Рот Кейт слегка приоткрылся. В глазах застыл страх и нечто вроде благоговения.

Калеб стащил шляпу и пошел навстречу, сделав знак своим людям следовать за ним.

Они потащили Кейт за собой.

Она не сводила глаз с воинственного герцога, напрасно выискивая какие-то признаки мягкости, но от него исходила только безжалостная сила. Высокий, темный, опасный, воплощение зла…

Очевидно, он только что приехал. Густая, растрепанная ветром черная грива была собрана сзади в косу. Она продолжала изучать его. Темная, завязанная на шее ткань весьма отдаленно напоминала галстук. Широкая белая сорочка была полурасстегнута, черный жилет туго обхватывал стройный торс. Черные бриджи для верховой езды забрызганы водой и грязью, на лезвии неизвестного оружия играли красноватые отблески.

Кейт изнемогала от ужаса. На вид ему было лет тридцать пять. Густые темные брови, над левой — шрам в форме молнии. Вопреки моде лицо сильно загорело, словно он годами жил в теплых странах. Нос был широкий, но прямой, по обеим сторонам губ тянулись глубокие канавки, придававшие ему мрачный вид.

Глаза были воистину пугающими.

Стальной цвет, неумолимый взгляд, в котором плескалась подозрительность. В глубинах сверкало едва скрытое бешенство, которое, как она поняла, вот-вот обрушится на контрабандистов — а может, и на нее — еще до того, как кончится ночь.

Боже милостивый, он может легко убить ее! Такой огромный, настоящий великан, со стальными руками и плечами, подобными корнуолльским холмам. Он так силен, что может поднять лошадь, а макушка Кейт едва достает до середины его могучей груди.

Неудивительно, что контрабандисты так перепуганы, несмотря на похвальбу Калеба. Уоррингтон обладал впечатляющим сложением завоевателя и властью аристократа, почти равной королевской.

Она пыталась отступить, но герцог уже подошел совсем близко и окинул ее откровенным взглядом.

— Что это? — спросил он, кивком показав на нее.

Она принялась вырываться, пытаясь сбежать, но ее остановили.

— Подарок, ваша светлость, — с деланным добродушием пояснил Калеб.

Ее подтащили еще ближе, и сейчас герцог напоминал хищного волка, готового броситься на добычу.

— Подарок… — задумчиво повторил он.

Калеб, весело улыбаясь, подтолкнул девушку к нему.

— Да, сэр. Знак нашего почтения, чтобы приветствовать вас в Корнуолле, после стольких лет! Какая красотка, верно?

Герцог долго молчал, пристально осматривая ее, прежде чем тихо обронить:

— В самом деле!

Захваченная его взглядом, Кейт не могла пошевелиться. Хорошо еще хоть дышать не забывала!

Калеб нервно рассмеялся. Другие подхватили смех, но Уоррингтон почти их не заметил. Его внимание было целиком сосредоточено на Кейт.

— Весьма предусмотрительно, Дойл, — пробормотал он, отмечая, как холод подействовал на некоторые участки ее тела.

Его наглый взгляд уничтожил последние ростки надежды на то, что он откажется участвовать в преступлении.

Она для него всего лишь товар…

— Мы подумали, сэр, что она вам понравится. И принесли еще несколько залогов нашего почтения. Покажите ему, да поскорее!

Его люди немедленно поднесли герцогу ящик лучшего бренди и набор дорогих сортов табака.

Но он едва глянул на подношения. Глаза похотливо горели. Кейт не знала, как ей держаться. Ни один мужчина до этой минуты никогда не смотрел на нее так, словно хотел проглотить.

Взгляд Уоррингтона скользнул по все еще влажным волосам, ножкам в одних чулках.

В эту секунду она так и не успела понять, что прочитала в этом пронизывающем взгляде, кроме сосредоточенности шахматного игрока, участвующего в сложной партии.

— Надеюсь, подарок вполне достойный, ваша светлость? — деликатно осведомился Калеб.

Герцог ответил зловещей улыбкой, куда более действенной, чем опий.

— Что же, скоро мы выясним, — усмехнулся он и, так и не отрывая от нее взгляда, велел молчаливому стражнику: — Отведи ее в мою спальню.

Глава 2

Кейт ахнула, когда двое черных стражников взяли ее под руки. Она снова попыталась вырваться. Будь оно все проклято!

— Отпустите меня! — завопила она, слегка запинаясь.

— Что-то не так? — осведомился герцог, раздраженно оглядываясь.

— Нет, сэр, — испуганно ответил стражник, снова вцепившись в ее локоть.

— Не трогайте меня! — Кейт снова вырвалась, но покачнулась и едва не упала.

— Иди наверх и жди меня! — приказал герцог.

Кейт остановилась, застигнутая врасплох бархатистыми интонациями его низкого голоса. На мгновение она забыла свой гнев: пораженная обещаниями наслаждения в его серых глазах, она стояла неподвижно, вновь подпав под действие зелья.

Влечение. Возбуждение.

Фатальное очарование этим человеком держало ее в тисках. Он, несомненно, красив, но остается для нее совершенной загадкой. Той, которую ей неожиданно захотелось решить. Подобная одержимость нападала на нее, как всегда, когда она искала скрытые ответы. Дерзкая жажда попробовать на вкус эти губы бушевала в крови. Она словно смотрела на себя со стороны и видела степень собственного безумия. Безумия, которое она не в силах контролировать. Господи Боже, дьявольская настойка едва ли не заставила ее желать собственного падения! Как все это унизительно!

В то же время она видела в его глазах удовлетворение. Словно он давно привык к тому, что женщины его желают. И эта гордыня пробудила в ней непокорность.

Как он смеет так воздействовать на нее? Кем он себя вообразил, наглое животное? Прилив целительного гнева привел ее в чувство, но едва она сумела отринуть странный приступ похоти, слова Калеба прозвучали в мозгу.

«Держи язык за зубами. Делай, как он велит».

Кейт подавила тихое рычание. Легче сказать, чем сделать, но по крайней мере к ней вернулся инстинкт самосохранения.

Учитывая тот факт, что гордость Уоррингтона, похоже, больше самого замка, она вдруг поняла, что будет глупо отвергнуть этого человека в присутствии его людей. Только последняя дура даст ему предлог наказать ее. Не стоит ухудшать и без того ужасное положение.

— Паркер? — позвал он тоном мученика.

— Да, ваша светлость, простите, сэр.

Стражник справа, очевидно, тот самый Паркер, вновь взял ее за руку:

— Пойдемте, мисс. У его сиятельства дела с этими парнями.

Кейт больше не пыталась сопротивляться, понимая, что силы неравны. Как только они уйдут с глаз Зверя, ей, может быть, удастся удрать.

Они прошли под аркой под галереей менестрелей к каменной лестнице. Сквозь высокий витраж на повороте лестницы светили звезды. Хотя мозг, все еще был затуманен, Кейт все же попыталась найти уловку, которая помогла бы ей ускользнуть от стражников.

— Мне… мне плохо, — выдавила она.

— Только посмей сблевать на полы, — остерег Паркер. — Терпи, гардероб [Ранее туалет назывался гардеробом. Туда вешали одежду, поскольку запах мочи отпугивал моль. — Здесь и далее примеч. пер.] рядом.

— Гардероб? — промямлила Кейт.

Они добрались до верхнего этажа. Паркер снял фонарь с крюка в стене и вручил ей:

— Возьми с собой. Да смотри не свались в ров!

Он открыл дверцу, и Кейт едва не задохнулась: запах был омерзительный.

Прикрыв ладонью рот и нос, она яростно затрясла головой и отступила.

— Ни за что.

Стражники рассмеялись.

— Это прояснит твою голову, маленькая шлюшка, — фыркнул второй.

— Не трогай ее, Уилкинс, она не по своей воле. Пойдем. Если тебя не тянет блевать, в спальне есть ночной горшок.

Собственно говоря, до этой минуты Кейт не тошнило, но ужасающая вонь гардероба на время затмила все мысли о бегстве.

Донельзя счастливая, что снова может дышать свободно, она почти не заметила, как ее повели в противоположном направлении. Но прежде чем в голову пришла очередная идея побега, снизу раздался такой рев, что казалось, стены вот-вот рухнут.

— Как посмели вы ослушаться? Разве я не достаточно ясно выразился?!

Кейт застыла как вкопанная. Потом, немного овладев собой, оглянулась в сторону лестницы и побелела.

— Тратить мое время… так опозорить мое имя… Идиоты! Следовало бы повесить всю вашу шайку!

Стражники обменялись встревоженными взглядами, и Паркер ворчливо приказал ей не медлить. Ее протащили по темному коридору и остановились у массивной темной двери.

Один открыл ее, другой втолкнул туда Кейт.

— Устраивайся поудобнее.

Кейт споткнулась, но не упала.

— Погодите! Вы не можете оставить меня здесь.

— Простите, мисс, приказ. Скоро придет его светлость.

— Но я не…

Они захлопнули дверь перед ее носом.

— Эй!

— Эта дурочка разговаривает сама с собой, — хмыкнул Уилкинс.

— А, не наше это дело.

Услышав, как поворачивается в скважине ключ, Кейт рванулась вперед, налегла на дверь и принялась в нее колотить.

— Вернитесь! Вы не понимаете! Пожалуйста! Мистер Паркер! Выпустите меня!

Тишина.

Они уже ушли?

Она быстро встала на колени и всмотрелась в замочную скважину.

Темнота. Слышались только размеренные шаги удалявшихся стражников.

— О Боже, — прошептала Кейт.

И только тогда она заметила, что комната, в которую ее привели, восхитительно теплая. Чувствуя, как отходят ее онемевшие ноги, она подняла голову и потихоньку отползла от замочной скважины. Сладостное тепло постепенно распространялось по замерзшему телу; Кейт осторожно повернулась и оглядела комнату герцога.

К ее удивлению, здесь оказалось не так уж плохо. Ничуть не похоже на тюремную камеру. И она не увидела ни одного орудия пытки. Никаких луж крови на полу. Жизнерадостный огонь в очаге отбрасывал веселые отблески на обшитую темными панелями комнату, отчего она казалась неожиданно уютной.

Огонь завораживал ее. Притягивал. И она пошла к очагу по толстому ковру с затейливым узором. И не остановилась, пока не встала на согревшиеся сланцевые плиты, благодарно вздыхая, когда жар стал распространяться по ногам через замерзшие ступни. Тепло. Наконец!

Обхватив себя руками; она глянула на кожаное кресло, стоявшее перед камином. На сиденье было небрежно брошено роскошное белое меховое покрывало.

Против такого соблазна устоять невозможно!

В следующую секунду она свернулась клубочком в кресле, залезла под покрывало и сказала себе, что, как только согреется, соберется с мыслями и найдет способ сбежать.

При мысли о побеге в этот жестокий холод ей захотелось плакать. Но пока что ей необходимо несколько минут, чтобы восстановить силы.

Сейчас она придумает план…

Она не понимала одного: именно холод не давал ей заснуть и удерживал на грани сознания, именно холод сдерживал действие опия. Тепло, благословенное тепло убаюкало ее.

Шло время… Она неожиданно встрепенулась, только сейчас осознав, что заснула.

Несчастье!

Рассерженно отбросив покрывало, Кейт, с сильно колотящимся сердцем, немного помедлила, глубоко вздохнула и представила, какой ужас ожидал бы ее, если бы она не пришла в себя.

Господи, что ей делать? Как бы он ни был красив, она не позволит этому человеку взять ее силой!

Не зная, сколько времени прошло, она огляделась в поисках часов и впервые увидела гигантскую кровать, прятавшуюся в полутьме в дальнем конце комнаты.

Кейт долго смотрела на резные, почерневшие от времени столбики и алые бархатные занавески. По ее спине пробежал холодный озноб. Вот оно, место ее бесчестия. Но даже сейчас ее инстинктивно тянуло туда. Кровать герцога была самим воплощением теплой, роскошной мягкости и безопасности. Подушки, одеяла — все манило ее, обещая несказанные наслаждения.

Нет. Она не настолько слаба.

Кейт снова повернулась и покачала головой.

Усилием воли игнорируя кровать, она снова опустилась в кресло и завернулась в покрывало, все еще обещая себе, что через минуту поищет выход, но посмотрела в огонь и пляшущие языки скоро заворожили ее. Все остальное потеряло смысл. Комната пьяно покачивалась, воскрешая детские воспоминания о прошедших, самых счастливых, днях ее жизни, когда она жила на борту отцовского корабля.

Разрывающая сердце волна ностальгии нахлынула на нее. Слабо улыбнувшись, она вспомнила, как отец позволял ей стоять на носу и изображать боцмана. Он подсказывал ей слова команд, и она повторяла их, крича пронзительным детским голосом: «Эй, вы там, бездельники! Все на мачты! Поднять паруса!»

Странно, что мысли об отце позволяли даже сейчас чувствовать себя в безопасности. Как плохо, что он умер и не может ее защитить! Она совсем одна!

Как обычно.

«Нужно встать. Убраться отсюда, пока не заметили. Поспеши. Найди выход до того, как придет он…»

Она попыталась подняться, но тело налилось свинцовой тяжестью. Мир грез поманил ее, и на этот раз всерьез.

«Еще минуту, — молило угасающее сознание. — Только минуту. Я всего лишь прикрою глаза…»

Роэн Килберн, герцог Уоррингтон, посчитал, что ясно высказал свое недовольство. В парадном зале все еще звенели отзвуки его гнева. Но черт побери, это безобразие привело к потере драгоценного времени.

Как один из лучших убийц ордена, облеченных высокими полномочиями, он горел желанием немедленно лететь в Лондон, чтобы начать охоту за опаснейшим членом совета прометеанцев, Дрезденом Бладуэллом, которого заметили в городе.

И что всего хуже, лучшие агенты ордена были захвачены.

Пока Дрейк остается в руках врага, есть опасность, что станут известны имена членов секретнейшего ордена Михаила Архангела.

К несчастью, пока ничего нельзя сделать.

Недавнее кораблекрушение — дело рук его арендаторов — произошло вблизи его прибрежных владений. Следовательно, это его проблема.

И вот теперь ему приказано не возвращаться, пока шайка контрабандистов не будет приведена к повиновению. К счастью для Калеба Дойла и его разношерстных сообщников, контрабандисты все еще служили передаточным звеном для тайных сообщений между членами ордена.

Многие годы герцоги Уоррингтоны и местные контрабандисты жили в мире и тайном союзе. Роэн, как и его отец, брал с жителей деревни низкую арендную плату и смотрел сквозь пальцы на сделки контрабандистов с черным рынком: в разумных пределах, конечно.

За это старый Калеб Дойл, нынешний вожак шайки, старался, чтобы все зашифрованные послания ордена доставлялись в иностранные порты так быстро, как позволяла скорость ветра, несущего судно. При этом лишних вопросов не задавалось.

Смелые и готовые на все капитаны контрабандистских судов воистину обладали талантом ускользать от таможенников. Учитывая то, что у членов совета прометеанцев в каждом европейском порту были шпионы, контрабандисты были крайне полезны. Они могли побывать в любой гавани без ведома врага.

Конец войны против Наполеона, однако, ознаменовал начало свободной торговли, прикрыв доходный черный рынок, двадцать лет кормивший контрабандистов и их семьи. Дьявол их побери! Сколько раз он предупреждал этих глупцов не проматывать заработанные нечестным трудом денежки! Уговаривал откладывать на черный день! Но кто его слушал?

Конечно, никто. Мало того, несколько месяцев назад они окончательно взбесили его, попросив еще денег.

Он ответил сухим письмом и решил, что на этом все улажено. Но очевидно, ошибся. Жадность, амбиции, отчаяние подвигли непокорных арендаторов переступить установленные им границы.

Оказалось, что их деятельность привлекла внимание береговой охраны, и теперь только Уоррингтон стоял между контрабандистами и эшафотом.

Что же, закон есть закон. Если он не призовет их к порядку и не приведет к повиновению своими методами, разразится публичный скандал, а орден этого не потерпит.

Здесь веками существовал старый морской трюк, который английские контрабандисты проделывали артистически. Ловко имитируя сигналы маяка с помощью больших фонарей, они заманивали ничего не подозревающих моряков на острые скалы, где корабль разбивался. Тогда местные жители выбегали на берег, грабили все, что было вынесено волнами, а потом садились в шлюпки, добирались до обломков кораблекрушения и довершали начатое, унося все, что можно.

Деяние было жестоким, бесчеловечным и, конечно, незаконным.

Шагая вдоль ряда выстроившихся перед ним оборванцев, он сурово огладывал каждого. В руке по-прежнему была зажата причудливая шпага, которой он размахивал с таким же небрежным изяществом, как щеголь — тростью.

Роэн остановился перед неуклюжим громилой по прозвищу Бык, и потеющая гора мышц опустила глаза и поежилась.

— Сколько раз я остерегал вас от подобного рода вещей? — продолжал Роэн. — Я провел границы и требовал их не переступать, и все же у вас хватило наглости ослушаться моих приказов! И тогда…

Он хрипло рассмеялся, и от этих звуков многие подскочили. Остановившись в конце ряда, он развернулся.

— Да еще привели мне какую-то пьяную шлюху, как будто это поможет заслужить мое прощение! Не поймите меня неверно: она довольно хорошенькая, и я вволю ей попользуюсь, — но если вы считаете, что готовая на все потаскуха и несколько бутылок приличного бренди все уладят, значит, не понимаете серьезности ситуации. Существуют такие вещи, как последствия, джентльмены, — добавил он и снова окинул их свирепым взглядом, хотя, по правде говоря, скорее изображал гнев, для устрашения.

Те, кому довелось видеть его в ярости, не доживали до того, чтобы рассказать об этом.

— Самое забавное заключается в том, что вы искренне считали, будто я ничего не узнаю. Ах да! Предполагали, что я все еще за границей. Но, как выяснилось, вы ошиблись.

Несколько месяцев назад он вернулся из Неаполя, после выполнения весьма неприятной и кровавой миссии.

Конечно, контрабандисты ничего об этом не знали. Он никому не объяснял причин своих долгих поездок. Пусть делают свои выводы. Они предполагали, что господин путешествует в поисках новых удовольствий и новых женщин.

Возможно, в этом была крупица правды, но должен же мужчина хоть иногда расслабиться, тем более что он почти постоянно находится в напряжении.

— Я был в своем лондонском доме, когда мне нанес визит высокий чиновник береговой охраны. Он и просветил меня насчет проделок моих арендаторов! О да, они все о вас знают! — резко сообщил он. — Из уважения к пэру королевства он счел нужным предупредить меня о скорой облаве на вашу деревню. Сразу было понятно, что он жаждет крови.

Контрабандисты обменялись встревоженными взглядами.

— Всем известно, каким шипом была ваша банда в боку береговой охраны. Теперь получилось так, что у них есть свидетели: команда торгового судна, которое вы потопили.

— Но, ваша светлость!..

— Молчать!

Контрабандисты в страхе притихли.

— Не желаю слышать ваши извинения! — прогремел он. — Если хотя бы один матрос утонул, я не стал бы вмешиваться, чтобы спасти ваши жалкие шкуры! Кстати, я упоминал, что береговая охрана вознамерилась арестовать ваших жен. Да и старших сыновей тоже. Ни для кого не тайна, что в организации подобных кораблекрушений зачастую участвует вся деревня. Однако… — он снова зашагал вдоль ряда, — учитывая, что все были спасены, я сумел подкупить чиновника кошельком золота. И тот разрешил мне самому разделаться с вами. Соглашение наше заключается в следующем: я выдаю ему тех, кто все это затеял. Им одним грозит наказание, но за это пощадят остальных.

Послышались дружные облегченные вздохи.

— Джентльмены, я знаю вашу великую традицию защищать друг друга и слышал о кодексе молчания. И хотя я восхищаюсь вашей преданностью, теперь, с окончанием войны, времена изменились. Береговая охрана больше не следит за передвижениями Бони [Прозвище, данное англичанами Наполеону.]. Теперь у них развязаны руки и они могут сосредоточиться на вас.