— С тех самых, как он… он и я… — Мужчина замялся, подыскивая слова.

— Он тебе не соперник, — жестко произнесла женщина. — Он почти мертвец, хотя сам этого не подозревает!

— Вы всерьез поверили в представление, которое он устроил на приеме?! — воскликнул мужчина.

Женщина напряглась. Огнем сверкнули ее чуть раскосые глаза, тонкие пальцы на левой руке шевельнулись — и мужчина внезапно рухнул на колени, хватаясь руками за горло. Невидимая удавка захлестнула шею, в разинутый рот словно хлынул едкий удушливый дым.

— Гос… гос-пожа, — прохрипел он, судорожно ловя воздух и борясь за каждый глоток, — моя гос-по-жа-а-а-а… Не на-а-а…

Она чуть шевельнула рукой — и мужчину волоком, как мешок, на этой самой петле подтянуло к самому креслу.

Тонкая сильная рука схватила его волосы. Раскосые глаза оказались совсем близко. Из них сочилась такая ненависть, что он содрогнулся.

— Никогда, — прошипел злой голос, — никогда не сомневайся в моих словах! Иначе я тебя убью…

Удавка ослабла так резко, что ее жертва бессильно обмякла на полу, растирая шею. Стройная ножка в туфельке наступила мужчине на грудь:

— И запомни свое место! Здесь только я принимаю решения, а твое мнение ничего не значит. Понял?

— Понял, госпожа моя. — Мужчина лежал, не шевелясь. Да, его не били и не сажали на цепь, но есть много других способов добиться повиновения и унизить.

— Еще одно слово, — прозвучал над ним холодный голос, — и ты вернешься назад!

Это заявление заставило мужчину оцепенеть. Если его действительно отправят назад, в Гнездо, все будет кончено. Его супруга на весь город растрезвонит, что он не оправдал ее надежд как производитель, и ни одно Гнездо больше не захочет взять его к себе. Убить его, может быть, и не убьют, но он будет обречен доживать свои дни практически в полном одиночестве, не общаясь ни с кем, кроме двух-трех приставленных к нему слуг. Демонстрируя полную покорность, он скрестил руки и завел их за голову.

— Понял? Чего ты стоишь? — промурлыкала женщина.

— Понял, — прошептал он одними губами.

— Твое счастье, что мне нужен ребенок. Отправляйся в спальню и жди меня там!

И магическая удавка, и туфелька исчезли, и мужчина вскочил, со всех ног бросившись вон из комнаты. Сегодня ночью он расстарается. У его супруги не будет причин выказывать недовольство. Ее вообще лучше не сердить, и порой ему бывало даже жаль лэда Ретьорфа, осмелившегося бросить ей вызов.

Сад был разбит на уступах террас и представлял собой настоящий лабиринт, в котором, чтобы спуститься на один уровень вниз, нужно было предварительно подняться на один-два уровня вверх, да еще и пройти весь уровень чуть ли не до конца. Густые заросли декоративного кустарника и кривые деревья соседствовали здесь с альпийскими горками и искусственными нагромождениями камней, а также скульптурами, и приходилось лавировать между этими творениями садовника и скульптора, зачастую выбирая, куда поставить ногу. Саду было несколько тысячелетий, и в нем попадались старые деревья, помнившие то время, когда здесь еще ничего не было. Некоторые из них были обнесены оградой из чугуна и железа.

Особое место в саду составляли памятники из угольно-черного мрамора с белыми и розовыми прожилками. Они были установлены тут и там, зачастую нарушая тщательно спланированный ансамбль. На их гладких поверхностях были выгравированы знаменательные даты и несколько слов, объясняющих, в честь чего поставлен тот или иной обелиск. Как правило, их ставили на том месте, где какой-нибудь знатный лэд расставался с жизнью, пав от рук наемных убийц. По статистике, которая давно уже стала традицией, примерно три четверти альпов умирали не своей смертью.

Поравнявшись с одним из обелисков, Шайрьеф запрокинул голову, читая вязь старинных рун. На всех шести гранях было выгравировано одно и то же, а именно: несколько десятилетий назад на этом самом месте нелепая смерть настигла лэда Ганьетта, когда тот, споткнувшись во время тренировочного поединка, неудачно упал виском на камень.

На одной из граней шел еще один ряд символов, и, дотронувшись до него рукой, капитан ощутил слабое покалывание — верный признак того, что на руны наложены чары. Здесь было упомянуто имя свидетеля, и по какой-то причине оно не подлежало разглашению.

Шайрьеф бродил по саду уже больше часа, отыскивая того, кто пригласил его сюда. Сад был настолько огромен, что двое могли искать друг друга в течение нескольких часов и все время проходить мимо.

— Где же он может быть? — Задумавшись, Шайрьеф произнес эти слова вслух.

— Здесь. Разумеется, он здесь!

Капитан даже вздрогнул, машинально кладя руку на то место, где обычно на поясе висел меч. Действие чисто рефлекторное, поскольку входить сюда с оружием даже он, профессиональный воин, не имел права без соответствующего распоряжения. Впрочем, он сразу узнал голос и его обладателя.

Лэд Ретьорф обнаружился неподалеку, стоя на самом обрыве, скрестив руки на груди.

— Здравствуй, — произнес он. — О чем ты хотел со мной поговорить?

— Нет, — Шайрьеф покачал головой, — о чем ты хотел со мной поговорить? Ведь это ты назначил встречу!

Ретьорф кивнул, отворачиваясь и любуясь панорамой города. Многие замки и башни были окружены парками — из густой темной зелени тут и там выстреливали в небо шпили и витые колонны жилых башен. Город лежал в окружении гор, словно в огромной чаше, и склоны, тоже густо поросшие растительностью, плавно переходили в городские окраины. Отсюда, сверху, было очень трудно заметить границу, разделяющую город и дикую местность.

— Но почему тут? — Шайрьеф обвел рукой окружающий пейзаж, включив в круг и панораму города. — Почему не в своих покоях?

— Ты же знаешь, в последнее время я им не доверяю! — поморщился его собеседник. — А здесь…

— Открытое пространство. — Капитан опытным глазом окинул окрестности. — Я даже отсюда вижу шесть удобных для стрельбы точек и как минимум три точки, откуда можно кинуть камень!

— И все-таки здесь безопаснее.

Ретьорф выпрямился, сильный и гибкий, как хищник, и подошел к Шайрьефу, вставая рядом. Капитан подумал, что вместе они представляют отличную мишень, и утешил себя мыслью, что в случае чего он будет убит рядом с самим Ретьорфом, что для его весьма незначительного Гнезда большая честь. Это позволит родственникам задирать носы: дескать, нас сочли опасными настолько, что умертвили одного из наследников фамилии.

— Так уж получилось, — промолвил Ретьорф, — что я не могу доверять никому из тех, кто одной со мной плоти и крови.

— Плоти — согласен, но крови! — возмущенно воскликнул капитан.

— Да, и поэтому ты сейчас стоишь рядом со мной, — спокойно произнес лэд.

Весьма и весьма немногие знали, что они — братья. У матери Ретьорфа было два супруга, не считая нынешнего, который был слишком молод для того, чтобы даже самые младшие ее дети называли его отцом. Так вот, между первым и вторым мужьями у нее случилась короткая интрижка с отцом Шайрьефа. Его супруга как раз была беременна и не допускала мужа к телу, а гормоны играли. Правда, лэда Хильнесс, или, как ее чаще называли, мать Хильнесс, тогда уже несколько дней как сделала свой выбор, кто станет ее новым супругом, но это не помешало ей развлечься на стороне. В конце концов, это лишь мужчины, природой созданные для размножения! Ее второй муж только однажды усомнился в том, что Ретьорф — его сын. Честолюбия у него было хоть отбавляй, и его жестоко оскорбило то, что в младшем Гнезде есть как минимум двое, на кого его первенец походил как две капли воды, не унаследовав от него ничего. Шайрьефу тогда грозила смерть, но счастливая случайность позволила ему выжить. Вскоре после этого все и открылось. Не сказать, что подростки были в таком уж восторге от своего родства, но став старше и пройдя каждый свой опыт потерь, они поняли, какой немыслимый шанс дала им судьба. В конце концов от этого выиграли оба. Шайрьеф сделал карьеру, став капитаном гвардии одного из старших Гнезд, — шанс, о котором кто-либо из равных ему по происхождению не мог и мечтать, — а Ретьорф получил преданного слугу.

— Так о чем ты хотел со мной поговорить? — нарушил молчание Шайрьеф.

— Нет, это ты должен задавать вопросы! — усмехнулся лэд. — Держу пари, у тебя на языке их больше, чем колючек на хребте шипастой ящерицы!

— Ты прав… Что произошло на приеме? — выпалил капитан главный вопрос.

— А ты не слышал?

— Слышал, но… ты хоть сам-то понимаешь, что наделал? Ты открыто признал, что складываешь оружие и…

— Не складываю, а откладываю в сторону исключительно под давлением обстоятельств, — поднял палец Ретьорф.

— Да, но оставленным без присмотра оружием может завладеть враг! «Не снимайте оружия, не оглядевшись!» — процитировал Шайрьеф один из пунктов Устава Военной Академии, которую он окончил, как и большинство мужчин из младших Гнезд.

— Хо-хо! Ты наивен, как пушистик! Оружие тоже может быть разным… Вот смотри, у тебя есть младший брат?

— Есть, — мигом ощетинился капитан, ощутив угрозу. По неписаным законам, касаться в разговоре родных собеседника считалось не просто дурным тоном, но и как бы намеком на шантаж, не говоря уже о большем. Младшего брата, сына матери от второго брака, Шайрьеф по-своему… ну, если и не любил, то чувствовал за него ответственность. И если с мальчиком что-то случится…

— А вот скажи, ты доверишь ему свой меч? Или кинжал, смазанный соком упокойника?

— Нет. — Рука Шайрьефа непроизвольно легла на рукоять упомянутого кинжала. Они с Ретьорфом стояли так близко, что брать меч не было нужды. Капитан достаточно хорошо владел обеими руками и был накоротке знаком со всеми видами холодного оружия, включая и нетрадиционное, так что достаточно будет одного удара.

— Вот и я не доверю своим врагам ничего такого, что может принести вред мне! — усмехнулся лэд и потрепал собеседника по плечу. — И не стану хвататься за свое оружие при любой возможности!..

Уловив в его голосе намек, Шайрьеф разжал пальцы.

— Значит, ты…

— Готов, как всегда! Нутром чую, что скоро будет нанесен первый удар. Не знаю только откуда! — Прищуренные глаза Ретьорфа обежали вокруг, задержавшись на ближайших кустах.

— Только не с этой стороны! — поспешно сказал Шайрьеф.

— Еще бы! — фыркнул лэд. — Тогда им потребуется целых два удара. И где гарантия, что я в перерыве между первым и вторым буду спокойно стоять и ждать!

— Но все равно мы слишком рискуем! Появляться на открытом пространстве…

— Врач прописал мне моцион, надеясь, что свежий воздух принесет пользу! Он — сторонник нетрадиционных методов лечения и считает, что в некоторых случаях больше пользы принесут не лекарства, а именно скрытые резервы организма. — Но мнению Шайрьефа, сейчас его брат не просто говорил громко, а орал во все горло, но вслух он свои замечания не высказывал. — И он собирается пробудить их, а потом направить на исцеление!

— Если успеет, — осторожно вставил капитан.

— Должен успеть! Времени у него немного…

— Но справится ли он? — Шайрьеф невольно понизил голос и оглянулся по сторонам, прислушиваясь к шороху листвы и ловя малейшие звуки и тени движения. — Я наблюдал за ним во время плавания. Он не убийца! Я хочу сказать…

Жесткая рука Ретьорфа сжала его локоть, призывая к молчанию.

— Он — магри! — сквозь зубы прошипел лэд. — Если верно то, что мне известно об этой расе, если хоть половина сказанного — правда, а не трусливые байки пропагандистов, разжигавших национальную рознь, то любой магри — убийца по определению. Во всяком случае, он приспособлен для этого больше, чем представитель любой другой расы. А этот еще и производит впечатление умного человека! Смотри!

Переход был таким внезапным, что Шайрьеф успел всерьез испугаться за свою жизнь, когда Ретьорф внезапно дернул его к самому краю террасы. Один толчок — и капитан полетит головой вниз, считая спиной и затылком камни на склоне. Он даже приготовился защищать свою жизнь, но в этот миг увидел то, что заинтересовало его брата.

На нижней террасе тренировалась лэда Мьюнесс. Наплевав на приличия, молодая женщина была почти полностью обнажена, если не считать плетеных сандалий, ремни которых плотно охватывали ее икры, и перчаток аналогичного кроя, которые точно так же обвивали ее руки от запястий до локтя. Как раз сейчас лэда решила разнообразить тренировки, и ее жертва кубарем откатилась в сторону, защищая лицо и голову от ударов бича со свинчаткой.

— Вставай! — вскрикнула молодая женщина. — Живо!

Избиваемый мальчишка попытался вскочить на ноги, но новый удар поверг его наземь.

— Встать! — заорала Мьюнесс. — Встать, ты, падаль!

— Твоя сестра, — тихо заметил Шайрьеф, — не слишком жалует мужчин!

— Правильнее сказать: «совсем не жалует», — поправил Ретьорф — Но мать почему-то решила, что лучшего телохранителя для меня не найти. И, скажу тебе честно, до недавнего времени мне нравилось, как она выполняет свою работу! Она немного мягче… э-э… остальных.

Шайрьеф только кивнул головой. Слов не требовалось, ибо в детстве у каждого мужчины была женщина-наставница, которая с младых ногтей внушала сначала ребенку, а потом подростку, что и как он должен делать и почему обязан подчиняться женщинам. За малейшее ослушание следовало наказание, и порка была самым мягким среди них. Некоторые наставницы не гнушались применять пытки по отношению к своим подопечным.

— Но все же мне не хочется, чтобы меня однажды забыли в ее комнате для развлечений! — покачал головой Ретьорф и вдруг крикнул в полный голос: — Мью, так-то ты выполняешь свою работу?

Кнут замер в руке молодой женщины, после чего она обернулась так стремительно, что Шайрьеф невольно отпрянул. Мелькнувшее было на ее лице негодование быстро скрылось за маской холодного равнодушия.

— Я тренируюсь, — промолвила она.

— На этом мальчишке? — приподнял бровь Ретьорф. — Да, он для тебя достойный противник, ничего не скажешь!..

Тот тем временем пытался выпрямиться, опираясь на дрожащие руки. Голая спина его была исполосована следами от плетки, в некоторых местах сочилась кровь.

— Заложник? — поинтересовался Шайрьеф.

— Угу. От Теплого Солнца, — кивнул Ретьорф.

Несколько лет назад Гнездо Теплого Солнца попыталось улучшить свое положение, но потерпело неудачу. Перед выжившими обитателями Гнезда встала дилемма — полное уничтожение всех, от стариков до грудных младенцев, или жизнь на положении прислуги. Владычица Теплого Солнца выбрала второй вариант, и вот уже несколько лет все дети из этого Гнезда жили здесь в качестве заложников. Они считались лэдами, но обращались с ними — по крайней мере, с мальчиками — иногда хуже, чем с рабами, ибо они были заложниками собственной доброй воли.

— А он симпатичный. — Капитан внимательно рассматривал подростка.

— Хочешь — подарю? — тут же встрепенулся Ретьорф и крикнул Мьюнесс: — Найди себе другого партнера для тренировок, а этого я забираю!

Лицо молодой женщины исказила странная смесь негодования, презрения и досады, но она кивнула головой и опустила плеть.

— Вставай! — ткнула она носком подростка. — Твой господин призывает тебя!

— Иди забирай, пока я не передумал. — Ретьорф локтем подтолкнул Шайрьефа.

Капитан с некоторой долей тревоги оглядел довольно крутой склон. Без заклинания левитации тут спуститься, ничего не сломав, будет довольно трудно. А искать обходной путь долго, ибо в этом саду не существовало прямых путей. И кто знает, какая блажь успеет прийти в голову его брату, пока он, Шайрьеф, будет бродить туда-сюда!..

Сосредоточившись, капитан несколько раз глубоко вздохнул, сделал пару пассов специальной гимнастики и проговорил первые слова нужной формулы. Он часто пользовался этой формулой — в схватках она давала преимущества перед соперником, ибо позволяла внезапно уходить от ударов, сообщая телу гибкость и подвижность. Ощутив знакомое чувство легкости, Шайрьеф стал быстро спускаться вниз. По сути дела, он как бы скользил по склону, лишь иногда притормаживая на торчащих тут и там валунах или небольших выбоинах, с легкостью преодолевая расстояние между ними.

Спустившись, он подошел к стоявшему на коленях подростку. Мальчик действительно был очень хорош собой и, наверное, являлся старшим сыном Теплого Солнца. Непонятно, почему на него так ополчилась Мьюнесс: разве только приревновала подростка к одной из своих старших сестер, ведь у нее, четвертой дочери, не было шансов создать свое Гнездо. Ее дети, если они родятся, обречены быть воинами. В смысле полноты наследования власти тот же Ретьорф стоял намного выше нее, хотя был всего лишь мужчиной.

Скинув плащ, Шайрьеф одним движением завернул в него подростка и легко поднял на руки. После чего проговорил вторую половину формулы и стал подниматься со своей ношей наверх. Подросток не сопротивлялся и даже не издал ни звука — заложников приучают к тому, что их жизни ничего не стоят и что они обречены вечно расплачиваться за преступление своих родителей и должны благодарить господ за каждый прожитый день. Жаловаться они не имеют права.

Ретьорф и пальцем не шевельнул, пока Шайрьеф поднимался на террасу.

— Ты действительно мне его даришь? — поинтересовался капитан.

— Сдаю в аренду, — поправил лэд. — Скажем, на полцикла. Идет? Потом вернешь его мне или сразу малышке Мью — все-таки он заложник моего Гнезда!.. Беги-беги, — усмехнулся он, заметив, какой взгляд бросил сводный брат на подростка, — играйся!

Шайрьеф коротко кивнул и зашагал прочь. Подросток на его руках даже не пошевелился, полностью отдавшись судьбе.

Ретьорф молча посмотрел ему вслед. С раннего детства ему претили подобные отношения, но это была реальность, от которой никуда не денешься. Женщины использовали мужчин только для размножения, а те из них, кто был лишен сомнительной чести именоваться племенным скотом, были вынуждены либо практиковать полное воздержание, либо удовлетворять свое желание друг с другом. Ну в крайнем случае с рабынями из числа темных альфаров, хотя в высшем свете подобное осуждалось наравне со скотоложеством. Нет, можно было нарядиться в балахон, накраситься и стать нарочито жеманным и ласковым, увешаться побрякушками и начать кокетничать, дабы хоть какая-нибудь альпийка пожелала заполучить его на одну ночь — свобода нравов поощрялась только в отношении женской половины общества, — но лэду это было еще противнее.

Ретьорф спокойно направился прочь по террасе с таким видом, словно ничего не случилось. Мьюнесс внимательно смотрела ему вслед, запрокинув голову. В глубине души она ненавидела старшего брата именно потому, что его угораздило родиться раньше. И надо же было такому случиться, что Владычица решила отдать ее ему в услужение! Мьюнесс была начальником охраны лэда Ретьорфа, верховодила его личной гвардией и отвечала головой за его безопасность, но при случае готова была сама воткнуть нож ему в спину.

Бережно прижимая к себе ношу, Шайрьеф торопился домой. Ускорять шаг, переходящий на бег, его заставляли раны на теле подростка: плащ с одной стороны промок, и кровь сочилась сквозь ткань. Конечно, придворный целитель Гнезда не станет марать руки о какого-то заложника — тем более заложника, не принадлежавшего его Гнезду. Но капитан, будучи военным, сам разбирался в ранах и рассчитывал помочь мальчишке прежде, чем станет слишком поздно. Тот обмяк на сильных руках мужчины и не подавал признаков жизни. Если ему и было очень больно, то он изо всех сил старался терпеть, дабы не навлечь на себя еще больший гнев сильных мира сего. В конце концов, заложник живет до того момента, пока его не убьют, случайно или намеренно.