В райотделе Ефремов занялся мелкой фальсификацией. Вставив в печатную машинку лист чистой бумаги, инспектор одним пальцем отстучал:

«Секретно, экз. единств. Работая по моему поручению, агент Лесник в рамках сбора информации о несовершеннолетних, склонных к совершению преступлений, сообщил, что им подготовлен список фамилий и клички лиц, которые могут представлять оперативный интерес».

Список кличек Ефремов слово в слово перепечатал с записки Голубевой. Агент Лесник, злоупотребляющий спиртным инвалид второй группы, немало бы подивился, если бы узнал, что за два дня сотрудничества с уголовным розыском он успешно внедрился в подростковую среду и стал пользоваться доверием у лидеров молодежных группировок. Лесник был агентом-«пустышкой», все донесения за которого Ефремов готовил сам, основываясь на информации из других источников.

В записке Голубевой Михаил Быков по кличке Бык шел под восьмым номером. Сергея Козодоева в списке не было. Наташа не считала своего соседа по парте хулиганистым парнем, способным на серьезное правонарушение.

7

Вернувшись домой, Козодоев полез в холодильник: посмотреть, чем можно пообедать. Ничего нового он увидеть не ожидал, но отец до десяти часов был дома и теоретически мог что-то приготовить. Вчера, например, пожарил картошку. А сегодня…

— Так, что тут у нас? — вслух спросил Сергей, открыв холодильник. — Как всегда, суп! Ну, супчик вы сами кушайте, а я пельменями пообедаю.

Магазинные пельмени, слепленные наподобие вареников, были невкусными. Их начинку вместо мяса составлял колбасный фарш из потрохов и хвостов неизвестных животных. Но пельмени, даже магазинные, были гораздо вкуснее борщей и супов, сваренных матерью Сергея в воскресенье с расчетом на всю рабочую неделю. «Мне в будние дни некогда по вечерам у плиты стоять!» — говорила она.

Проверка морозильной камеры огорчила Сергея. Отец, вместо того чтобы приготовить сыну обед, сам съел все оставшиеся пельмени.

«Черт возьми, что за жизнь! — подумал Козодоев. — Давали бы рубль на обед, я бы в столовой питался: картофельное пюре, котлета с подливой, сосиски, жареная рыба… Как представлю гуляш с подливой, так слюнки текут».

Он достал кастрюлю с супом, поставил на стол, согнал жир с поверхности, зачерпнул полную поварешку и вылил ее содержимое в унитаз. Эту нехитрую манипуляцию Сергей проделывал каждый раз, когда не хотел есть суп, но еще больше не хотел расстраивать мать. Она болезненно воспринимала бойкот ее кулинарных «шедевров». Придя с работы, мать первым делом проверяла оставшийся объем содержимого в кастрюле, и если к супу никто не прикасался, то Сергей с сестрой выслушивали лекцию о том, какие они неблагодарные дети и как они не уважают труд матери.

— Придется перекусить чем бог послал, — недовольно пробурчал Козодоев.

Вилкой он выловил в кастрюле кусочек мяса, посолил его и съел с хлебом. Обед получился скудный, но другой альтернативы не было. Тарелка опостылевшего пресного супа гарантированно портила настроение на весь день.

Разобравшись с едой, Сергей сел за письменный стол, достал учебник математики, раскрыл его на нужном месте и сдвинул в сторону. Если внезапно вернется отец и проверит, чем сын занимается, то с первого взгляда поймет: отрок на верном пути — грызет «гранит науки», готовится к поступлению в институт. На самом деле ни выпускные экзамены в школе, ни вступительные экзамены в вуз Сергея не волновали. Его мать преподавала в политехническом институте теоретическую механику, так что студенческий билет был Козодоеву гарантирован. Мама умела договариваться с нужными людьми.

Приготовив рабочее место для проверки, Сергей задумался и незаметно для себя нарисовал на чистом листе бумаги женский профиль. Художественным даром Козодоев не обладал, так что при всем желании угадать в его творении Лену Кайгородову было очень и очень затруднительно.

— Эх, Лена, Лена, не с тем ты связалась! — вздохнул Сергей и погрузился в воспоминания.

В первый раз Кайгородова появилась в компании Сергея в начале октября. Кто ее привел на посиделки в двенадцатиэтажку, Козодоев уже не помнил. Узнав, что Лена живет на улице Волгоградской, Сергей тут же потерял к ней всякий интерес: дружить с девчонкой с враждебной улицы было невозможно. Уличный этикет требовал вечером проводить подругу до дома и «зависнуть» в ее подъезде на час-полтора. Прощание всегда было долгим: страстные поцелуи, интимный шепот, взаимно одобряемая игра в «шаловливые» ручки: «У меня рука замерзла. Я погрею ее, вот здесь, у тебя под курткой. О, наконец-то я нашел самое теплое местечко…» С Кайгородовой ни о каком провожании до дома не могло быть и речи, волгоградская шпана чужаков на своей территории не терпела. По вечерам любого незнакомца останавливали в темном дворе и приступали к допросу:

— Ты откуда? В наших дворах кого-нибудь знаешь? Нет? Ах ты, козел, ты что, самый смелый?

В лучшем случае с вечерней прогулки по дворам улицы Волгоградской можно было вернуться в синяках и с разбитым носом. В худшем, если волгоградские пацаны будут пьяные или не в настроении, — с переломанными ребрами. Идти вечером на Волгоградскую было равносильно самоубийству.

С неделю парни из компании Козодоева присматривались к Кайгородовой, прикидывали, как с ней дружить. Провожать по вечерам до первых домов на Волгоградской и прощаться там, посреди тротуара? Один раз, для куража, у всех на виду, можно поцеловать девушку, но каждый день такой номер будет глупо выглядеть. Что за прощание под пристальными взглядами прохожих? Это как последний поцелуй у вагона отходящего поезда: быстро, скомканно, неинтересно. Словом, Лена Кайгородова была симпатичной девушкой, но никому не нужной.

Первым на нее внимание обратил Миша Быков. По вечерам он стал уединяться с Леной, как-то раз даже проводил ее на другую сторону дороги. Сергей, не придавая особого значения мимолетному увлечению друга, спросил:

— Миха, а чего ей в своих дворах не сидится?

— Она говорит, что у них по вечерам на улице делать нечего: все парни или пьяные, или руки распускают. У нас и веселее, и спокойнее. На Волгоградской все «акции» тупые — в рыло кому-нибудь дать или кошку живую к дверной ручке привязать, а у нас что не «акция», то обхохочешься. Прикинь, на Волгоградской в «Рассеянного почтальона» не играют! Как в деревне чуваки живут, по-другому не скажешь.

Постепенно Быков так привязался к Кайгородовой, что совсем потерял голову и рассудок. В начале октября он вновь проводил ее на другую сторону улицы, но не остановился у витрины магазина, а пошел дальше, во дворы.

— Миша, ты куда? — испугалась девушка.

— К тебе. — Быков сделал вид, что удивился такому странному вопросу. — Я провожу тебя до дома, чтобы по дороге никто не обидел.

Поняв, что парень не шутит, Кайгородова повела его к своему дому самым коротким путем. «Даст бог, пронесет!» — решила она.

В этот день они дошли без приключений. В подъезде, между первым и вторым этажом, Миша прижал девушку к себе и в первый раз поцеловал. Лена, даже для вида, не сопротивлялась. Ее мысли были заняты другим: «Как он назад вернется?» Насладившись податливостью подруги, Быков, никем не замеченный, вернулся в свои дворы. На другой день повторилось то же самое: по какому-то стечению обстоятельств задиристая волгоградская молодежь собиралась в другом месте. Но вечно такое везение продолжаться не могло. На четвертый день пронырливый шкет лет тринадцати заметил чужака и доложил кому надо. Не успели Быков с Леной дойти до подъезда, как путь им преградили двое решительных парней.

— Эй, ты кто такой? — с вызовом спросил первый парень.

— По роже видно, что не наш, — процедил сквозь зубы второй.

Миша Быков, еще в первый раз провожая подругу, решил, что лучше он падет на поле боя, чем отступит. Оправдывая свою фамилию, он, как разъяренный бык, ринулся на врагов. Его атака была такой стремительной, что в мгновение ока оба задиры оказались в кустах с разбитыми носами. Расчистив путь, Быков беспрепятственно проводил девушку и вернулся назад.

Вызов был брошен. Волгоградские вызов приняли, по достоинству оценили физическую мощь ухажера Кайгородовой и приготовили ему достойную встречу.

На другой день Кайгородова наотрез отказалась идти внутрь своих дворов.

— Миша, они убьют тебя! Хочешь, я прямо тут, посреди дороги, на колени перед тобой встану, только не провожай меня до дома. Я прошу тебя, умоляю, не ходи во дворы.

— Пошли! — решительно сказал Быков и шагнул на запретную территорию.

На тропинке, между забором детского сада и трансформаторной будкой, их поджидали шесть отборных кулачных бойцов. Кайгородова, увидев хулиганов, тихо заплакала. Она знала, что пощады Быкову не будет. Дойдя до парней, Мишка, ни слова не говоря, скинул на землю куртку, стянул через голову свитер и встал в боевую стойку.

— Ну что, пацаны, начнем? — дерзко и весело спросил он.

— Погоди! — неожиданно раздался властный голос от трансформаторной будки.

Из темноты к Быкову и приготовившимся к драке парням вышел молодой мужчина в кожаной куртке. Щелчком отправив окурок в сторону, он с интересом посмотрел на Михаила, мельком глянул на заплаканную Кайгородову.