— Оливия, — поморщилась Регина, вытирая что-то скользкое и красное с щеки.

— Чего? — бросила та, кидая дробовик в сумку и доставая пару блестящих «люгеров». — Его нельзя было спасти, и ты прекрасно это знаешь. Ты слышала, какую херню он нёс? Думаешь, мне приятно?

— Что это было? — тихо спросил отец Джозеф, прижимая к себе дрожащую Кэти.

— Одержимый, чьей душой овладел луксурий, — пояснила Регина, откладывая крест и беря из сумки оружие. — К сожалению, экзорцизм не помог. Душу давно уже поглотила тьма.

— Боюсь, что другие обитатели приюта очень на него похожи, — стиснула зубы Оливия, когда на дверь обрушился град ударов. — Слышите, как они хотят поздороваться с нами? Дружелюбие так и прет, сука. Хули ломитесь, демоны?! Сейчас, блядь, выйдем, не торопите.

— И что делать? — растеряно спросил священник, сжимая побелевшей рукой четки.

— Не высовываться, когда мы откроем дверь. Идете за нами и не отлипаете, — пояснила Оливия, проверяя оружие. — Все понятно?

— Да.

— И не смотрите им в глаза. Ваша вера сейчас на волоске висит. Даже я это чувствую, — скривилась монахиня. — Их глаза — это портал, через который луксурий может запросто занять ваше тело, а мне очень не хотелось бы сносить вашу голову, отец Джозеф.

— Согласен, — буркнул тот. — Они боятся молитв?

— Еще как. Кэти, — Регина наклонилась к девочке и, задрав её подбородок, улыбнулась. — Что бы ни случилось, не отходи от нас. Держись рядом, поняла?

— Да, сестра Регина, — кивнула девочка.

— В таком случае — пошли, пока эти ублюдки дверь не вынесли, — хмыкнула Оливия. Она криво улыбнулась, навела пистолеты на дверь и дважды выстрелила. За дверью раздался жуткий вой и непонятные выкрики, от которых у отца Джозефа дыбом встали волосы. Монахиня подошла к двери и ударом ноги резко её распахнула.

Весь коридор четвертого этажа был забит беснующимися одержимыми. Оливия, быстро осмотрев толпу, ехидно улыбнулась. Одержимые были взрослыми, ни одного ребенка не наблюдалось. Наоборот, помимо работников приюта, в толпе были и бродяги, и знакомый Оливии охранник, чьи глаза тоже залила тьма. Ругнувшись, монахиня снесла голову ближайшего одержимого, который отвратительно лязгал удлинившимися клыками, а потом медленно двинулась вперед, напевая под нос какую-то песню.

Регина шла рядом с ней и методично выкашивала рискнувших броситься на нее, раз за разом нажимая на курок тяжелого девятьсот двадцатого Кольта. Пули разносили головы одержимых вдребезги, с влажным хлюпаньем, но монахиня все же старалась стрелять по ногам. Зато Оливия себя ни в чем не ограничивала. Оливия шла вперед с улыбкой и лишь изредка пряталась за спину Регины, чтобы перезарядить оружие, после чего снова возвращалась на позицию. За ними, пригнувшись, резво семенил отец Джозеф, держа за руку Кэти. Глаза священник устремил в пол, побелевшими губами отчаянно тараторя молитву и изредка вздрагивая от выстрелов. Одержимые корчились, но подойти ближе не могли, словно какая-то неведомая сила отбрасывала их от разъяренных монашек. Однако процессия остановилась, когда впереди возникла дверь на лестницу, у которой стояла высокая фигура в темном платье. Лицо незнакомки скрывал капюшон, но руки, которые выглядывали из рукавов, человеку явно не принадлежали. Существо коротко рыкнуло, и все одержимые отлетели к стенам, после чего раздался тихий смешок. Ехидный, сухой и жаркий.

— Как это мило, — со странным акцентом произнес женский голос. Оливия закатила глаза к потолку и ехидно поджала губы, когда незнакомка скинула капюшон и глазам монахинь предстала красивая женщина с копной рыжих волос, которые словно жили своей жизнью и состояли из жидкого пламени. — Сами пришли в мои ручки.

— Не кривляйся, а, — буркнула Оливия, пользуясь моментом и перезаряжая оружие. — И не вертись. У меня и так голова кругом, вдруг раню тебя, а не убью.

— Орден святой Ангелины еще жив. Прекрасно, — женщина словно не заметила угрозу в голосе Оливии и медленно направилась в её сторону, покачивая бедрами. Её лицо было красивым, но эта красота была злой и грешной, а черные глаза пылали дьявольским пламенем, когда женщина смеялась. Зубы её тоже мало походили на человеческие. Это были натуральные звериные клыки, длинные, острые и пожелтевшие от старости. Отец Джозеф в какой-то момент сконфуженно покраснел, когда понял, что завороженно смотрит на большие, колышущиеся груди незнакомки. Тщетно он старался убрать взгляд, а естество буквально пылало от раздирающего мужчину желания. — Кажется, кто-то хочет испить молока из моих грудей?

— А, ты про этого, — кивнула Оливия. — Чего тут удивляться, когда ты сиськами вертишь перед носом праведника. Не вертись, пожалуйста. Руки трясутся от гнева.

— Ты всерьез думаешь, что сможешь меня убить? — рассмеялась женщина, разводя руки в стороны. — Давай. Попробуй.

— С радостью, — Оливия прицелилась и выстрелила, но пуля прошла сквозь голову женщины, словно через туман. Красивое лицо подернулось рябью, а затем на нем появилось ехидно-обиженное выражение.

— Ах, как неловко. Не получилось, прости.

— Ты еще не обрела физическую форму, Луксур.

Отец Джозеф попятился, когда до него дошел смысл сказанного и, закрыв глаза, вернулся к молитве. Оливия с сожалением опустила пистолеты и показала идущей женщине язык.

— Ну и какого хрена ты сюда приперлась, мать твою? В Аду не сидится?

— Слишком жарко. Слишком душно. Слишком скучно, — лениво ответила женщина, ласково касаясь дрожащих от нетерпения одержимых. Те слабо повизгивали, когда их касалась её рука, и блаженно вздыхали, провожая её преданным взглядом. — Этот приют даст мне тело, сестра. А ты позволишь моему духу проникнуть в него. Жаль, что выбор невелик. Я бы предпочла роскошное тело, подходящее мне по статусу.

— То есть, тело старой проститутки, которая сдохла от того, что свалилась в канаву и сломала себе шею? — уточнила Регина. — Ты права. Подходящего нет. Поэтому мы с радостью отправим тебя обратно, пока не появится подходящее.

— Вы еще не поняли, глупышки? Я уже в стадии перехода, — рассмеялась демонесса, злобно скрежетнув зубами. Оливия обернулась и влепила себе ладонью по лбу, когда увидела, что Кэти, не мигая, смотрит на Луксур. Глаза девочки медленно наливались тьмой, а дыхание стало холодным и прерывистым. — Останови меня, сестра. Убей девочку. Что? Не можешь? Или не хочешь?

— Не могу. Пока не могу, — буркнула Оливия. Демонесса подошла почти вплотную и жадно обнюхала монахиню. — А вот это невежливо. Я, между прочим, малость вспотела, пока твоих ублюдков отправляла домой.

— Сладкая плоть, благословленная Им, — манерно прошипела Луксур, касаясь щеки Оливии когтистой лапой.

— А ну убери от меня свои пиодермические пальцы! Я понятия не имею, куда ты там совала их и что трогала, — взвилась монахиня, наставляя на Кэти пистолет. — Еще шаг, и я снесу ей голову.

— И попадешь туда, где тебя заждались, — улыбнулась демонесса. — Очень заждались, сестра.

— Чтоб тебя фараоновы жабы скопом отмудохали, — вздохнула Оливия и, переглянувшись с Региной, слабо улыбнулась. — Я должна это сделать.

— Знаю, — ободряюще улыбнулась высокая монахиня и направила на Луксур пистолет. — Когда ты сделаешь это, я тоже буду готова.

— Вы не можете, — изумленно бросила блудница, гневно кривя губы. — Это грех, а вы не имеете права грешить.

— Ну не надо тут нести, блядь, херню, — поморщилась Оливия. — Каждый имеет право выбора. Лучше уж нагрешить, чем позволить тебе проникнуть в наш мир. Заебешь же всех до смерти своей болтовней и ненасытной жопой.

— О, да. А перед этим поставлю всех на колени и заставлю себе отлизать… — демонесса вдруг замолчала и резко обернулась. Замолчали и монахини, уставившись на худощавого мужчину, который стоял возле двери, ведущей на лестницу, и лениво подбрасывал в воздух золотую монетку.

Он был одет в светло-серый костюм и начищенные до блеска лаковые туфли. Лицо мужчины было вполне обычным: длинный нос, тонкие губы и черные глаза, как и у самой демонессы. Он удивленно вскинул бровь, когда понял, что на него смотрят, и, вежливо улыбнувшись, подошел ближе. Оливия и Регина молча переглянулись, когда увидели, что одержимые кланяются незнакомцу, но тот их в упор не замечал.

— Простите, не хотел мешать. Такие прелестные обзывательства. Заслушаешься, — вежливо произнес он, улыбнувшись монахиням, и повернулся к Луксур, у которой слова застряли в горле, а на лице застыла маска неприкрытого изумления. Незнакомец шутливо погрозил демонессе пальцем и, поймав монетку в кулак, спрятал её в нагрудный карман. — Итак. Вы закончили?

— Не совсем, — настороженно ответила Оливия, поднимая пистолет на уровень глаз. — Ты, блядь, кто такой и какого хера вылез из Ада? Хотя, плевать. Постой в кустах, рояль, сейчас с этой жабой разберемся и тобой займемся.

— Вижу, что закончили, — вновь улыбнулся мужчина. Он нахмурил брови, когда посмотрел на Кэти, в чьих глазах плескалась тьма, а потом вздохнул и резко вцепился демонессе в горло, заставив Оливию открыть рот от удивления. Та зарычала и на миг приняла истинный вид, от которого замерло сердце в груди отца Джозефа, рискнувшего открыть глаза. Он увидел, что в руках странного мужчины извивается клубок ядовитых змей, формой напоминающий женщину, а вместо головы у нее была огромная пасть без каких либо глаз. Мужчина даже не шелохнулся, когда клыки Луксур впились ему в руку. Наоборот, он мягко рассмеялся и поджал губы. — А вот кусаться — это плохо. Плохая девочка. Плохая.