Гектор Шульц

In Nomine

Если тебе кажется, что ты достиг дна, то помни, что под дном есть Ад.

Пролог

«Мир начал меняться с первой искры, с первого судорожного вдоха. Мир менялся стремительно. Какое вселенной дело до жалких тысячелетий и убогих людишек, когда она измеряется бесконечностью? На смену одним цивилизациям приходили новые, и не всегда они несли свет и знание. Чаще всего они несли огонь и меч. Зачем тратить время на убеждение и логичные доводы, когда проще все решить с позиции силы? У кого сила, тот и прав. Мир менялся и принял новые правила.

Земля страдала от войн и людской глупости, тонули в крови города, а светлые головы украшали стены мрачных дворцов и белый мрамор пропитался горячей, пеннистой кровью. Но мало кто знал, что на Небесах тоже шла война и белые облака окрасились красным. Сомнение раскололо Небеса и превратило их в поле битвы. То братья сошлись в жестокой схватке, и лязг мечей со стонами умирающих сплелись в дикую симфонию гнева и злобы.

Небеса раскололись. Раскололись на свет и тьму. Белое и черное. Доброе и злое. Тогда добро победило, и зло было сброшено с Небес. Зло впилось в земную твердь, и тонны смертоносной пыли скрыли солнце от живых, превратив землю в жуткую могилу. Тогда реки вышли из берегов и утопили гневливых. Огонь и сера выжгли воздух, смели в одночасье прекрасные дворцы и превратили в золу гордецов, их построивших. Зло пало и скрылось в глубинах вселенной.

Но как свет не способен существовать без тьмы, так и Добро не могло существовать без Зла. Мир изменился вновь. Из света родился Рай, где правило Добро. Из тьмы родился Ад, где в бессильной ярости стонало Зло. А посередине, словно на шахматной доске, застыли люди, став пешками в игре великих. Старая война закончилась. Новая началась.

Война без правил, война без жестоких битв. Война за души пешек, которые не догадывались, что за их спинами стоят великие короли Добра и Зла. Весы качнулись и замерли в равновесии.

Для поддержания равновесия и были созданы религии, каждая из которых имела свой вес и свои догматы. Люди разделились. Кто-то пошел за одним пророком, а кто-то выбрал другого. И ценил Свет добро, а Тьма зло. Весы пополнялись душами, выбравшими свой путь, но равновесие тысячелетиями оставалось непоколебимым. Но Зло не сдалось. Оно искушало и смущало умы людей, которые были слишком простыми и наивными. Заманивало их в свои чертоги и злобно смеялось, когда свет в душе человека менялся на тьму. Весы скрипели, и равновесие скрипело вместе с ними.

Добро проигрывало и воззвало к свету в людских душах. И некоторые души откликнулись. Именно они стали предводителями, за которыми пошли миллионы, не поддавшиеся тьме. Они рассеяли тьму светом своих орденов, вставших на защите Добра. Дали другим маяк, который указывал нужный путь, но путь этот оплели темные щупальца, и лишь немногие из ступивших на путь дошли до конца. Однако Тьма была сильнее в этот раз. Один за другим гасли маяки, рушились монастыри и стирались в пыль древние ордена, хранившие равновесие. Весы снова качнулись, и Тьма возликовала. Лишь крохотные огоньки, остатки могучих маяков, все еще дарили надежду на то, что равновесие не будет нарушено. Они из последних сил боролись с Тьмой в людских душах, и от них зависел исход этой битвы».

— Во имя тупорылых графоманов! Что за хрень я только что прочла?! — резко воскликнула полная девушка в черном платье, с отвращением смотря на книгу, которую держала в руках. В голубых глазах пылал гнев, а пухлые пальцы впились в яркую обложку. Она повернулась к другой девушке, высокой и худой, которая лениво листала глянцевый журнал, сидя за столом, и ехидно улыбалась. Худая смерила её рассеянным взглядом и пожала плечами. — Ты читала?

— Читала, — кивнула худая. Полная, все еще гневно дыша, взяла со стола пачку сигарет и, чиркнув зажигалкой, выпустила к пожелтевшему потолку тягучие клубы дыма. — Что на этот раз так оскорбило твое нежное сердечко, сестра?

— Ересь, сестра. Гнуснейшая, отвратительная, и совершенно нечитабельная ересь, — подчеркнуто жестко ответила полная. Она была небольшого роста, с пухлыми руками, а черное платье ей откровенно жало, выделяя округлый животик и складки на боках. Девушка фыркнула и, присев на стул, закинула ноги на стол. — Когда подобный бред стал популярным? Писаки считают, что достаточно взять пару абзацев из Апокалипсиса, добавить собственный приход после пары мухоморов, щедро кончить на все пафосом, и читатель это сожрет?

— Пять тысяч экземпляров, — усмехнулась худая, не отрываясь от чтения журнала. Она поцокала, перевернув страницу, и с жадностью осмотрела холеное тело мужчины, рекламирующего нижнее белье. — Любят и просят добавки, Оливия. Люди любят пафос. Ты же знаешь. Пафосом удобно оправдывать собственные ошибки.

— Это не отменяет того факта, что я прочла поебень.

— Как и Телепузики, — хмыкнула худая и закусила губу, когда услышала разъяренное сопение Оливии.

— Не тронь, блядь, Телепузиков, — тихо и угрожающе ответила Оливия, когда восстановила дыхание. — И не сравнивай их с этим, блядь, говном, Регина.

— Тот же пафос, только в профиль, — улыбнулась Регина и тут же добавила: — Для монахини ты слишком много ругаешься.

— Для монахини ты слишком долго смотришь на эту фотографию. Как ее еще слюнями не заляпала и не прожгла стул своими пылающими чреслами, — отмахнулась Оливия. Регина покраснела и, отложив журнал в сторону, вздохнула.

— В чем дело?

— В том и дело, что дел нет. Деньги заканчиваются, за аренду платить надо, а клиенты не идут, словно у нас соседская собака насрала на коврике, — Оливия замолчала, когда в дверь тактично постучали.

— Сдается мне, что твои молитвы были услышаны, сестра Оливия, — ехидно буркнула Регина, поднимаясь из-за стола. — Будь душкой, открой дверь. А я пока поставлю чайник.

— Угу. Очередной наркоман, который увидел демона? Или старуха, поймавшая великовозрастного сынка за онанизмом? — ответила Оливия, открывая дверь. Она настороженно осмотрела высокого мужчину в черной альбе и вопросительно подняла бровь. — Чем могу?

— Сестра Регина? — тихо спросил мужчина, сверившись с помятой визиткой.

— Нет. Сестра Регина временно занята охлаждением своего взмокшего лона, — покачала головой девушка.

— Сестра Оливия?

— Именно. Чем могу?

— Позвольте представиться. Отец Джозеф Конкордиа. Мне посоветовали обратиться к вам.

— Грехи не отпускаем, — буркнула Оливия и покачала головой, когда за её спиной раздался грохот и тихая ругань сестры Регины. — За этим дуйте в собор Грека на костре. Всего пара монет и вам простят даже совращение сводной сестры.

— Я в курсе. Мне нужны другие услуги, — отец Джозеф тактично кашлянул. — Я могу войти?

— Входите, — нехотя согласилась Оливия, пропуская мужчину в помещение. — Не обращайте внимания на бардак. Мы на стадии переезда.

— Уже три года, — ответила Регина и внимательно осмотрела посетителя. — Что привело вас к нам, отец? Вашим клиенткам нужны услуги монахинь?

— Нет. Моя клиентка погибла сегодня ночью.

— Бывает, — кивнула Оливия и указала рукой в сторону стула. — А мы-то тут при чем?

— Она изрисовала все стены богохульными надписями, затем запрыгнула на потолок и, упав с него, сложилась втрое, — серьезно ответил священник. — Как полагаете, это подходит под вашу специализацию?

— Вполне. Расскажите подробнее, — Оливия переглянулась с Региной и заняла соседний стул. — Не каждый день клиентки на потолок запрыгивают. Если они не под «пыльцой феи», конечно.