Гарри Гаррисон

Новые приключения Стальной Крысы

Мойре и Тодду, чьи любящая помощь и поддержка позволили этой книге появиться на свет

ГЛАВА 1

Стояла заветная пора дня, посягать на которую — святотатство, один из редчайших моментов в жизни, когда все идет без сучка без задоринки. Откинувшись на спинку кресла, я включил стерео размером с комнату — сабвуферы с локомотив, пищалки, от которых зубы ноют, — и воздух напоила благодать токатты и фуги И. С. Баха.

Моя ладонь ласкала стакан только что налитого трехсотлетнего, драгоценного бурбона, охлажденного кубиками миллионолетнего льда, доставленного с одной из внешних планет. Просто идеально! Благодушно улыбнувшись, я поднес стакан к губам.

И тут в рай вторглось нечто чуждое, будто пульсирующая зубная боль или чуть слышный комариный зуд. С могучим Бахом схлестнулось тоненькое треньканье. Чувствуя, как губы искажает оскал, я коснулся регулятора громкости, и великий орган жалобно захлебнулся молчанием. И дверной звонок прозвучал вполне отчетливо.

Динь-динь…

Я гневно вдавил кнопку, и с осветившегося экрана на меня воззрилась ухмыляющаяся загорелая физиономия. Щербатый рот и… неужели с его губ свисает увядшая травинка?

— Джимми, ты тама? Ничегошеньки не видать…

Жидкая седая бороденка, заношенная кепка, жутко знакомый акцент… Я почувствовал, как волосы встают дыбом.

— Ты… ты!.. — сипло пробулькал я.

— Стало быть, ты видишь меня нормалек! Не видавший тебя сто лет кузен Эльмо прилетевши аж с самого Райского Уголка.

Ощущение такое, будто пробудился от кошмара, чтобы обнаружить, что жуткий сон стал явью. Я-то думал, что больше не услышу этого названия никогда! Названия родной планеты, с которой я удрал невесть когда. Непрошеные воспоминания захлестнули мой мозг, а зубы сами собой сцепились так, что эмаль начала скалываться чешуйками.

— Ступай прочь… — выдавил я сквозь скрежет зубовный.

— Угу, далековато. Хуч я тя и не вижу, но разумею, что ты радый меня видеть… — Идиотская ухмылка, подпрыгивающая в губах соломинка.

Рад! Эльмо такой же желанный гость, как моровая язва, чаша яду, неистовое цунами… И отчего я не встроил в дверь пулеметы?.. Я ожесточенно надавил на регулятор громкости, в результате лишь усиливший его хриплое дыхание и причмокивание губ, жующих соломинку. Ткнул в кнопку детектора оружия — тот подмигнул зеленым огоньком. Будь гость вооружен, нашелся бы повод его уничтожить…

— Впусти, Джимми, у меня для тя мировецкая весточка.

Фоном ему послужило тонкое повизгивание. А я-то думал, что больше никогда его не услышу! Встав, как робот, я доковылял до двери и отпер…

— Ого, Малыш Джимми, ты взаправду подросши…

Его слова утонули в оглушительном визге, а между ног у меня шмыгнуло черное тельце и, тарахтя иглами, устремилось прямиком в кухню.

— Свинобраз! — проклекотал я.

— Верняк. Звать Розочка. Захватил ее, шоб напомнить про старые добрые деньки!

Уж напомнил так напомнил! Скука, тоска, тупость, удушающая кондовость, клаустрофобия — да уж, Райский Уголок мне не забыть! Из кухни донесся грохот, тут же утонувший в оглушительном визге, и я на подкашивающихся ногах поплелся в ту сторону.

Полнейший разгром! Розочка опрокинула мусорное ведро и упоенно копалась в нем, с грохотом толкая рылом по всей кухне. Эльмо приковылял следом за мной, протягивая кожаный поводок.

— Сюды, Розочка, будь хорошей свинкой!

У Розочки на сей счет имелось собственное мнение. Она гоняла ведро по кухне, врезаясь в стены, опрокинув стол и вереща как сирена, а Эльмо гонялся за ней с поводком. В конце концов припер в углу, выволок за заднюю ногу, под неистовый визг повалил и таки взял ее на поводок.

Пол усеивал мусор вперемешку с битой посудой. В ужасе потупив взор, я увидел, что по-прежнему сжимаю в руке полный до краев стакан. Одним духом осушил его и закашлялся, вторя злобному визгу.

— И правда, радый тебя видеть, Джим. У тебя тута страсть какое славное жилье…

Я нетвердой походкой заковылял в комнату, нацелившись на бутылку бурбона.

Эльмо со спутницей не отставали ни на шаг — эдакая хрюкающая парочка амикошонов. Трясущейся рукой наполнив стакан, я в полнейшей прострации дошел до того, что налил и родственничку. Он заглотил, облизнулся — и протянул пустой стакан за добавкой, но я закупорил бутылку. Наверно, одна эта порция стоит дороже, чем он заработает свинобразоводством за год. Я неспешно потягивал свою, дурея от скуки в потоке его буколических разглагольствований.

— …вроде как нас постигши какой-то межпланетный раскол, фьючерсы на свинобразьи акции чахнут…

«И не без причины», — пробормотал я под нос и сделал изрядный глоток.

— …а потом Малыш Эбнер ди Гриз, твой сорокавосьмиюродный брат с папашиной стороны, говорит, видавши тя по телику, во как. Мы все толковали, и Аберкромби ди Гриз, который ходивши в крутую школу, кузен со стороны твоей мамаши, он чегой-то там поглядевши в компьютере и говорит, ты круто на бабках стоишь, прям миллионер…

Я прям удушил бы Аберкромби до смерти, медленно и мучительно.

— …так что мы все вроде как скинувшись и нанявши этот старый космолет, набивши его свинобразами — и вот мы туточки. Без гроша, зато счастливые, будь спок! Мы ж знавши, шо как сюда доберемся, ты уж об своих сродственниках позаботишься!

Я сделал большущий глоток. Мысли мои неслись вскачь.

— Да, э-э… кое-что в твоих словах есть. Свинобразоводство, чудесное будущее. На подходящей планете. Конечно, не здесь, эта планета — Уймабашлия — сплошной курорт. Рискну предположить, что сельское хозяйство здесь вообще под запретом. Но небольшие изыскания выявят другую аграрную планету, выпишем чек…

— Нельзя ли мне на минуточку вас прервать и осведомиться, что здесь творится?!

Температура голоса, произнесшего эти невинные слова, приближалась к абсолютному нулю.

На пороге кухни с разбитой чашкой в руке стояла моя дорогая Анжелина. Стоило мне мысленным взором увидеть кухню — ее кухню — с ее точки зрения, как температура моей крови вмиг упала градусов на десять.

— Я могу объяснить, любимая…

— Разумеется, можешь. А также можешь представить меня субъекту, сидящему на моей софе.

Эльмо — хоть и деревенский дурачок, но отнюдь не идиот — тут же подскочил, отчаянно комкая свою потрепанную кепку.

— Кличут меня Эльмо, мэм, я Джиммин сродственник…

— Да уж… — Два коротеньких слога прозвучали так, что вселили бы ужас в сердце самого неустрашимого мужчины. Эльмо пошатнулся, чуть не рухнув, и забулькал, не в силах выдавить ничего внятного.

— Полагаю, именно вы привели с собой эту… тварь? — Разбитая чашка указывала на Розочку, набившую брюхо помоями и растянувшуюся на полу, что-то урча во сне.

— Дык это ж не тварюка, сударыня ди Гриз, это Розочка. Она свинобразка.

Носик моей милой поморщился, и я сообразил, что со времени ее последней встречи с этими животными прошло немало лет. А Эльмо все лепетал:

— Она с моей родной планеты, разумеете, помесь диких свиней с дикобразами. Их выведши, шоб защищать первых поселенцев от жутких местных зверюг. Но свинобразы доконавши их всех подчистую! Защищавши поселенцев, и кушать их хорошо, и друзья обалденные.

— Вот уж действительно! — фыркнул я. — Насколько помню, во время нашего чародейского ангажемента на Феторр тебя просто-таки обаяла свинюшка по кличке Глориана…

Единственного ледяного взгляда в мою сторону было довольно, чтобы я моментально захлопнул рот.

— Там было дело другое. Она была культурным существом, в отличие от этой неотесанной твари, повинной в сокрушительном опустошении моей кухни!

— Розочке самой жалко, мэм. Просто была голодная. Клянуся, она бы попросивши прощения, кабы умела. — Он легонько подтолкнул виновную хрюшку носком ботинка.

Та открыла красный глаз, неспешно поднялась на ноги и зевнула, с тарахтением тряхнув иголками. Потом, подняв безмятежный взор на Анжелину, тихонько взвизгнула.

Я думал, небо разверзнется, и свинскую негодницу поразит громом.

Но Анжелина, отшвырнув фарфоровый осколок, опустилась на колени.

— Какая милашка! Какие очаровательные глазки!

Готов поклясться, Розочка чарующе улыбнулась.

И словно из неведомой дали, до слуха донесся мой собственный хриплый шепот:

— Вспомни, свинобразы любят, когда их чешут за ушами…

Кому-кому, а Розочке это действительно нравилось, и она довольно захрюкала. Помимо свинского хмыканья, в комнате не раздавалось ни звука. Эльмо расплылся в идиотской ухмылке. Осознав, что сижу с разинутым ртом, я влил в него бурбон и потянулся за бутылкой.

Будущее сулило мне сплошные беды, погрузив меня во мрак отчаяния. Новообретенная сердечная склонность моей милой поставила на моих мечтах о свиноциде и массовой резне жирный крест.

— Ну, Эльмо, вы должны поведать мне о своих странствиях с этой очаровательной свинкой.

— Ее кличут Розочка, сударыня ди Гриз.

— Очаровательно! А я для своих Анжелина. — Брошенный на меня ледяной взгляд проинформировал, что я до сих пор не прощен. — Пока мы поболтаем, Джим малость приберется на кухне, а потом принесет напитки, чтобы мы тоже могли принять участие в его празднестве…

— Уже бегу, отличная идея, выпьем, закусим, да!

Я ретировался, подгоняемый гугнящим говором Эльмо.

Быстро смел всю посуду — и битую, и целую — в мусоросборник и заказал во «Всем для кухни» новый комплект. Выходя из кухни, я услышал, как в буфете брякнул прибывший сервиз, и направил на пол молекулоразлучитель. Энергия связи молекул, удерживающая их вместе, уменьшилась ровно настолько, чтобы разбросанный мусор погрузился в него, скрывшись из виду. Едва энергия связи восстановилась, послышался приятный хруст мусора, ставшего с полом единым целым.

Теперь шерри для Анжелины — полусухое, как она любит. Мне пришлось порядком покопаться в буфете, пока не отыскалась бутылка угольного виски «Старая шинель», безграмотно, зато гордо возглашавшего «Выдиржано боле двух часов!». Эльмо будет от него без ума.

Добавив миску воздушных кокосов, я покатил свою колесницу наслаждений в общую комнату.

— …так оно и вышедши, шо мы теперя здеся, в вашем доме, сударыня Анжелина.

Гнусавые фонемы стихли, и настала благословенная тишина.

— Вот так приключение, Эльмо! По-моему, все вы очень отважны. Спасибо, Джим. — Принимая бокал шерри, она улыбнулась.

Температура в комнате повысилась до комнатной. Солнце проглянуло из-за туч. Все прегрешения прощены! Я налил Эльмо «Старой шинели». Он ахнул стакан, зелье моментально сожгло слизистую, и он засипел, как чайник. Я же довольно потягивал свой напиток, пока голос моей любимой не произнес слова, обрекавшие меня на погибель:

— Надо сейчас же продумать, как позаботиться о твоих родственниках и друзьях, а заодно об их милых спутниках.

Позаботиться о полном корабле кочевых лапотников и сопутствующем им свинстве…

Я так и видел, как мой банковский счет тает со скоростью света, а на горизонте маячат одни нули.

ГЛАВА 2

Я полностью сосредоточился на своем напитке, когда гнусавое хныканье Эльмо вдруг пробилось сквозь черные мысли о грядущей финансовой катастрофе.

— Что сказал капитан? — перебил я.

— Тока, шо добиравшись мы сюда дольше, чем он думал, и мы должны ему восемнадцать тысяч тринадцать кредитов. И он не пустит из корабля ни одной твари — хуч человека, хуч свинюшки, — покамест мы не расплатимся…

— Это называется насильственное удержание людей — и свиней — и противозаконно, — рыкнул я, радуясь, что нашел объект для вымещения все растущей злобы. — Как зовут этого прохвоста?

— Фамилия Рифути. А зовут Капитан. Капитан Рифути.

— А корабль называется?..

— «Роза Рифути».

Меня передернуло.

— Тебе не кажется, что давным-давно пора наведаться к этому капитану в гости? — сказала Анжелина, улыбнувшись похрапывающей Розочке, но думала при том о подлом капитане, и от слов веяло смертельным холодом.

— Наведаемся, но с шиком, — отозвался я, поворачиваясь к экрану и набирая номер. На экране тотчас засветилось изображение робота — по-видимому, сконструированного из деталей автомобилей.

— «Уймабашлия Моторз» к вашим услугам, сир ди Гриз. Чем мы можем помочь вам в сей очаровательный летний день? — проворковал он чарующим сопрано.

— Прокат. Вашу лучшую восьмиместную машину…

— «Роллс-Саблезуб», позолоченный, со спутниковой навигацией и настоящими алмазными фарами. Он будет перед вашим домом через… тридцать шесть секунд. Стоимость аренды первых суток внесена в ваш счет. Всего вам.

— Выходим! — провозгласил я, наклоняясь и почесывая Розочку за ушами. Она счастливо хрюкнула, потянулась, поднялась на копытца и хорошенько встряхнулась, громыхнув иглами.

Автомобиль уже дожидался нас, вибрируя от едва сдерживаемой энергии; его альбедо было столь высоким, а сверкавшее в позолоте солнце столь ярким, что мне пришлось прищуриться, чтобы не ослепнуть. Робошофер кивнул и механически улыбнулся. Я помог Анжелине занять сиденье, подождал, когда свинобразенок свернется у ее ног, и сел рядом. И когда в машину забрался Эльмо, нажал инкрустированную жемчугом кнопку «ПУСК» на подлокотнике.

— В космопорт.

— Время следования три минуты двенадцать секунд, сир Джим и благородные пассажиры. — Робошофер явно не рассмотрел Эльмо достаточно внимательно. — И добро пожаловать также их ручной соб… э-э… кош… кхшш… — Его голос со скрежетом забуксовал, потому что его программное обеспечение явно не содержало ни бита информации о свинобразах.

В златоалмазной роскоши мой дух на минутку воспрял, чтобы тут же низринуться в бездны депрессии при мысли о грядущем покушении на мой банковский счет.

Уймабашлия — планета удовольствий, обслуживающая тех, кто очень богат и еще богаче. Блистание алмазных фар заставило охранника у въезда в космопорт лихо отсалютовать, пока ворота распахивались во всю ширь.

— Мы едем на «Розу Рифути», — поведал я. Это название заставило его ноздри раздуться, но стоило мне сунуть в его кармашек для чаевых монету в пять золотых, как они с трепетом опали.

— Вы шутите, сир.

— Увы, такова наша цель.

— В таком случае рекомендую вам держаться с наветренной стороны. Девятый ряд, площадка шестьдесят девять.

Автокомп пискнул, как только водитель услышал местоположение, и машина рванулась вперед.

Вокруг меня попутчики улыбались, смеялись, по-свински хрюкали, я же потрясенно погружался во хляби отчаяния. Я ненавидел Эльмо уже за то, что он родился на свет и дожил до зрелых лет, чтобы погубить мое счастье. Меня радовало, что Анжелина радуется, но меня угнетало муторное ощущение, что все идет наперекосяк.

И я оказался прав. Наш волшебный мотор умолк, дверцы распахнулись… Должно быть, мы все-таки оказались на подветренной стороне, потому что на нас нахлынули некие миазмы. Амбре-де-хлев единым махом швырнуло меня вспять, в годы юности.

— Свинобразы… — угрюмо буркнул я.

— Не самая теплая встреча, — заметила Анжелина, с прищуром окидывая звездолет взглядом.

Всем преуменьшениям преуменьшение. Каждая посадочная опора потрепанного, проржавевшего космического корабля была опутана толстой цепью, а та, в свою очередь, прикована к земле. Площадку окружала тяжелая цепная ограда. В ограде были одни-единственные большие ворота, как раз закрывавшиеся за автомобилем официального вида. Дюжина вооруженных охранников при нашем приближении нахмурились, а седовласый сержант, ступив вперед, ткнул большим пальцем куда-то за спину.

— Никаких визитов. Все вопросы в караулке.

— Но эта машина только что въехала!

— Только официальные лица. Это команда инспекторов из таможенно-карантинной службы.

— Понятно. Что ж, сержант, не будете ли любезны сделать мне одолжение? Проследите, пожалуйста, чтобы это пожертвование попало в «Дом и бар призрения престарелых сержантов».

Банкнота в тысячу кредитов исчезла чуть ли не быстрее, чем появилась. И беседа тут же наладилась.

— Корабль на карантине. Сейчас внутрь пускают только этих санитарных работников.

Но дело пошло не совсем по плану. Едва чиновники зашагали по пандусу, спущенному из открытого нижнего шлюза, как оттуда послышались громкие вопли и ужасающее верещание. И через миг из корабля с громовым топотом хлынула черная масса потрясающих иглами свинобразов. Чиновники прыснули в стороны, устраняясь с дороги обезумевшего стада, которое галопом понеслось к воротам, уже закрытым и запертым на замок. Гневно всхрюкнув, секачи развернулись и повели буйную ватагу по окружности вдоль забора.

А затем, размахивая лопатами и вилами, по пандусу повалили разъяренные фермеры, устремившись вдогонку. Вся эта развеселая компания носилась по загородке, наматывая круг за кругом. Прислонившись к автомобилю, я расплылся в счастливой улыбке.

— Красота!

— Поросятки могли пораниться… — сердито зыркнула на меня Анжелина.

— Ни за что! Свиноматки — лучшие мамаши во Вселенной!

Мало-помалу громадным зверюгам надоело их круговое шествие, и они поспешили обратно на борт судна. Я едва удержался, чтобы не зааплодировать от восторга перед этим представлением. Дождавшись, пока перестук копыт стихнет, сержант пустился изливать свои горести.

— Карантин-то — он совсем не без причины, я бы сказал, сэр. Вдобавок к этим санитарным проблемам еще и финансовые. Не оплачены портовый сбор, уборка мусора и аренда участка. Ежели подождете здесь, я пошлю за офицером, который предоставит вам сведения.

И тут же коршуном ринулся вперед. Пинком распахнул ворота, сграбастал заголготавшего Эльмо за шиворот и швырнул внутрь, одновременно мощным рывком ошейника послав следом визжащую Розочку, и ворота с лязгом захлопнулись. Сержант отряхнул руки.

— Этот тип и эта тварь улизнули, прежде чем ввели карантин. Кто-то в беде по уши.

Трепетно вздохнув, я заподозрил, что этим кем-то наверняка окажусь я. И снова запустил руку поглубже в бумажник. Один из охранников тащил Эльмо и громко протестующую Розочку в звездолет. Оба отправились наверх в лифте кабель-мачты, и их прибытие на корабль дало результат почти тотчас же. Считаные мгновения спустя показался индивидуум в мундире, проделавший тот же путь в обратном направлении.

Когда он направился в мою сторону, я разглядел потрепанную фуражку, измятый мундир и еще более измятое небритое лицо. Отвернувшись от сержанта, я холодно взглянул на подошедшего. Должно быть, этот отталкивающий субъект и есть капитан Рифути.

— Я хочу с вами поговорить! — рявкнул он.

— Заткнись, — порекомендовал я. — Я олицетворяю твой единственный шанс выпутаться из этой передряги. Я говорю — ты отвечаешь. Ясно? — Терпение мое было готово лопнуть.

С искаженным и потемневшим от гнева лицом он набрал в грудь побольше воздуха, но, прежде чем успел проронить хоть слово, я нанес упреждающий удар:

— Сержант, судя по всему, этот офицер нарушил карантинные процедуры. Он командир корабля, представляющего опасность, насильно удерживает своих пассажиров, а также совершил ряд прочих преступлений. Вы можете упрятать его за решетку, и без отлагательств?

— Считайте, что уже. — Сержант поднял было руку, но тут же опустил; он был отнюдь не болваном и мигом смекнул, что к чему, так что с рычанием добавил: — Если только он не заткнет свое хлебало и не последует вашим указаниям.