— Это просто мои вороны. — Аполлон небрежно отмахнулся. Вороны были его священными птицами. — Немногие смертные могут их услышать. — Отложив в сторону лиру, он провел ладонью по моим волосам. — Позволь мне любить тебя, дорогая. Если ты согласишься, прямо сейчас я дарую тебе силу видеть будущее.
Я уже любила Аполлона. Какой же я была счастливицей оттого, что и он хотел любить меня. Ведь это должно было означать, что на самом деле он уже любит.
— Если тебе нужно что-то еще, скажи мне.
Я покачала головой.
— Ты не увидишь ни моего будущего, ни будущего любого другого божества.
Легкая, как перышко, его рука ласково коснулась моей щеки.
— Ты не увидишь ни своего скорого будущего, ни другого смертного провидца, потому что провидцы могут действовать вопреки своим собственным предсказаниям. Ты увидишь только ваше отдаленное будущее. Не в моей власти наделить тебя такими способностями. Понимаешь?
Я кивнула. Необъятное важное будущее! Если я принесла добро Трое, будучи канефорой, насколько больше я смогу сделать, став пророком.
А еще я смогу узнать, за кого мне суждено выйти замуж.
— Ты будешь смертной истины, как я — ее бог.
— Я помогу людям избежать ошибок.
Он поправил меня:
— Только маленьких ошибок, не больших. Ужасный корабль судьбы почти невозможно повернуть.
Я ощутила холодок морского бриза. Зачем кораблю судьбы плыть к Трое? И с чего ему быть ужасным? Отец был хорошим правителем, и никто не мог вспомнить времена, когда бы мы жили не в мире.
Аполлон на мгновение отвел взгляд, затем снова посмотрел мне в глаза. Его бровь приподнялась.
— Похоже, я не могу даровать тебе способность видеть будущее, не даровав ее также и твоему близнецу. Ты не возражаешь?
Мне было жаль Деифоба, соперника Гелена, потому что мой брат наверняка стал бы использовать прорицание против него. И все же я отрицательно покачала головой. Я бы уравновесила проказы Гелена своей силой.
Аполлон велел мне лечь на скамью, затем провел рукой у меня над головой. Вокруг собралось облако блестящих пылинок. Я чуть не задохнулась, когда крошечные осколки будущего хлынули мне в рот. Они забили мне ноздри. Они стучали у меня в ушах. Я захлебнулась, затем глубоко вздохнула, и они защекотали мне горло.
Они растворились где-то глубоко во мне. К воспоминаниям о прошлом присоединились видения будущего.
Я могла изучить их позже, но бог ждал. Открыв глаза, я села, чувствуя себя немного лучше, и неуверенно ему улыбнулась.
Он придвинулся ближе, так близко, что я почувствовала запах гвоздичного масла на его коже. Он приподнял мой подбородок. Его лицо — нестареющий, неизменный лик бога — приблизилось к моему! Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. Он поцеловал меня в губы.
Ай! Сглотнув подступившую желчь, я отодвинула — нет, оттолкнула! — его.
Лицо Аполлона покраснело.
— Так ты со мной поступаешь? — он встал.
Я упала на скамью. Я разгневала бога. И была так глупа, что приняла его слова о любви за простой символ заботы.
Сквозь страх, гулом отдававшийся в ушах, я услышала его слова:
— Я вернусь завтра. Не оскорбляй меня снова.
3
Как только он ушел, будущее развернулось передо мной, точно рулон ткани, летящий вниз по неровному склону, — вперед, вперед, пауза, вперед, пауза. Все дальше и дальше. Смазанные обрывки видений, затем образ молодого человека, похожего на отца, который сидел на клинии [Клиния — в Древней Греции аналог ложа или дивана, которым пользовались во время трапез и бесед.] в пещере с медными стенами. Снова размытые, проносящиеся мимо сцены. Остановка. Корабли с поднятыми парусами, заполнившие нашу гавань. Как красиво!
В темноте под веками все расцвело алым. Поднялся шум: стук копыт, боевые кличи, вопли. Нет!
Передо мной спешно развернулись бесконечные полотна ткани, заполненные хаосом битвы. Затем вспыхнула и сама материя. Я увидела своего возлюбленного брата Гектора, скорчившегося на земле за стенами Трои. Из груди его торчало копье, и я поняла, что он мертв. Нет!
Я содрогнулась от рыданий. Перед глазами все плыло, и из-за слез образы будущего стали едва различимы.
Наконец я успокоилась. Я предупрежу Гектора. Он будет жить.
Теперь мой дух парил над пепелищем, бывшим когда-то Троей. Я знала, что город сгорел, но упустила момент, в который вспыхнуло пожравшее его пламя, случилось ли это через три года или триста.
На моих глазах Троя начала возрождаться, столь же величественная, как и прежде. Ветер подхватил меня и понес вперед. На равнинах и горных склонах, окружающих Трою, появлялись другие города. Невидимая рука провела между ними паутину линий-дорог. Они становились все шире, крошечные точки двигались по ним все быстрее.
Прямо надо мной что-то пересекло небо, но для птицы его полет был слишком прямым. Неведомое создание исчезло за горизонтом, ему на смену пришло другое. Они появлялись и исчезали, и с каждым разом их скорость все увеличивалась.
Когда видения развеялись, меня заботливо окутал теплый бриз. Обычный сон овладел мной.
Священную рощу заливал дневной свет. Где-то каркнула ворона. Я потянулась и улыбнулась Аполлону, который сидел у моего изголовья с миской винограда на коленях. Его рука мягко накрывала мою ладонь.
Я напряглась, вспомнив поцелуй и свои видения.
Да, именно о таком даре я и просила, но бог пророчеств не мог не знать, что я увижу смерть Гектора. Он — защитник детей и должен был защитить меня. Я уже почти выросла, но пока еще оставалась ребенком. Мать, будь она здесь, тоже пришла бы в ярость, и неважно, что причиной ее гнева был бы сам Аполлон.
Я вскочила на ноги.
— Не прикасайся ко мне!
Аполлон нахмурился, выглядел он удивленным.
— Я исполнил твое желание.
— Ты думаешь, я хотела увидеть, как мой брат Гектор, — возмутилась я, — любимец Аполлона, погибнет в битве…
— Я буду сражаться на его стороне.
— Но он умрет. И ты знал об этом!
Голос Аполлона оставался спокойным.
— Каждая легенда заканчивается смертью героя, если только он не становится бессмертным, что случается редко. Таков удел смертных — умирать. Но значение имеют великие деяния, которые они совершат при жизни. У Трои будет много героев. — Он протянул мне миску. — Съешь виноград, любимая, и выполни свое обещание.
Я не могу! Не стану! Мать с отцом навсегда отвернутся от меня, если я это сделаю.
— Мне не нужен твой виноград.
Я побежала прочь.
Позади меня закаркали вороны:
Среди снегов за зайцем мчится
Почуявший добычу волк,
и ярко озаряет бога света ярость.
Я пробежала всего несколько шагов, прежде чем ветер ударил мне в лицо, откинув назад волосы, и поднял меня в воздух.
В ушах прошелестел голос, похожий на вздох:
— Эвр, восточный ветер. Я не причиню тебе вреда.
Добрые слова смягчили мой гнев и вернули способность мыслить здраво.
Ветер вернул меня к Аполлону, который расхаживал перед скамейкой.
— Так ты мне отплатила? Так, по-твоему, должно служить своему богу?
Эвр унесся прочь.
Я снова подумала о матери, спокойно сидящей за своим ткацким станком и верящей, что Гектор проживет долгую жизнь. Глаза защипало от подступивших слез. Я неуверенно улыбнулась.
— Спасибо тебе за пророческий дар, — я судорожно вздохнула, — и за то, что оказал мне честь, пожелав поцеловать меня. — Я сглотнула. — Прошу, прости мой гнев. — Если бог продолжит злиться на его сестру, Гектору это никак не поможет.
Аполлон стоял неподвижно.
— Дорогая, очень немногие удостоились чести обрести мою любовь, — он улыбнулся, казалось бы, с нежностью. — Ты это знаешь.
— Я люблю тебя любовью верующей, мне не стоит выходить за ее рамки. Мои…
Он начал хмуриться.
— Мои р-родители меня осудят.
Его брови сдвинулись еще ближе.
— Неодобрение, дорогая, ничтожная цена за божью милость.
— Я б-буду оп-позорена, — несмотря на поджатые губы и покрасневшее от гнева лицо бога, я продолжила, охваченная ужасом. — Я н-не могу п-поцеловать тебя.
Аполлон снова принялся расхаживать взад-вперед.
— Я все еще преклоняюсь перед тобой!
— Не почтение мне от тебя нужно. — Через несколько секунд он добавил: — Я обнаружил, что божественный дар нельзя забрать, но он может быть проклят. Однако я не стану проклинать твоего невинного близнеца, который получил мой дар одновременно с тобой. — Аполлон начал расти, пока не стал вдвое выше меня, сияющий и еще более прекрасный, чем прежде.
Я вскинула перед собой руки, словно могла отразить ожидающую меня кару.
— Никто не поверит твоим пророчествам. К твоим предостережениям никто не прислушается.
Я выдохнула:
— Ты можешь поцеловать меня, если Гектор не умрет.
Один уголок его губ приподнялся в полуулыбке.
— Я не могу спасти его, — он посмотрел куда-то поверх моей головы, затем снова встретился со мной взглядом. — Но я могу спасти тебя. В Дельфах ты можешь стать моим оракулом, и тогда я сниму проклятие.
Что же должно было случиться, раз мне требовалось спасение?
И неужели бог решил, что я брошу своего брата? Обида придала мне храбрости.
— Ты не знаешь девушку, которую, по твоим словам, любишь.