи. Проходя мимо меня, инстинктивно пытаясь держаться подальше, он произнес:

— Оль, давай не будем скандалить. Мне плохо и тошно сейчас, думаю, и тебе не легче. Будем поспокойнее — встретимся, поговорим, все обсудим. Будь уверена, я вас не оставлю. Квартира, разумеется, остается тебе. Машину, если не возражаешь, я заберу — это моя рабочая лошадь, ее отсутствие сильно осложнит мне жизнь. Я надеюсь, ты не будешь препятствовать тому, чтобы я виделся с ребятами, брал их к себе на выходные.

— Саш, а кто она? Ну, расскажи, объясни. Имею же я право знать? Чем она настолько лучше меня, что ты ломаешь нашу жизнь, бросаешь меня с мальчишками?

Вот это я зря спросила. Саша начал рассказывать мне про новую любовь своей жизни, которую зовут Елена — «так же, как ту, из-за которой погибла Троя», и у меня немедленно заложило уши и потемнело в глазах. Странное чувство, когда понимаешь каждое отдельное слово, а сложить эти слова в связный текст никак не получается. Я включилась обратно в реальность лишь на финальной фразе «и мы будем обязательно брать мальчишек к себе, Лена так любит детей».

Как Саша не старался провести операцию «расставание» прилично, закончилось все весьма некрасиво. «Любовь Лены к детям» так выбила меня из колеи, что я кинулась на Сашу. Рыдала, что-то кричала, пыталась вырвать чемодан у него из рук, стучала кулаками по его груди, по стенам. В результате Саша не то что ушел — он убежал из нашего дома.

Я была так выбита из колеи, что, войдя на кухню и увидев отдыхающие под полотенцем пирожки, схватила их и вылетела с тарелкой на лестничную клетку с криком: «Саша, а пирожки? Ты пирожки забыл!» И что-то сразу так стыдно стало, так противно… И непонятно, что делать с этими пирожками. Почему-то мне в этот момент показалось, что возвращаться с ними домой никак нельзя. Не знаю почему, но — точно никак. Не придумала ничего умнее, чем спуститься на полпролета вниз и оставить пакет на ступеньках…

Жила-была Василиса Премудрая, потом вышла замуж за Ивана Дурака и стала Василиса Дурак. По всему выходит, что Василиса Дурак — это я.

* * *

Прошла пара недель, я, как ни странно, не умерла, не слегла, как дамы из романов XIX века, от «нервной горячки». Относительно успешно функционировала, старалась вести себя на работе, да и вообще за пределами квартиры, ровно, доброжелательно, неконфликтно. Обсуждать ситуацию ни с кем не хотелось, не чувствовала я в себе сил пока говорить на эту тему. Приходила домой, делала что нужно по хозяйству, возилась с домашними заданиями мальчишек, ложилась спать пораньше и рыдала. После этого становилось немного легче, и я засыпала. Ежедневный сценарий, практически без отклонений, ритуал. И обычность, отлаженность этого ритуала очень облегчали мне жизнь.

Постепенно мне стало казаться, что я как-то даже и приноравливаться начала к своему новому статусу «брошенки» и к изменившейся жизни. Но организм, видимо, считал иначе. Еще рано утром, в зеркале, мне подозрительным показался неожиданный для этого времени года и моего настроения румянец на скулах и блестящие несколько лихорадочно глаза. Первый раз с момента нашего с Сашей расставания у меня появилось настроение накраситься и сделать прическу сложнее, чем «конский хвост». Но уже чуть позже, закинув пацанов в школу, я почувствовала, что, похоже, заболела. Или до меня таки дотянулся грипп, который свирепствовал в Москве уже пару недель, или мой стресс меня победил. Один из плюсов нашего района — весь быт рядом: школа, неплохой супермаркет, поликлиника, станция метро. Каким-то чудом мне удалось попасть на прием к участковому врачу, минуя огромные очереди, так что через час я уже выходила из поликлиники с больничным и диагнозом ОРВИ. Все мышцы ломило, нос был заложен, но я заставила себя свернуть с дороги домой и сначала заглянуть в магазин: больничный освобождает от работы, но кормить-то пацанов надо!

В магазине, помимо обычного набора, я набрала полную корзинку всяких вкусных вещей, которые обычно детям запрещала: чипсы, колу, мороженое, шоколад, копченую колбасу и упаковку креветок. Надо отвлечь пацанов от грустных мыслей. Попируем немного вечером.

— С вас три тысячи четыреста двадцать два, мелочь ищите, — выдала привычную скороговорку продавщица, я полезла в карман за кошельком и, обмирая от ужаса, поняла, что кошелька в кармане не было. Более того, я вообще не могла вспомнить, когда видела кошелек в последний раз. Ключи на месте, смятый носовой платок на месте, пропуск на работу, даже проездной на месте, а кошелька с карточкой и последними наличными — нет.

— Будем расплачиваться? — недобро спросила кассирша.

— Похоже, что нет, — сказала я, судорожно прощупывая подкладку куртки, но уже понимая, что все пропало.

— Будем, — сказал кто-то сзади.

Я обернулась и увидела хорошо одетого мужчину лет 35–40 в легком кашемировом пальто с зеленым шарфом, с длинными, убранными назад светло-русыми волосами. Незнакомец протянул кассирше пятитысячную купюру:

— Посчитайте нам вместе.

— Не надо! — попыталась было возражать я, но он очень спокойно взглянул на меня и твердо произнес:

— Надо.

Глаза у него были необычные — очень светлые и с серебряными искрами внутри. Нечеловеческие какие-то глаза, как портал в другое измерение. На какую-то долю секунды мне показалось, что я сейчас в этот портал провалюсь. Не очень приятное ощущение.

За кассой я притормозила, чтобы отблагодарить незнакомца.

— Большое спасибо, — сказала я, — не знаю, как так получилось. Выронила, наверное. Я отдам, вы только телефон оставьте!

Некоторое время он смотрел на меня изучающе, молча, то ли оценивая, то ли раздумывая, потом сказал:

— Пойдемте.

— Куда? — удивилась я.

— Я вас отвезу. На улице метель, не самая лучшая погода для прогулок.

— Да я вот тут рядом живу, вон, мой дом видно отсюда!

— Ну, тогда я вас провожу, сумка тяжелая.

Еще вчера утром я бы отказалась. И сейчас, честно говоря, хотелось отказаться — меня изрядно смутила неожиданная галантность этого незнакомца. Но какого черта?! Пора привыкать, что я «молодая-незамужняя», и мужчины вокруг это начинают постепенно считывать, — не знаю как и почему, но за последнее время количество заинтересованных мужских взглядов в мою сторону в метро, в магазине, да и просто на улице существенно возросло. Я терялась, не знала, как правильно на это реагировать: приятно-то оно приятно, но как-то неловко и непривычно. Пора себя, видимо, на этот счет воспитывать — сколько конфузиться-то можно? Расслабься, как говорится, и получай удовольствие. И я несколько более резко, чем нужно, сунула мужчине в руки пакеты с продуктами.

Совсем уже зима, такая ранняя в этом году. Снег падает и не тает. Наверное, теперь ляжет уже до весны. Первая моя зима в статусе одинокой мамы…

До моего подъезда мы дошли в полной тишине. Мне почему-то было ужасно неловко, будто я делаю что-то неприличное, недозволенное. Со страхом думала про возможную встречу с соседями: скажут, дескать, у нее муж только что ушел, а она уже с новым кавалером! Потом одернула себя: господи, какая я дура! Никто не знает, кто куда и от кого ушел, да и вообще давно никому ни до кого нет дела. И вот Сашке уже тоже, наверное, до нас нет никакого дела. Как все, так и мы.

В тишине мы довольно быстро дошли до моего подъезда — надо было кружными путями идти, а так несколько минут — и мы на месте, ни поговорить, ни пококетничать. Рядом с моим подъездом наш дворник Рустем уже чистил первый снег, громко скребя лопатой по асфальту. За ним ходила стайка голубей, повторяя все его маневры с лопатой, и что-то деловито склевывая с асфальта.

— Как вас зовут? — спросила я своего неожиданного спасителя, когда мы остановились у дверей. — Хоть знать, кому спасибо сказать.

— Антон, — ответил он, передавая мне пакеты, — а вас?

— Ольга. Извините еще раз. Понимаете, со мной не часто такое случается. Просто сегодня такой вот день, с утра все не так пошло….

— Вы не обязаны ничего мне говорить, ничего объяснять. Я вижу, что у вас проблемы. И что вам надо успокоиться. Я дам вам свою визитку. Деньги вы мне вернете, когда сможете, и не обязательно торопиться, — он сказал все это спокойно и медленно, как хороший врач беспокойному пациенту.

— А если не верну? — не удержалась от легкого кокетства я.

— Ну, значит, не вернете.

Мужчина протянул мне визитку, которую я, не глядя, сунула в карман. Слава богу, прощание не затянулось — «до свидания», повернулся и ушел.

* * *

Домой я поднималась с планами приготовить настоящую, полноценную и вкусную еду, с запасом — я чувствовала, как постепенно ползет вверх температура, похоже, я вот-вот свалюсь, и будет не до «бренного быта». Немного кружилась голова, организм все настойчивее требовал отдыха — в лифте мне пришлось даже немного опереться о стену, так кружилась голова. Войдя, наконец, в квартиру, я решила сначала прилечь ненадолго, виски ломило, я никак не могла согреться. Отопление еще толком не включили, я нашла в шкафу теплый клетчатый плед, укуталась в него. Легла и отрубилась, как в воду нырнула, — глубоко, без снов, глаза открываешь — и ощущение, будто вытащили тебя из Марианской впадины.