Геннадий Старшенбаум

Выгорание и стресс. Доказательная психология для тех, кто устал уставать. Тесты, упражнения, рекомендации

Один солдат на свете жил,
красивый и отважный,
но он игрушкой детской был:
ведь был солдат бумажный.
Он переделать мир хотел,
чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел:
ведь был солдат бумажный.
Он был бы рад — в огонь и в дым,
за вас погибнуть дважды,
но потешались вы над ним:
ведь был солдат бумажный.
Не доверяли вы ему
своих секретов важных,
а почему?
А потому,
что был солдат бумажный.
А он, судьбу свою кляня,
не тихой жизни жаждал,
и все просил: «Огня! Огня!»
Забыв, что он бумажный.
В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
И он шагнул однажды,
и там сгорел он ни за грош:
ведь был солдат бумажный.

Булат Окуджава

Введение

Первое письменное упоминание о профессиональном выгорании содержится в Ветхом Завете. «На другой день сел Моисей судить народ, и стоял народ пред Моисеем с утра до вечера. И видел Иофор, тесть Моисеев, все, что он делает с народом, и сказал: что это такое делаешь ты с народом? для чего ты сидишь один, а весь народ стоит пред тобою с утра до вечера? И сказал Моисей тестю своему: народ приходит ко мне просить суда у Бога; когда случается у них какое дело, они приходят ко мне, и я сужу между тем и другим и объявляю им уставы Божии и законы Его. Но тесть Моисеев сказал ему: нехорошо это ты делаешь: ты измучишь и себя и народ сей, который с тобою, ибо слишком тяжело для тебя это дело: ты один не можешь исправлять его» [(Моисей: Исх., 18 (17–18)].

В XVII в. голландский врач Николас Ван Тульп, изображенный на известной картине Рембрандта «Урок анатомии», предложил в качестве эмблемы медицинской деятельности горящую свечу и девиз Гиппократа: «Светя другим, сгораю сам». Этот девиз выбит на памятнике знаменитому русскому врачу Николаю Склифосовскому.

В художественной литературе земский доктор А. П. Чехов в конце XIX в. впервые описал динамику личностной деградации и выгорания врача в повестях «Палата № 6» и «Ионыч».

Герой «Палаты № 6» Андрей Ефимович Рагин работал в «богоугодном» заведении, которое находилось в ужасном состоянии: «В палатах, коридорах и в больничном дворе тяжело было дышать от смрада. Больничные мужики, сиделки и их дети спали в палатах вместе с больными. <…> На всю больницу было только два скальпеля и ни одного термометра, в ваннах держали картофель».

Андрей Ефимович не смог ничего изменить в силу своего характера. «Андрей Ефимыч чрезвычайно любит ум и честность, но, чтобы устроить около себя жизнь умную и честную, у него не хватает характера и веры в свое право. Приказывать, запрещать и настаивать он положительно не умеет. Похоже на то, как будто он дал обет никогда не возвышать голоса и не употреблять повелительного наклонения. Сказать “дай” или “принеси” ему трудно. <…> Когда обманывают Андрея Ефимыча или льстят ему, или подносят для подписи заведомо подлый счет, то он краснеет, как рак, и чувствует себя виноватым…».

А. П. Чехов с клинической точностью описывает нарастание симптомов выгорания врача: постепенную утрату эмоциональной и физической энергии, личную отстраненность и снижение удовлетворения от работы. «В первое время Андрей Ефимыч работал очень усердно. Он принимал ежедневно с утра до обеда, делал операции и даже занимался акушерской практикой. <…> Но с течением времени дело заметно прискучило ему своим однообразием и очевидною бесполезностью».

Постепенно Рагин отходит от своей профессиональной деятельности. «Во время приемки Андрей Ефимыч не делает никаких операций; он давно уже отвык от них, и вид крови его неприятно волнует. <…> от шума в ушах у него кружится голова и выступают слезы на глазах. Он торопится прописать лекарство и машет руками… На приемке скоро ему прискучают робость больных и их бестолковость … и свои собственные вопросы, которые он задает неизменно уже более двадцати лет. И он уходит, приняв пять-шесть больных. Остальных без него принимает фельдшер».

Андрей Ефимыч часто размышлял о смысле своей работы, который казался ему сомнительным, а утрата осознания смысла собственной профессиональной деятельности является одним из симптомов выгорания.

«Сегодня примешь тридцать больных, а завтра, глядишь, привалило их тридцать пять, послезавтра сорок, и так изо дня в день, из года в год, а смертность в городе не уменьшается, и больные не перестают ходить. Оказать серьезную помощь сорока приходящим больным от утра до обеда нет физической возможности, значит, поневоле выходит один обман <…> Да и к чему мешать людям умирать, если смерть есть нормальный и законный конец каждого? <…> Если же видеть цель медицины в том, что лекарства облегчают страдания, то невольно напрашивается вопрос: зачем их облегчать? <…> Я служу вредному делу и получаю жалованье от людей, которых обманываю; я нечестен».

«Подавляемый такими рассуждениями, Андрей Ефимыч опустил руки и стал ходить в больницу не каждый день» (Чехов А. П., 1988).

В рассказе «Ионыч» сын дьячка Дмитрий Ионыч Старцев становится земским доктором. Он делает предложение богатой девушке, но получает отказ. Несколько дней он переживает, но потом уходит в работу. «Прошло четыре года. В городе у Старцева была уже большая практика. Каждое утро он спешно принимал больных у себя в Дялиже, потом уезжал к городским больным, уезжал уже не на паре, а на тройке с бубенчиками, и возвращается домой поздно ночью. Он пополнел, раздобрел и неохотно ходил пешком, так как страдал одышкой.

<…> когда заставал в каком-нибудь доме семейный праздник и его приглашали откушать, то он садился и ел молча, глядя в тарелку; и все, что в это время говорили, было неинтересно, несправедливо, глупо, он чувствовал раздражение, волновался, но молчал <…> От таких развлечений, как театр и концерты, он уклонялся, но зато в винт играл каждый вечер, часа по три, с наслаждением. Было у него еще одно развлечение, в которое он втянулся незаметно, мало-помалу, это — по вечерам вынимать из карманов бумажки, добытые практикой, и, случалось, бумажек — желтых и зеленых, от которых пахло духами, и уксусом, и ладаном, и ворванью, — было понапихано во все карманы рублей на семьдесят; и когда собиралось несколько сот, он отвозил в Общество взаимного кредита и клал там на текущий счет.

<…> Прошло еще несколько лет. Старцев еще больше пополнел, ожирел, тяжело дышит и уже ходит, откинув назад голову. <…> У него в городе громадная практика, некогда вздохнуть, и уже есть имение и два дома в городе, и он облюбовывает себе еще третий, повыгоднее, и когда ему в Обществе взаимного кредита говорят про какой-нибудь дом, назначенный к торгам, то он без церемонии идет в этот дом и, проходя через все комнаты, не обращая внимания на неодетых женщин и детей, которые глядят на него с изумлением и страхом, тычет во все двери палкой и говорит:

— Это кабинет? Это спальня? А тут что?

И при этом тяжело дышит и вытирает со лба пот.

У него много хлопот, но все же он не бросает земского места; жадность одолела, хочется поспеть и здесь и там. В Дялиже и в городе его зовут уже просто Ионычем.

<…> Вероятно оттого, что горло заплыло жиром, голос у него изменился, стал тонким и резким. <…> Принимая больных, он обыкновенно сердится, нетерпеливо стучит палкой о́ пол и кричит своим неприятным голосом:

— Извольте отвечать только на вопросы! Не разговаривать!

Он одинок. Живется ему скучно, ничто его не интересует.

По вечерам он играет в клубе в винт и потом сидит один за большим столом и ужинает. <…> уже все — и старшины клуба, и повар, и лакей — знают, что он любит и чего не любит, стараются изо всех сил угодить ему, а то, чего доброго, рассердится вдруг и станет стучать палкой о́ пол». (А. П. Чехов, 1988).

...

Я получил счет от хирурга. Теперь мне ясно, почему эти парни работают в масках.

Джеймс Борен

В 1953 году М. С. Шварц и Дж. Т. Уилл (M. S. Schwartz & G. T. Will) опубликовали в американском журнале «Psychiatry» статью «Low morale and mutual withdrawal on a mental hospital ward» («Низкая мораль и взаимное отстранение в больничной палате»), где на примере медицинской сестры психиатрической больницы впервые представили клиническую картину профессионального выгорания.

Отечественный психолог Б. Г. Ананьев в 1968 году в своем труде «Человек как предмет познания» назвал «эмоциональным сгоранием» состояние, возникающее у людей коммуникативных профессий и связанное с межличностными отношениями.

В 1969 году американский психолог Х. Б. Брэдли (H. B. Bradley) в научной статье впервые использовал термин «выгорание персонала» (staff burnout) для описания переутомления у офицеров, проходящих испытательный срок, реализуя программу воздействия на молодых правонарушителей.

Через пять лет американский психиатр Герберт Фройденбергер (Freudenberger H. J., 1974) применил термин «эмоциональное выгорание» для характеристики психологического состояния профессионалов, находящихся в интенсивном и тесном общении с обслуживаемыми людьми в эмоционально насыщенной атмосфере.