Глава первая. Луксурии

На первый взгляд отцу Джозефу было около сорока лет. Болезненно худощавый, даже стройный и обладатель очень строгого лица. Самое то для священника, который проповедует о Геенне Огненной. Его глаза, похожие на дождливое небо, внимательно осмотрели нехитрую обстановку небольшой квартирки и прищурились, когда увидели раскрытый журнал на столе. Отец Джозеф поджал тонкие губы, нервно улыбнулся Регине, которая поставила перед ним чашку с кофе, и, вздохнув, достал из потрепанного дипломата черную папку, которую протянул Оливии.

Монахиня тут же углубилась в содержимое, потом удивленно показала одну из фотографий Регине и, отложив папку, закурила сигарету, заставив отца Джозефа закашляться.

— Простите, я не курю, — скривился он, когда от дыма начало першить в горле.

— Правильно делаете, отец Джозеф. А я все пытаюсь бросить, но как изгоню очередного ублюдка обратно в Пекло, душа так и просит никотина с алкоголем.

— И Телепузиков, — вставила Регина, занимая место за столом. Она покраснела и, смахнув журнал в сторону, виновато улыбнулась. — Прошу прощения. Рекламные брошюры уже не помещаются в почтовый ящик.

— Скажите, отец Джозеф, ваша клиентка всегда выглядела как героиновая блядь? — ничуть не смущаясь статуса гостя, спросила Оливия. Голубые глаза оценивающе пробежались по дрожащим рукам святого отца, а пухлые губы тронула улыбка. Кашлянув, девушка взяла в руки заинтересовавшую её фотографию и ткнула пальцем на женщину, которая сидела в углу бедной комнатки и скалилась прямо в камеру.

— Я бы сказал, что она выглядела как человек, из которого уходили силы, — кисло поморщился отец Джозеф, услышав слово на букву «Б».

— Понятно. Так и любого засерю описать можно. Вы когда-нибудь видели, как выглядит человек, мучающийся запором примерно неделю? Из него тоже все силы выходят. Куда хуже вашей клиентки. Ладно, что-то я разболталась. Расскажите поподробнее о том, что случилось, — хмыкнула Оливия, выпуская в воздух тонкую струйку дыма.

— Я знал Марту примерно восемь лет, — тихо ответил отец Джозеф. Он пригубил кофе и, вздохнув, продолжил: — Она всегда была… очень чуткой женщиной. Помогала маленьким бродягам, когда на улице стояли морозы, и давала им приют на ночь…

— Хреновая идея. Её запросто могли бы ткнуть ножом в бок под утро и жестоко содомировать. Были случаи в практике, когда милосердие клиента приводило к твердому предмету в прямой кишке этого клиента.

— Она была добра к каждому созданию, с которым её сводила жизнь, — поморщился гость, неприязненно посмотрев на сестру Регину. — В какой-то момент она пожаловалась мне, что у неё часто болит голова, а сны преисполнены кошмаров.

— Каких кошмаров? — спросила Оливия, беря в руки блокнот в коричневой обложке, украшенной непонятными отцу Джозефу знаками. — Сексуальных?

— Простите?

— Её ебали во сне? Пердолили, как сидорову козу? Жарили во всех позах? До крови царапали лоно?

— Эм… Нет. Кошмары были абстрактными. Чаще всего она описывала их как тьму, которая разговаривала с ней, пыталась сбить её с пути, соблазняла. Марта рисовала картины по мотивам своих снов. Вот, взгляните, — мужчина протянул Оливии рисунок, на котором была изображена голая женщина в языках пламени. Рисунок был настолько качественным, что казалось, будто нарисованная женщина в ближайшую секунду начнет свой соблазнительный танец. Но Оливия внимательно всмотрелась в лицо женщины. Оно было пугающе злым и жестоким, а черные глаза внимательно смотрели на того, кто держал рисунок. — Странность в том, что Марта никогда не умела рисовать. Даже простые каракули были для неё чем-то сверхъестественным.

— «Точка, точка, огуречек, получился человечек», тоже для неё было трудно? — спросила Оливия, усмехнувшись. Отец Джозеф поджал губы и кашлянул. — Не стоит злиться. Чаще всего к нам приходят люди и говорят, что душой их близких завладел демон, а на деле оказывается, что любимый сынок словил передозировку и просто обосрался. А когда пытался встать, измазал стены в говне. Не всегда виноваты демоны, святой отец. Чаще всего виноват человеческий идиотизм и боязнь получить по жопе от родных.

— Простите, вы не могли бы выражаться… помягче, — поморщился священник, но наткнувшись на лед в глазах Оливии, замолчал. — Хотя бы самую малость.

— Мир таков, каков он есть, отец Джозеф, — холодно бросила монахиня. — Здесь люди подыхают от «пыльцы феи», избивают жен кулаками, вымещают злобу на детях, до смерти лупцуют животных за то, что те напрудили лужу, и сваливают все на демонов. Только демоны здесь не при чем. Виноваты сами люди. Именно они позволяют демонам забрать их души, а когда становится слишком поздно, бегут к нам. «Ох, спасите-помогите, меня хочет выебать Диавол». Вы хотите, чтобы я была помягче? Я и так, блядь, предельно корректна.

— Это точно. Обычно концентрация слова «блядь» у сестры Оливии зашкаливает, — кивнула Регина, делая маленький глоток кофе из своей чашки. Она взяла рисунок, который священник положил на стол, и нахмурилась. — Подождите. Вы говорите, что Марта не умела рисовать вообще, да?

— Да, сестра.

— Я вам верю, — хмыкнула Регина, кладя рисунок на стол и поворачивая его к священнику. — Левый угол.

— А чтоб тебя… — прошептала Оливия, недовольно смотря на маленький знак, который терялся в языках пламени. Он изображал странные кривые фаллические загогулины в обрамлении древних арамейских символов. — Сигил луксуриев.

— Простите? — не понял отец Джозеф. — Чей сигил? Лкусуриев?

— Это значит, что ваша клиентка попала в сети блудниц. Хитрожопые крысы. Давно не появлялись, и на тебе. Регина, дай мне «Познание».

Та кивнула и, порывшись в ящике стола, извлекла на свет толстую книгу в тяжелой деревянной обложке. Отец Джозеф заинтересованно подался вперед и внимательно осмотрел рисунок, нанесенный на деревянную пластину.

— Мне не доводилось видеть такой книги, — тихо произнес он.

— Естественно. Это «Познание». Основной труд ордена святой Ангелины и наша реликвия. Эта книга содержит сведения о всех дьявольских легионах, верховных иерархах и рядовых ублюдках Ада. Раньше каждый орден владел своим «Познанием», — буркнула Оливия, раскрывая книгу. Она пару минут просто листала страницы, бережно переворачивая их толстыми пальцами, а потом, удовлетворенно хмыкнув, повернула книгу к отцу Джозефу. Тот, нахмурившись, внимательно посмотрел на гравюру, изображающую похожую женщину в языках пламени. От рисунка тоже веяло странной злобой и жестокостью.

— «Луксурии, они же блудники и блудницы, — прочел отец Джозеф. — Если где творилась похоть и блуд, луксурии обязательно появятся, да душу светлую на тьму обрекут». Первый раз о них слышу, если честно.

— Блядищи, — со знанием дела ответила Оливия, закуривая сигарету. — Самые отъявленные блядищи. Все вокруг себя превращают в бордель, ненасытные, как соседский бульдог Патрик, охочий до чужих ног. Очень любят беззащитные души девственников и девственниц, уродов и добряков.

— Иными словами — кормятся неудачниками, — резюмировала сестра Регина. Она вздохнула, увидев на лице отца Джозефа растерянность, и пояснила более подробно: — О Вавилонской блуднице наверняка слышали?

— Конечно.

— Это и есть Луксур, а её подданные именуются луксуриями. Она одна из верховных демонесс, отвечающих за блуд.

— Еблю, — поправила её сестра Оливия. — Редкостная блядь. Если она нашла себе душу, то вцепится в неё всеми пальцами и не отпустит. Вашей Марте повезло, что она погибла так рано.

— В смысле? — нахмурился отец Джозеф.

— Обычно луксурии не позволяют своим носителям умирать, пока цель не достигнута. Их цель — смутить душу. Спихнуть её с правильного пути. Одержимость луксуриями осложняется и тем, что носитель фактически осознает, что творит, но не может бороться. Поэтому он медленно, но верно убеждает себя в том, что виновен. А луксуриям только этого и надо. Когда человек сдается, демон убивает его, тело пожирает, а душу забирает в Ад. Понятно? Ваша Марта боролась за душу, но демон был сильнее. В какой-то момент он понял, что её не сломить, и убил её. Изувечить тело… Луксурии это любят, отец Джозеф. Скажите, вы не замечали за Мартой странного поведения в эти дни?

— Она… хм… приставала ко мне, — покраснев, ответил священник. — Однажды схватила меня за… хм…

— Я же говорила. Отмороженные на всю башку, — со знанием дела кивнула Оливия. — Только луксурии полезут к священнику веселья ради.

— Получается, что ничего нельзя сделать?

— Что, например? Надо было звать раньше, — фыркнула Регина. — Сейчас мы можем лишь помолиться за её душу, как и вы.

— А другим ничего не грозит?

— Другим? — переспросила Оливия. Отец Джозеф икнул и кивнул. — Кому это «другим»?

— Марта работала в приюте. Там же находилась её комната.

— И когда вы, блядь, собирались это сказать? Решили нагнать интереса? — прошипела девушка, поднимаясь со стула. — Вы хоть понимаете, что мы теряем время?

— Нет, — растеряно вздрогнул священник.

— Тварь убила Марту не потому, что сдалась или поняла, что её душой не завладеть. Она убила ее, потому что нашла жертву слабее.