Часть первая

КУРС — БЕЙДЕВИНД!

Глава 1

СЕНТЯБРЬ 2009 ГОДА

Гражданин цедил пиво с таким видом, что мне нехорошо становилось, неприятно. Точно ему в бутылку ослиной мочи налили. А пиво-то недешевое, я себе такое не позволяю. Даже когда в ЖЭКе зарплату выдают.

От мысли о пиве во рту пересохло. Там и до этого сухо было, а теперь и подавно. И то сказать — сентябрь на дворе, а солнце шпарит, что твой июль. Одиннадцати нет, и уже пекло. В самый раз выпить чего-нибудь холодненького, если не пива, то хоть минералки.

Нет, о прохладительном и мечтать нечего. В кармане голяк, потому я и вышел на бульвар в неурочный час. Тару собирать нужно рано утром, пока наш брат дворник не заявился чистоту наводить. Или вечером, когда народ гулять вываливает, «тусоваться». Тусуются нынче все, и пацаны, и девчата, обязательно с бутылкой пива в руках. И хорошо, если ноль пять, а то и литровки пластиковые таскают. Не то что в наше время.

Этих, с литровками, я не люблю. И с банками алюминиевыми тоже. Стекло — самая лучшая тара. И для того, кто пьет, и для того, кто потом убирает. Пока что у меня в сумке позвякивали лишь три бутылки. Четвертая — у мужика. Только когда он ее допьет? Может, и не ждать? А пивко-то у него холодное, издалека видно, как бутылка вспотела. У меня от этого зрелища язык к небу присох.

Человек опять глотнул. И опять скривился. Да не мучайся ты так, дорогой, не пей, если не хочешь. Поставь аккуратно рядом с лавочкой и топай своей дорогой. Найдется кому убрать.

Я представил, как сажусь на его место. Наклоняюсь, тянусь рукой за бутылкой, что затаилась между ножкой лавки и урной. Неторопливо, будто свою, поднимаю. Пью. Хорошее прохладное пиво.

Когда-то допивать за другими я бы побрезговал. Не поверил бы даже, что такое возможно, если бы кто-нибудь рассказать взялся. Решил, что шутит или издевается. Да еще смотря кто рассказывал, а то и в морду двинуть мог, чтобы за базаром следил… Теперь не брезгую. Теперь многое по-другому стало. Потому как раньше я был Геннадий Викторович, учитель, уважаемый человек. Теперь — Генка-дворник.

Мужик посмотрел в мою сторону. Заметил, наконец, что его ждут. Ну, давай, давай, родимый, не хочешь оставлять, так допивай быстрее, освобождай тару. Нет мне никакого удовольствия на солнцепеке стоять. Не пьет. Вытаращился, словно у меня ширинка расстегнута. Чего пялишься? Одет я не по-парадному, так и что с того? Будний день, не воскресенье, не праздник какой. Не имеет права работяга по бульвару, что ли, пройтись? Надеюсь, на бомжа я не похож, на бандюгана отмороженного тем более. Хотя физиономия у меня… когда бреюсь, в зеркало смотреть тошно. А рот так и подавно лучше не открывать. Но это, мужик, опять-таки не твоего ума дело. Ты бы оттуда, где я зубы оставил, вообще живым не вышел.

Человек продолжал смотреть на меня не отрываясь. И я не выдержал. Мысленно сплюнул и отвернулся. Да пошел он со своим пивом и своей бутылкой! На этих копейках свет клином не сошелся. Ишь ты, чистенький весь из себя, интеллигентный!

Я успел сделать три шага, когда меня будто в спину толкнули:

— Гена?

Я оглянулся. И узнал!

— Радик?! Радислав?

Он уже поднимался со скамейки, спешил ко мне. А я не мог понять — как же я его сразу не узнал? Такой же худенький, шустрый. Он ведь и не изменился совсем, только без очков. Должно быть, поэтому и не узнал? И еще потому, что не на лицо смотрел, а на руку с бутылкой. Сколько же мы с ним не виделись?

Радость теплой волной окатила меня, будто само прошлое встретил. То, давнее, счастливое время, о котором я разрешаю себе вспоминать очень редко. То время, в котором были школа, и Светлана, и собственная квартира… и Ксюша была.

— Радик…

Мне так хотелось обнять его! Но нынешнее не позволяло забыть, кто я теперь. Даже руку протянуть не решился. А Радик всегда был застенчивый. Потому не поздоровались мы как следует. Стояли друг против друга, с ноги на ногу переминались, пока он не спросил:

— Ген, ты чего? Почему плачешь?

Плачу? Правильно, слезы на глазах. Я отмахнулся.

— Да не обращай внимания. Это я от радости, что ты живой и здоровый. Я ж тебя не узнал сразу — без очков.

— Да я их давно не ношу. Мороки с ними много, контактные линзы удобнее. Ты-то как? Выглядишь странно. Смотрю, ты или не ты? Сначала подумал — бомж бутылки собирает.

Если бы я умел краснеть, покраснел бы от этих слов. Стоял и не знал, куда деть треклятую сумку с позвякивающей тарой. Завадский мое замешательство понял.

— Ты что, со школы ушел? У тебя что-то плохое случилось?

Что он пристал — «случилось, случилось»? Ну, собираю бутылки, и что? Не ворую же!

— Да нет, Радик, все нормально, все путем. Просто не рассчитал с зарплатой. Немного.

— А ты где работаешь?

— Да здесь, рядом. В ЖЭКе… — я запнулся, — дворником. Да все нормально! Все образуется. Главное, ты живой и здоровый. Я ж подумал тогда…

— Гена, ты, наверное, сегодня не завтракал? — перебил он.

— А? Да я вообще не завтракаю…

— И не обедаешь?

Ой, как мне было стыдно! Почему — не знаю. Кем стал, через что пройти пришлось — не по моей ведь вине! Жизнь, подлая грязная сука-жизнь, так сложилась. И ничего я сделать не мог, как ни пытался. Потому и стыдиться мне нечего.

А вот ведь перед Радиком стыдно стало.

Он взял из моих рук сумку, подошел к урне, вытряхнул. Бутылки с громким звоном высыпались в зияющее жерло, скомканная сумка полетела следом. Я молча проводил их взглядом. На миг кольнула досада, — деньги пропали!

— Слушай, а пойдем ко мне? — предложил Радислав. — Я квартиру снимаю. Посидим, поболтаем, отметим встречу. Мы с тобой сколько лет не виделись? Восемь?

— Десять.

— Тем более. Или ты сейчас на работе? Не можешь отлучиться?

Колебался я не долго. Какая там работа! Убрал территорию — и свободен. Кивнул, соглашаясь.

До дома, где жил Завадский, добирались мы с полчаса, не меньше. Вдобавок в супермаркет заглянули — заботиться о том, чтобы в холодильнике провиант был, Радислав не научился за прошедшие годы, судя по всему. А чему научился, так это употреблять. Во всяком случае, когда я предложил взять поллитровку — десять лет все-таки! — он не отказался. Я подумал и взял ноль семьдесят пять. Не допьем, «на завтрак» Радику останется.

Пока добирались, да пока огурцы-помидоры мыли, сыр-колбасу резали… В общем, на ходиках час пополудни тикнуло раньше, чем мы по первой разлили. И хорошо. С утра я не употребляю, никогда. Только начни похмеляться, не заметишь, как скатишься. Видел я «синяков», ой-ей-ей сколько!

Посуды цивильной в квартире не оказалось, пить предстояло из стаканов. Да здесь ничего цивильного не было. На кухне — выцветшие жухло-белые обои, стол под клеенкой, колченогие, расшатанные до последней степени стулья, холодильник еще советских времен и плита газовая оттуда же. Комната выглядела не лучше: обои зеленовато-голубые, такие же выцветшие, на полу — дешевый, затоптанный палас, два кресла с протертыми до дыр подлокотниками, диван с не застланной постелью, раскладной стол с исцарапанной, пропаленной сигаретами полировкой, тумба. И пустой книжный шкаф.

Шкаф окончательно меня доконал. Не вязалась его пустота с Завадским. Вообще нарочитая пустота этой квартиры удручала. Ничего, связанного с Радиславом — с тем Радиславом, которого я знал когда-то, — в ней не было. Все вещи исключительно хозяйские, чужие. Черт возьми, даже одежда в коридоре на вешалке не висела! Не так я представлял его жилище.

Наверное, на лице моем очень уж откровенно читалось это недоумение, когда я примостил тарелки с закуской на столе да так и застыл посреди комнаты. Радик заметил.

— Извини, тут у меня небольшой бардак. Не ожидал гостей сегодня.

— Да брось, какой я гость… И что, давно здесь обитаешь?

— В смысле? Почему ты спросил?

— Вид у этой квартиры какой-то… — Я запнулся, стараясь подобрать подходящее слово. — Не жилой, что ли. Как будто ты здесь проездом. Заскочил переночевать, и дальше.

Радик хмыкнул.

— Можно и так сказать. Ладно, стол накрыли, чего ждать? Садимся.

Сели. Бутылку Завадский развинчивал неумело и наливал так же. Нет, не научился он употреблять, зря я так подумал. Водку он купил, потому что мне приятное сделать хотел. Без водки какая радость… такому, как я.

Мыслишка была мерзкая, я прогнал ее. Подняли стаканы, чокнулись, выпили. Я — до дна, как положено за встречу. Радик — едва половину. Кому другому я бы попенял за неуважение, ему ничего не сказал. Пусть пьет, сколько хочет. Наскоро зажевав куском сервелата, потребовал:

— Ну, давай рассказывай.

— О чем?

— Как о чем? Где пропадал все это время? Знаешь, как я переживал, когда ты исчез? Что случилось-то, можешь рассказать?

Радик помедлил, снова наполнил мой стакан.

— Тебе — могу. Помнишь, я тебе о квантовой природе времени рассказывал? Наши эксперименты с электромагнитным импульсом помнишь?

Я посмотрел на водку в стакане. Затем — на Радика. Разве все упомнишь, времени-то сколько прошло? Завадский мою заминку понял верно, подсказал: