Геннадий Марченко

Выживший. Чистилище


Укатала особая тройка,
Закатила в свои лагеря
И заочно меня окрестила:
Вместо имени номер дала…

Светлана Шилова. Безымянная могила

Глава 1

Короткий тычок в солнечное плетение заставил меня согнуться пополам. Пока я пытался протолкнуть в лёгкие воздух, мне добавили по почкам, и я, рухнув на пол, едва не отключился. Суки! Знают, куда бить. Ещё бы, опыта в подобных делах у этих костоломов хоть отбавляй.

Перед моими глазами оказались хромовые, хорошо начищенные сапоги следователя.

— Так и будем упорствовать, гражданин Сорокин?

Руки его подельников вздёрнули меня вверх, продолжая удерживать на весу — ноги пока ещё плохо мне подчинялись.

— Будешь правду говорить, падла?!

И ещё один удар в грудь, после которого я обвисаю в руках своих палачей. На этот раз к горлу подкатила тошнота, и каким-то чудом меня не вывернуло наизнанку. Ещё не хватало здесь наблевать, этот грёбаный садист может заставить и языком вылизывать всё это. Хотя я бы его, конечно, послал куда подальше, но после этого пришлось бы вытерпеть очередную порцию физических издевательств. А мне и так уже было ой как несладко.

* * *

Как я оказался в столь щекотливой ситуации? В это трудно поверить, но ещё вчера я находился… ровно в восьмидесяти годах отсюда. Да-да, вы не ослышались, именно в годах, а не километрах. Потому что в 1937-й я угодил прямиком из 2017-го.

Ефим Николаевич Сорокин, бывший спецназовец-сверхсрочник, повоевавший когда-то во второй чеченской, теперь частный предприниматель… Получается, что и предприниматель бывший.

Подвела меня тяга к небу, вернее, к прыжкам с парашютом. Надо сказать, что форму я старался поддерживать и в спецназовском спортзале, на ремонт которого выделил когда-то стройматериалы, и периодически наведываясь в подмосковный аэроклуб.

Я не так давно прикупил себе крыло фирмы PD-2. Симпатичной такой раскраски в цветах российского триколора. На этот раз тоже прыгал с ним.

Сиганул из Л-410 вместе с десятком парней и Маринкой, нашей отчаянной боевой подругой. Не стал развлекать себя затяжным прыжком, раскрыл купол на полутора тысячах метров. И тут же меня насторожило, что вокруг никого нет. Ни ребят, ни Маринки, словно все вдруг чудесным образом испарились. Самолёт тоже пропал из вида, что было весьма странно — я его покинул менее полуминуты назад, и это всё-таки не скоростной истребитель, чтобы так внезапно исчезнуть из вида. Облаков тоже вроде бы прибавилось, хотя погода по-прежнему оставалась солнечной.

Недоумевая, принялся обшаривать глазами землю и ещё больше удивился, не узрев там ни людей, ни машин, включая мой «ниссан», где я оставил деньги и телефон, да и вообще местность как-то изменилась. Куда пропал домик, где сидело всё руководство аэродрома, включая диспетчера и начальника, и во дворе которого мы укладывали парашюты? Ох, что-то не нравится мне всё это!

Приземление прошло нормально, хотя и трава показалась мне выше и гуще, чем была раньше. А неподалёку, привязанная к столбику, паслась бурёнка, с интересом косящая глазом в мою сторону — что это, мол, за дядька с неба свалился?! Интересно, где же люди? Что вообще происходит?

Голова думает, а руки делают. Кое-как затолкал парашют в ранец и двинулся в сторону Ватулино, как называлась ближайшая к аэроклубу деревня. Она, кстати, тоже странным образом видоизменилась. Никаких современных материалов, некоторые дома вообще крыты соломой. Не успел войти, как был облаян шавками, а какой-то паренёк в закатанных штанах с криком «Шпион! Шпион!» порскнул прочь. Я пожал плечами, гадая, какие ещё открытия мне предстоят.

Они и не заставили себя ждать. Появился тот же пацан, рядом с которым вышагивал… Наверное, это всё же был милиционер, однако выряженный словно по довоенной моде: в подпоясанную широким кожаным ремнём белую гимнастёрку с петлицами в бирюзовой окантовке, в синие галифе, заправленные в начищенные до блеска сапоги, а его гладко выбритую макушку венчала фуражка с красным околышем. Вдобавок из кобуры выглядывала рукоятка револьвера. Они что тут, историческое кино снимают?

Я так его и спросил, мол, что за фильм снимаете? На что «ряженый» окинул меня недобрым взглядом, а его рука потянулась к кобуре.

— Кто такой? Документы, гражданин, предъявите.

— Вы извините, товарищ, но документы я в воздух не беру. Я их в машине оставил, и теперь вот не пойму, где машина и куда вообще все подевались?

— Товарищ?! Тамбовский волк тебе товарищ! А ну, руки вверх!

Глядя на направленный мне в грудь ствол модифицированного револьвера системы Нагана, я подумал, что шутка зашла слишком далеко.

— Слышь, мужик, ты хорош дурака-то валять! Кто у вас тут главный? Режиссёр не Михалков, случайно, может, он продолжение «Утомлённых солнцем» снимает? Так я могу кого-нибудь сыграть…

— Молчать! Руки в гору, сволочь!

Ого, а товарищ не унимается. Вон как рожа покраснела, глаза навыкат, губы дрожат, ещё и народ вокруг собираться начал, перешёптывания, в которых слово «шпион» звучало уже несколько раз, я прекрасно слышал. Дурдом какой-то!

Ну ладно, сам напросился. Ничего сложного делать не пришлось. Учитывая, что «милиционер» стоял ко мне вплотную, я сначала опустил на землю парашютный ранец, затем поднял руки, и тут же зажатым в левой шлемом рубанул по запястью его правой руки, в которой он держал ствол. Револьвер упал в пыль, охнувший вместе с зеваками «ряженый» потянулся было за оружием, но удар носком кроссовки под коленную чашечку заставил того со стоном свалиться мне под ноги. Я спокойно подобрал револьвер, тут же одна из баб завизжала, и народ кинулся врассыпную. Остался только беззубый старик с потухшей цигаркой во рту, в телогрейке и рваном треухе на голове, несмотря на августовскую теплынь.

«Милиционер» предпочитал лежачее положение, хотя вполне мог, думаю, стоять на своих двоих — не так уж сильно я ему зарядил. Ну и пусть лежит, целее будет. Кстати, револьвер-то небось со спиленным бойком, а если нет, то патроны наверняка холостые. Пиротехника киношная, как-никак. Как-то знакомый, без лишней афиши коллекционировавший боевое оружие, давал мне пострелять по банкам из точно такого же револьвера, так что какой-никакой опыт обращения с подобным оружием имелся. Я прицелился в ближайшее дерево, нажал на спусковой крючок, раздался выстрел… и от ствола отлетела крупная щепка. Кто-то снова завизжал, уже с той стороны дома, а я сам от неожиданности едва не присел. Ни хрена себе, вот тебе и холостые!

Единственный, кто сохранял полную невозмутимость, был тот самый старик в треухе. К нему-то я и направился.

— День добрый, отец!

— Ась?

— День добрый, говорю! Дед, это Ватулино?

— Ась?

— Я спрашиваю, это село Ватулино?

— Ась?

— Тьфу ты!

Вот же тетерев попался. В этот момент я приметил выглядывавшего из-за плетня того самого парнишку, что привёл милиционера. Поманил его пальцем.

— Слышь, пацан, это деревня Ватулино?

Парнишка вылез из-за плетня и, ковыряя пальцем в носу, бесстрашно приблизился.

— Ага, Ватулино… Дядь, а дашь револьвер подержать?

— Дам, только сначала патроны выковыряю из барабана.

Ну вот, теперь пистолет без боеприпасов — просто железка. Хотя, может, у «милиционера» где-то заныканы запасные. Но пока он не рискует дёргаться, а я, под его взглядом, в котором смешались страх и злоба, даю револьвер поиграться парнишке. Не забыв предупредить, что оружие детям не игрушка.

— Слушай, мой юный друг, а что это у вас тут все так вырядились? — придержал я за шиворот собиравшегося удрать мальца. — Кино, что ли, снимают?

— Не-а, кина тут нету. К нам в прошлом месяце приезжали кино показывать в клубе, «Чапаева» смотрели.

Однако… Как-то у них тут всё дремуче.

— У вас в клубе телефон есть?

— Ага.

— А где этот самый клуб находится?

— Да вон он! — указал он пальцем на высившуюся за селом церквушку.

— В церкви?

— Это раньше там церква была, а щас клуб.

Всё страньше и страньше… Ладно, пойдём разведаем, что к чему.

Видно, слава бежала впереди меня, потому что навстречу мне никто не попался, и даже дворняги предпочитали облаивать с безопасного расстояния. В кармане джинсов в такт шагам весело позвякивали экспроприированные у «милиционера» патроны. Револьвер я вернул законному владельцу, бросив оружие рядом с ним в пыль, — чужого нам не надо.

Я на «ряженого» не оглядывался, у меня после Чечни развилось чувство, благодаря которому я ощущал направленный в спину ствол. А сейчас оно помалкивало, тем более патроны-то — вот они, в моём кармане.

Джинсы, кстати, не мешало бы простирнуть, от травы остались зелёные полосы. В отличие от некоторых своих коллег по парашютному спорту я предпочитал обычную джинсу и майку с длинным рукавом, если прыгать приходилось летом. Ну и шлем, само собой, отечественного производства «Matrix».

От околицы до церкви было метров сто. «Клуб крестьянского досуга имени Демьяна Бедного», — прочитал я намалёванные белой краской слова на красном транспаранте. Возле бывшей церкви о чём-то горячо спорили девица с парнем. Голова девушки была повязана красной косынкой. У парня, одетого в простенький костюм и рубашку с большим отложным воротником, на лацкане красовался значок Осоавиахим. Я расслышал слово «стреляли», видно, эхо выстрела сюда донеслось. Увидев меня, бодро вышагивающего со шлемом в руке и парашютным ранцем за спиной, они застыли как вкопанные.