Так что мы в субботу утром поехали в деревню. Перебирать вещички. Вдруг что-то можно взять на память? Так сказала мама. Илька с Риткой не поехали. Заявили, что у них уроки, но это враки. Илька, пока нас не было, как пить дать, все время проторчал за компьютером с новыми игрушками. А Ритка своему Игорьку глазки строила. Только напрасно. Тот западает на Светку Татарникову, я точно знаю…»

— Вот вонючка, — заскрипела зубами мгновенно покрасневшая Рита.

Она даже кулаки непроизвольно сжала. Ладно, Тайки дома не было, а то бы ей сейчас от старшей сестры досталось. И как следует! Чтобы язык не распускала. Не писала, чего не нужно. И не зачитывала вслух при всех! Последнее Риту особенно возмущало.

— Плюнь. Двигай дальше, — угрюмо посоветовал брат.

Рита бессильно хлопнула кулаком по безвинной тетради и со злостью продолжила:

— «…А в деревне я узнала, что мамина бабушка действительно была ведьмой. Настоящей. Мне так местные Танька с Олькой сказали. Ее вся деревня боялась. И все остальные деревни тоже. Но лечиться все равно к ней бегали. Она не всегда злой была, мамина бабушка. Иногда и помогала.

В дом к ней после похорон никто не входил. Мы первые. Она так велела перед смертью. Чтоб, значит, внучка первой вошла. Обязательно. Только вошла не внучка, а я. Мама с папой остались болтать с соседями. А как вошла, поняла кое-что. Это мне ведьма, моя прабабушка, на ушко шепнула. Только не спрашивайте как. Я не знаю.

Я подошла к полочке и сняла шкатулку. Старую-старую. Деревянную. На ней даже узоров нет, гладенькая и все. И некрашеная. Я достала оттуда колечко. Надела на палец. А дальше — ни за что не догадаетесь! Но раз это сочинение, то я напишу. Ведь взрослые все равно в такое не верят.

Я стала ведьмой. Ну, или колдуньей. Настоящей. Все, что знала моя прабабушка, я теперь тоже знаю. Правда, пока не все понимаю. Но это — ПОКА. Если честно, не я, а моя мама должна была волшебное кольцо надеть, но это неважно, да? И я — родная кровь! Я — правнучка.

Там, в шкатулке, еще кое-что лежало, но я завернула все в тряпочку, спрятала в карман и никому не показала. Потому что оно не для простых людей, а для волшебства.

А теперь я все думаю и думаю, что бы мне такое колдонуть? И какой колдуньей стать? Доброй как-то неинтересно, а злой — не очень хочется. Вот, посмотрю на ваше поведение. А то ведь заколдую. Я даже знаю как. И кого.

Например, вас, Ангелина Павловна! Чтоб вы меня не спрашивали, если не хочу. И всегда пятерки ставили. Я, правда, и без того на пятерки учусь, но когда сама — неинтересно. Так что сегодня ладно, а с завтрашнего дня вы меня к доске больше не вызывайте, ясно?

Вредину Лерку заколдую тоже. Чтоб не воображала. Пусть она, как я, рыжей станет! Только сильнее. И веснушек пусть больше. Чтоб не дразнилась.

А Петька пусть не на Лерку таращится, а на Вальку. Она лучше. Честное слово.

Училка по рисованию у нас очень вредная, сами знаете, Ангелина Павловна. Поэтому пусть она с завтрашнего дня болеет и в школу не ходит. А то что она вечно на нас орет?…»

— Кошмар, — Рита картинно закатила глаза. — Вся учительская читала!

— Ржали, небось, как кони, — проворчал Илья.

— Как же, ржали, — хмыкнула сестра. — То есть, — поправилась она, — без нас, может, и смеялись, а при нас больше возмущались, сам вспомни.

— Ладно, давай дальше. Потом обсудим.

— «…А вот физкультурник у нас — лапушка. Веселый и мне нравится. Поэтому придется вам, Ангелина Павловна, в него влюбиться. Прямо с завтрашнего дня. Зачем тянуть? Он же давно на вас запал, а вы никак не заметите. У нас все девчонки в классе его жалеют. Теперь не будут…»

— Ну дает! — почти восхищенно помотал головой Илья.

— «…Я и Ритке своей помогу. — Девочка опять разозлилась, но сдержалась и сквозь зубы продолжила: — Она вообще-то та еще вредина и вечно ко мне придирается, но сестра ведь. Вот ее Игоречек об этой мымре Татарниковой и забудет. И тоже с завтра.

Я так решила. Пусть этот день, завтра как раз тринадцатое октября, будет первым колдовским. И сочинение я решила зачитать классу.

А что? Пускай потрясутся как следует! А то думали, раз я рыжая и некрасивая, то можно надо мной смеяться. И дразниться. Будто я виновата, что рыжая. Ничего. Теперь не посмеются. Вот увидите.

Конец сочинению и да здравствует новая колдовская жизнь! Ура! Ура! Ура!»

— Ничего себе, разродилась! Прямо не сочинение, а целая книжка. — Илья с надеждой посмотрел на сестру. — Слушай, может маме не показывать? Расстроится же.

— Ага! — Рита сердито швырнула злосчастную тетрадку на пол. — А вызов в школу? Ее завтра в учительской ждать будут. Завуч зла, как дракон, забыл?

Старшие Романовы замолчали, размышляя о последствиях выдачи Тайкиного опуса родителям. Илья неохотно буркнул:

— Ну, про вызов мы можем и сказать. Подумаешь. Не в первый раз. И не в последний наверняка, ты Тайку знаешь. А про тетрадь скажем — потеряли в школе. Мол, так расстроились, что на каком-то подоконнике ее оставили. Похоже на правду?

— А причина?

— Какая причина?

— Ну, вызова!

— Причину придется назвать. Но тут я ничего страшного не вижу. Своими словами перескажем сочинение, и все.

— Точно, — оживилась Рита. — И не будем упоминать про «умерла наконец старая ведьма». И про Игоря с Татарниковой.

— И про компьютер, — поддержал брат.

— И про отсутствие у папы… Как это? Черт, вылетело!

— Права голоса? — хохотнул Илья.

— Ага.

Новая версия Тайкиного сочинения устраивала Романовых, и брат с сестрой немного успокоились. Рита даже вспомнила про давно остывший обед. С нескрываемым облегчением вздохнула и подтянула к себе тарелку. Илья же с недоумением посмотрел на стоящую перед ним порцию гречневой каши и спросил:

— А где моя котлета? Я не кролик, одной крупой питаться!

— Как будто кроликам кто гречку дает, — добродушно хмыкнула Рита. Но пожалела брата и переложила свою котлету ему. — Держи. Я все равно есть не особо хочу.

О только что съеденной котлете — из тарелки Ильи! — Рита благополучно забыла. Что неудивительно. С Тайкиным безобразным сочинением она вообще не замечала, что ела.

Некоторое время Романовы молча орудовали вилками. Наконец Рита отодвинула в сторону пустую тарелку и буркнула:

— Слушай, я опять насчет Тайкиного сочинения….

— Что еще?

— Да… Так просто. Хотела спросить, с чем наши из деревни вернулись. Что-то никак не вспомню.

— А я, думаешь, помню? — искренне удивился Илья. — Мы же не спрашивали. Они только к десяти вечера подъехали, мама нас сразу мыться погнала и спать.

— А-а-а…

Илья снова склонился над тарелкой. Рита равнодушно посмотрела в окно. Знакомый пейзаж ее ничуть не заинтересовал, и девочка протяжно вздохнула. Угрюмо покосилась на брата и, слегка покраснев, пробормотала:

— Как думаешь, Тайка насчет маминой бабушки наврала все?

— Ты о чем?

— Ну, про ведьму там или про кольцо.

— Нашла о чем думать, — рассмеялся Илья. — Это же сочинение. А для Тайки соврать — что чихнуть. Знаешь ведь, она и сама себе верит.

— Так-то оно так… — неопределенно протянула сестра.

— Эй, ты чего? — насмешливо фыркнул Илья. — Купилась на эту сказочку?

— Нет, конечно, — тут же открестилась Рита и смущенно отвела глаза в сторону. — Просто она так серьезно обо всем пишет…

— Да ладно тебе! Нашла чем забивать голову. Девчонке еще и десяти нет. Мало ли во что она играет?

— Думаешь, глупости?

— Естественно.

Илья скептически посмотрел на сестру: девчонка. Что с нее взять? Постарше, само собой, Тайки и куда спокойнее, но… Трястись начинает из-за любой ерунды!

Если бы Илья в этот момент мог заглянуть в будущее, он не отнесся бы к Тайкиному сочинению столь легкомысленно.