— Готово, — пыхтя, сказал он, оглядывая полку. — Мих, глянь из коридора, не сильно палится?

— Не, все нормально, — ответил я, с нескольких ракурсов пытаясь разглядеть Жабу. Естественно, я его видел, но старался смотреть, как проводник. — Ногу подтяни, братан.

— Норм? — глухо ответил Жаба и затаился, когда я кивнул.

— Провожающие, выходим, — замученная жизнью проводница с отвисшей до пупка грудью лениво проверила билеты Кира и Ирки и мотнула головой в сторону выхода. Мы с Олегом подмигнули друзьям и покинули вагон. И спустя минуту неслись на всех парах к соседнему перрону, откуда отходила собака (электричка) в Авдеевку. Поезд Кира и Ирки (и спрятавшегося Жабы) отходил только через пятнадцать минут, поэтому времени у нас было с запасом. Главное не опоздать на собаку.

Мы влетели в собаку как раз вовремя. Двери с бешеным стуком закрылись, чуть не отхватив Балалаю ногу. Он повалился на меня и заржал. Я тоже не сдержал смех. Но веселье прекратила тетка в оранжевой жилетке, вошедшая в тамбур.

— Билеты, молодые люди, — проскрипела она, обдав нас с Олегом вонью нечищеных зубов и чеснока.

— Забыли, тётенька, — честно сказал Балалай, придавая своему голосу знаменитую хрипотцу, от которой текли дамы всех возрастов. — Едем к маме домой. В Авдеевку. Боялись опоздать и бежали со всех ног. Лекарства вот везем…

— Ага, — поддакнул я, когда Олег вытащил из кармана упаковку димедрола. Но тетка лишь скучающе скользнула по ней взглядом.

— Ладно, — нехотя бросила она. — Лень вами заниматься. Увижу, что едете дальше Авдеевки, пизды дам.

— Не, тётенька. Мы выйдем. А пока тут постоим, — елейно улыбнулся Олег. Я тихо рассмеялся, когда тетка ушла. Пока все шло, как по плану.

В Авдеевке мы простояли десять минут на перроне, пока не пришел московский поезд. К тому моменту мы с Олегом переоделись в привычные нефорские шмотки и ждали, когда Кир отвлечет проводницу. Солёный не подкачал и, закурив, принялся втирать полусонной бабе что-то умное, проникновенно заглядывая в глаза и закрывая спиной нас, осторожно пробиравшихся внутрь. Кир дождался, когда мы войдем в вагон, и наконец-то отлип от проводницы, которая, кажется, только рада была, потому что счастливый вздох, наверное, услышал весь состав.

— Лезь наверх! — прошипела Ирка Олегу, стоя на стреме в проходе. Спящие люди на нас никак не реагировали. Только усатый мужичок-сосед гневно шевелил усами и поблескивал глазками со своей полки. Олег только успел спрятаться и закрыться сумкой, как в секцию влетел встревоженный Кир.

— Шухер, баба сюда идет.

— Блядь, — выдохнул я, морально готовый сдаться. Но мои друзья решили по-другому. Кир быстро размотал матрас на свободной полке, а Ирка пихнула меня на место и накрыла сверху одеялом.

— Молчи! — снова прошипела она, и я затаился. Чуть позже послышался шорох и знакомый голос проводницы, звучащий глухо.

— Поезд отправляется, — скучающе произнесла тётка. — Все на месте?

— Ага, — ответил ей Кир. — Покурили у поезда, и все. Куда тут ходить? Глушь же.

— Глушь не глушь, а зайцы бывают, — туманно сострила проводница и спросила: — А это кто лежит?

— Так вы в Москве еще билеты проверили. Дембель вроде, — нагло соврала Ирка. Я почувствовал её бедро. Не иначе подруга закрывала меня, как и Кир. — Он уснул сразу. Сказал не будить до Москвы.

— Так это… — раздался незнакомый голос, и я услышал, как Кир проворчал что-то ругательное. — А хотя не… показалось.

— Показалось, — буркнула проводница и громко повторила: — Поезд отправляется, кто отстал, домой пешком идет!

— Показалось тебе, пидор? — зло бросил Кир, когда тётка ушла. Я понял, что он обращался к усатому мужичку. Тот, видать, захотел быкануть, но увидев рожу Солёного, передумал. — Сиди, нахуй, тихо, а то я тебя ебну и в сортире на рельсы спущу. Гондон, блядь. Тебя колышет, кто там и что? Нет? Вот и съебись!

— Совсем молодежь распоясалась, — проворчал мужик и заткнулся. Я пролежал еще полчаса под одеялом, прежде чем мне разрешили вылезти.

— Ну все, — усмехнулась Ирка, доставая из сумки бутылку водки. — Едем.

— А верхней полке? — оживился Балалай, услышав бульканье.

— А верхняя полка хуй сосет, родной, — пропел Кир. — Лежите там. Вдруг тётка опять решит пройтись.

— Ну стакан хоть! — возмутился Олег, и его поддержал Жаба, который наверняка весь затек и сейчас безумно хотел размяться.

— Ладно. Дай им малость, — разрешил Кир и хлопнул меня по плечу. — Ну, вроде все получилось.

— Угу. Теперь бы не спалиться, — я кивнул в сторону нахохлившегося мужичка, но Кир махнул рукой.

— Забей, братан. Он вякнуть не успеет, как я его вырублю, — и показал мужичку кулак. Тот шмыгнул носом, проворчал что-то под нос и, отвернувшись, сделал вид, что уснул.

Ночью мы еще несколько раз прятались от проводницы, когда поезд делал остановки. Пожалев Олега и Жабу, я занял их место на багажной полке, а они перебрались к друзьям вниз. Хозяин нижней полки так и не появился, но оно и понятно. У толчка ехали только те, кому кровь из носу надо было попасть в пункт назначения и других мест не было.

В итоге, выпив свою порцию водки, я блаженно уснул наверху, укутавшись в сумки и косухи друзей. А когда проснулся, скрюченный, с затекшими конечностями, то увидел широкую улыбку Кира, чье уродливое лицо светилось радостью.

— Москва, братка. Доехали, — хмыкнул он, помогая мне спуститься.

Теперь мы не прятались от проводницы. Незачем было. Остановок до Киевского вокзала не предвиделось, останавливать ради нас поезд никто не собирался, да и сама проводница наверняка давила ухо в своей каморке, забив хуй на пассажиров, которые потихоньку начали собираться.

Ирка с Жабой устроили рейд по вагону, собирая остатки еды, и скоро мы спешно завтракали половиной вареной курицы, растекшейся жирной колбасой и холодными вареными яйцами, которые Кир спиздил у нашего усатого соседа, пока тот спал. От выпитого немного шумела голова, но я был рад. Мы в Москве, вечером концерт, а впереди целый день, который можно провести с друзьями.

— Чо, куда пойдем? — спросил Олег, когда мы доели курицу и лениво прихлебывали горячий чай из пузатых стаканов. — Концерт по идее в семь вечера.

— А где? — спросил я, покраснев.

— Ну даешь, — хмыкнул Балалай. — На Горбушке, конечно. Где ж еще?

— А, ну заебись, — кивнул Кир. — Погуляем, а часам к шести должны уже там быть. Ебал я в рот эти очереди, хоть и свои все, считай.

— Тогда на Арбат погнали, — предложил Жаба. — Только бы пожрать где-нибудь перед этим…

— Ты, бля, курицу ужертвовал почти единолично, — возмутилась Ирка, но потом рассмеялась, увидев, что Жаба напрягся. — Забей. Шучу я.

— Мамка говорила, что в Москве есть пельменная охуенная, — подал я голос. — Совковая еще. Со столиками, за которыми стоять надо. Не думаю, что там сильно дорого по деньгам.

— Адрес есть? — спросил Кир. Я кивнул. — Тогда сначала туда, а потом на Арбат. А то Жаба с голоду помрет. Как мы без него угорать-то будем?

Москва встретила нас гулом, бегущими прохожими и холодной погодой. Но мы, разгоряченные бухлом, сильнее закутались в косухи и почти бегом помчались к метро, чтобы с Киевского вокзала доехать до Маяковки, где находилась та самая пельменная. Правда, на месте нам пришлось немного постоять в очереди, выслушивая до кучи развонявшегося Кира, но когда мы наконец-то заняли один из столиков и нам принесли пельмени с водкой в запотевших стаканах, Солёный неожиданно смилостивился.

Конец ознакомительного фрагмента