Геннадий Иванов

Методы психотерапии. Как лечить страхи и детскую психосоматику

Выражаю особую благодарность журналисту Федору Григорьеву за критику и интеллектуальную помощь при создании этой книги.

Введение

Встретились два психиатра, не виделись со времен учебы в университете. Первый говорит:

 А какой у тебя был самый странный пациент?

 У меня был больной, который жил в придуманном мире. Он считал, что у него есть дядя в Америке, который собирается оставить ему огромное наследство, и поэтому пациент постоянно ждал письма оттуда. Он никуда не ходил, сидел дома и ждал письма. Я его семь лет лечил! И когда уже почти вылечил, пришло это долбаное письмо!..

По следам Авиценны

Попробую преодолеть налет суетности в теории гипноза, обратившись к практической стороне лечебного дела.



Проблема любого профессионала, особенно хорошего, в том, что его сознание деформировано и в принципе не способно воспринимать новую информацию в той области, в которой он специалист. Есть, конечно, исключения из этого правила, но в целом его надо принимать как норму. Вообще в медицине консерватизм — этический фундамент.

Я не хочу сказать, что врачи плохие, но я уверен, что материалистическое мировоззрение (преодолеть которое — проблема в медицине) сильно препятствуют надлежащему освоению лекарского дела. Потери, на мой взгляд, составляют не менее трети от тех возможностей, какими обычно владеет практикующий врач, если он использует в своей работе гипноз. Так что моя книга — это и обращение прежде всего к молодым специалистам, свободным от предубеждений.

Кстати, негативный образ суггестивных практик в медицинских кругах вызван прежде всего путаницей, которую привнесли сами гипнотизеры. Стремясь представить свою работу наилучшим образом, они получили обратный эффект, потому что слишком много и не всегда оправданно пользовались новыми и наукообразными терминами. Даже само название «гипнотерапия» звучит не вполне корректно, потому что искажает суть предмета. Оставим в стороне спор специалистов, считающих, что природу соматических заболеваний можно объяснить естественно-научными (физиологическими и биологическими) причинами, и тех, кто полагает, что этиология многих патологий связана с головой и носит психогенный характер. Мы обратимся к подходу, который демонстрировал Абу Али Хусейн ибн Абдаллах ибн Сина, известный в миру как Авиценна. Он прославился в веках своими заявлениями об излечимости абсолютно всех заболеваний, что он и демонстрировал на практике. Самое интересное, что секрет ультимативного врачевания Авиценна не скрывал: «Слово. Растение. Нож».

Если отнестись к этой легенде серьезно (все-таки речь идет о человеке, действовавшем десять веков назад), то мы должны обратить внимание на детали. В частности, на то, что в завещании Авиценны было написано: впереди терапии и хирургии должна стоять психология. Вернее, то, что мы сегодня называем психологией — «ученьем о душе», хотя Авиценна имел в виду нечто иное: семантический характер человеческого целеполагания.

Семантика — буквенно-знаковые системы, которые воспринимают наши глаза и уши, по существу представляют собой код. Этот код запускает в нашем теле характерное возбуждение: учащенный пульс, расширенные зрачки, повышенное давление. Таковы симптомы совсем не медицинского явления, известного как впечатление.

Каждый из нас его испытывал, захлопнув книгу или выйдя из театра. Впрочем, семантика, будь то музыка или речь, вызывает специфическое возбуждение не всегда. Культурологи говорят об образе — это феномен восприятия того, чего нет в объективной реальности (материальной), но именно образ, созидаемый средствами семантики, дарит нам ощущение или впечатление, которое изменяет или дополняет нашу внутреннюю картину мира. Более того, другого способа получить корректировку стойких представлений (читай — убеждений) у нас нет.

Оказывается, непосредственное наблюдение предмета, действия или явления такого эффекта не дает. Во время визуального восприятия впечатление могут вызвать только поверхностные элементы. Когда же мы знакомимся с письменным или устным его описанием (поэтическое или публицистическое повествование), нас впечатляют вещи, которые глазу не видны. Историю с «Черным квадратом» Малевича помните? Как воспринималось бы ценителями искусства изображение геометрической фигуры, если убрать название картины? Этот пример показывает, как работает семантика.

В нашем общении с внешним миром семантика играет такую же роль, как полтора килограмма микроорганизмов в нашем кишечнике и желудке. Без посредства семантики мы не в состоянии воспринимать феномены, организующие нашу судьбу. Ведь, чтобы родился вектор целеполагания, нам надо почувствовать желание быть на кого-то похожим, а это чувство вызывает только образ, созидаемый средствами семантики.

Чем больше человек читает, тем богаче его мечты — проекции того будущего, которое его ждет. В 90-х годах прошлого века журналисты в Новосибирске провели анкетирование местных корифеев в различных отраслях, задавая им один и тот же вопрос: «Кем вы мечтали стать в подростковом возрасте?» Оказалось, 80 % ответов включали описание того состояния, которого опрашиваемые достигли на профессиональном поприще к моменту опроса. Иными словами, образ героя (литературного, киношного, народного), поразивший воображение ребенка, будет всю оставшуюся жизнь подсознательно вести его к цели, подсказывая жесты и поступки, которые бы кумир совершил, находясь в такой же ситуации.

Уберите впечатления из нашей жизни, и вы получите людей, реальность которых лишена эмоциональной окраски, а организм — болезней. Это были бы люди-овощи, живущие по 200 лет, взгляд которых приобретал бы осмысленность только при виде опасности. В том числе опасности не получить пищу. Впечатление (от «впечатать») — это феномен прямого сопряжения сомы с семой, в роли которой выступает образ — штрих-код, который оказывает одинаковое воздействие на всех людей (при условии, что они умеют читать или слушать).

Классификация образов включает в себя гигантские формы (образ мира) и микроскопические (меткое выражение, если оно отражает то, что «носится в воздухе»). Таким образом, даже обычное общение людей должно рассматриваться как неотъемлемая часть биохимических процессов контактирующих организмов. И чем выше эмоциональная составляющая, тем больший гнет испытывают наши внутренние органы.

При чем тут гипноз? Строго говоря, гипноз как физиологический феномен, хорошо и надежно регистрируемый аппаратным способом, тут ни при чем. Это лишь «смазка», позволяющая облегчить семантическую коммуникацию настолько, что ее скорость будет сопоставима со скоростью восприятия окружающей среды. Собственно, цирковой эффект гипноза, когда человеку из зала внушают галлюцинации, заключается в синхронизации этих двух процессов: в состоянии гипноза восприимчивость человека повышается в разы, и в этот момент у гипнотизера появляется возможность перехватывать у своего подопечного цепочки строительства материальной реальности (чем и занимается мозг каждый миг). Это всего лишь фокус — демонстрация гипнотического феномена, но мы можем на его примере наблюдать кинематику воздействия семантического кода (ведь гипнотизер в этот момент говорит) на организацию биохимических процессов в нашем организме.

Вообще гипноз как явление высшей психической деятельности человека обуславливает тот факт, что «человек есть животное общественное» (Аристотель). Царь или герой своей речью воодушевят свое сообщество на сверхусилие, и победа сделает это племя сильнее других. Иными словами — семантический код синхронизирует биохимические процессы толпы, на некоторое время превращая ее в единый организм — таран, который способен снести все на своем пути. Если посмотреть выступления Гитлера или почитать речи Плевако, то можно убедиться, что это не информация к размышлению, а пламенная проповедь — код, включающий в людях определенную поведенческую модель. И когда мы говорим об использовании гипноза в медицине, то мы говорим не о лечении. Гипноз всего лишь ускорит обработку лексем в голове пациента настолько, что каждое слово будет восприниматься как материальная действительность, чем и пользовался Авиценна, но только на биохимическом уровне.

Все, что я описал выше, испытывал каждый из нас. Другое дело, что пассивного согласия, что «все болезни от нервов», явно недостаточно, чтобы прийти к выводу о главенствующей роли слов (буквенно-знаковых систем) в той части эмоционально-образного мышления, которая закладывает судьбу (читай — содержание медицинской карты). Во всяком случае, мировая медицина очень неохотно сдает позиции под натиском идей словесного лечения. Погоду делают, конечно, фармацевтические корпорации, бюджеты которых сопоставимы с бюджетами немаленьких государств — им невыгодно лечение, которое влечет за собой закрытие производств. Это большая и серьезная проблема, надежно блокирующая развитие «науки о невидимом». И тем не менее эффект от применения гипноза настолько очевиден, что современный мир уже невозможно представить без гипнотерапии, пусть даже пока и на «окраинах» медицины.