Конвергентная культура — это главным образом переосмысление способов культурного производства, предполагающее свободное распространение контента в разных медиа. Важно, что это именно перманентный процесс отношений между медиа, но завязанный на активности потребителей, становящихся, как мы помним, и производителями. Отсюда вытекает, что вместо «цифровой революции», в которую Дженкинс не верит, мы наблюдаем, как старые медиа отнюдь не исчезают, а начинают мирно уживаться с новыми. Собственно, это и есть конвергенция. Дженкинс настаивает, что конвергентная культура — это прежде всего культура (содержание), а не конкретные медиумы (формы/форматы). Тем самым речь идет не о технологиях, но о культуре. Поэтому одним из основных аргументов в пользу этой идеи Дженкинс считает то, что отстаиваемая многими концепция «черного ящика» несостоятельна. Идея «черного ящика» (ошибочно) предполагает, что все трансформации медиа сводятся к технологии, в то время как культурные аспекты никто не обсуждает. Дженкинс пишет: «Не знаю, как у вас, но в моей гостиной с каждым годом появляется все больше „черных ящиков“. Это кассетный видеомагнитофон, модуль кабельного телевидения, проигрыватель DVD-дисков, цифровой магнитофон, акустическая система, две игровые приставки, не говоря уже о горе видеокассет, CD и DVD-дисков, игровых картриджей, контроллеров, лежащих на, вокруг и около телевизионной системы. […] Сложные переплетения проводов, отделяющих меня от центра моей „домашней системы развлечений“ отражают уровень несовместимости и системного разрыва, существующего между различными медиатехнологиями» [Jenkins Н. Convergence Culture: Where Old and New Media Collide. New York: New York University Press, 2006. P. 15.]. Все эти форматы призваны развлекать Дженкинса и порою предлагать разные аспекты развития нарратива одного феномена культуры. Вы можете посмотреть эпизод «Звездных войн» по видеомагнитофону, поиграть в видеоигру, сделанную по мотивам «Звездных войн», или почитать комиксы про Бобу Фетта — и каждый раз узнавать о франшизе что-то новое.
Что ж, давайте посмотрим, что пишет британский урбанист Адам Гринфилд в своей книге «Радикальные технологии. Устройство повседневной жизни» спустя более чем десять лет после выхода «Конвергентной культуры»: «Очень быстро смартфон вытеснил бумбокс, кассетный и CD-плеер и радиоприемник — все портативные устройства, которыми мы пользовались для доступа к новостям и развлечениям» [Гринфилд А. Радикальные технологии: устройство повседневной жизни. М.: РАНХиГС «Дело», 2018. С. 24.]. Более того, смартфон для многих из нас «…стал последним предметом, на который мы смотрим каждую ночь перед тем, как заснуть, и первым, за которым мы тянемся спросонья. Мы используем его, чтобы знакомиться с людьми, общаться, развлекаться и находить дорогу. С его помощью мы покупаем и продаем вещи. Мы полагаемся на то, что он зафиксирует места, в которых мы бываем, вещи, которые делаем, и людей, с которыми общаемся; мы рассчитываем на то, что он поможет нам убить время, заполнить установки и паузы, которые некогда занимали такую большую часть нашей жизни» [Гринфилд А. Радикальные технологии: устройство повседневной жизни. М.: РАНХиГС «Дело», 2018. С. 21.].
Одним словом, теперь все то, что вы потребляли в разных форматах, часто уживается в одном маленьком черном (белом, золотом и т. д.) ящичке. Вы можете не соглашаться с Гринфилдом, особенно если до сих пор пользуетесь кнопочным телефоном, но при этом вам необязательно соглашаться и с Дженкинсом, который так безапелляционно утверждал, что в ближайшее время не возникнет единого медиума, способного разом заменить переплетение многочисленных проводов в его квартире. В любом случае мы должны понимать, что технологии сегодня являются такой же частью культуры, как и, собственно, сами продукты культуры. Технологии активно меняют наши повседневные практики, в том числе и потребление развлечений. Иными словами, черный ящик скорее появился, нежели наоборот. И так в концепции Дженкинса обстоит со всем.
Может быть, мы можем найти аргументы в пользу того, что тезисы Дженкинса актуальны, в основном тексте книги, то есть в том, что касается эмпирического материала. Помимо введения и заключения в «Конвергентной культуре» шесть глав. Две посвящены телевизионным американским шоу, которые, очевидно, сегодня никак не могут считаться актуальными. Еще одна глава посвящена франшизе «Матрица», которая также является феноменом первой половины прошлого десятилетия. Франшизы «Гарри Поттер» и «Звездные войны» как раз таки актуальны. Но не актуальны выводы, которые Дженкинс делает, обсуждая эти продукты. Так, фанатская культура «Гарри Поттера» претерпела колоссальные изменения, и теперь умозаключения об уже подросших поклонниках поттерианы совершенно точно должны быть пересмотрены. Читателям «Конвергентной культуры» очень интересно, что случилось с Хизер, которая «может писать», и вообще может ли, и если да, то пишет ли она до сих пор. Что касается «Звездных войн»… Дженкинс много энергии тратит на то, чтобы показать, какое великое значение фанатское сообщество имеет для развития франшизы, и усердно пытается доказать, что правообладатели «Звездных войн» были не против вступить в коллаборацию со зрителем. Но в итоге все мы знаем, чем закончился этот роман, в котором фанаты любили, а Джордж Лукас — позволял себя любить.
На момент написания книги Дженкинс, разумеется, был прав относительно фан-базы «Звездных войн». Сам Лукас, заигрывая с фанатами, заявлял: «После того как были выпущены „Звездные войны“, стало очевидно, что мое предание, как бы много фильмов ни потребовалось для его повествования, было лишь одним из тысяч, которые могли бы рассказать о персонажах, населяющих галактику. Но эти предания было суждено рассказать уже не мне. Вместо этого они будут рождаться в воображении других писателей, вдохновленных проблеском галактики, представленной в „Звездных войнах“. И сейчас было бы чудесно, если множество одаренных авторов вдруг дополнило Сагу новыми историями» [ЬЛр5://51аг\л/аг5.Тапс1от. сот/ги/\л/1к1/Расширенная_Вселенная]. Что ж, в апреле 2014 года компания «Lucasfilm» объявила, что в связи со съемками трилогии сиквелов так называемая «Расширенная Вселенная „Звездных войн“» (все материалы, то есть книги, комиксы, игры, телесериалы, игрушки и проч., кроме шести оригинальных фильмов Джорджа Лукаса) ныне признается неканоничной. Так, то, над чем фанаты так долго трудились и во что вкладывались, было уничтожено одним лишь заявлением, и целая «вселенная» превратилась во всего лишь «Легенды „Звездных войн“».
Одним словом, как бы фанаты ни «соучаствовали» в процессе создания объектов своего преклонения, владельцы франшизы могут моментально обесценить все их творчество, исключив его из канона, каковым оно могло считаться. Это, кстати, недостаток методологии и теории самого Дженкинса. Несмотря на то что он является защитником всех меньшинств, включая фанатов, все же он слишком любит капитализм, чтобы предлагать его критику. Он вообще не использует этого слова, что, с одной стороны, выгодно отличает его от левых критиков массовой культуры, с другой — делает его концепцию весьма уязвимой. Дженкинс критикует тех агентов медиаиндустрии, которые «используют тактику выжженной земли в отношении своих пользователей», объявляя фанатское творчество вне закона, и называет их «протекционистами», и всецело приветствует «коллаборационистов» — «прогрессивные» медиакомпании, приглашающие фанатов к соучастию [Jenkins Н. Convergence Culture: Where Old and New Media Collide. New York: New York University Press, 2006. P. 134.]. Как бы банально это ни звучало, но участие фанатов снизу, когда они перестают быть «браконьерами» и вступают в союз с агентами капитала, на самом деле ничего не решает. Фанаты участвуют в конвергенции до тех пор, пока капитал позволяет это делать.
Шестая глава книги посвящена политике. Дженкинс и до того вступал на почву политической науки, но лишь как редактор сборника и соавтор вступительной статьи [Democracy and New Media /Jenkins H., Thorburn D. (eds.). Cambridge, Massachusetts — London: The MIT Press, 2003.]. Здесь он пошел дальше. Дженкинс, можно сказать, выступает полноценным политическим теоретиком или, по крайней мере, (практическим) теоретиком демократии. И хотя он провозглашает очевидный тезис, с которым сложно спорить — массовая культура может оказаться максимально полезной (и даже уже оказалась) политической культуре, — аргументация этого тезиса сегодня может вызвать наибольшее количество вопросов. Дело даже не в том, что идеи Дженкинса относятся исключительно к американскому опыту, и не в том, что его эмпирический материал (президентская избирательная кампания 2004 году) максимально нерелевантен, а в том, что он слишком оптимистически и некритически смотрит на демократический процесс, в конце концов являя себя скорее дилетантом политического комментария, нежели профессионалом. Это наиболее спорный отрывок из книги. Однако почти все, что он говорит о политике, скорее ангажированная публицистика, замаскированная под «исследования», пускай и от весьма авторитетного ученого.
Итак, что касается политики, которую мы обещали обсудить в самом начале, в «Конвергентной культуре» Дженкинс предлагает пересмотреть несколько тезисов, ставших традиционными для политической теории. Он обращается к концепции «информированного гражданина», которая складывалась в политической науке и журналистике США на протяжении двух последних столетий. Поскольку информации — не в последнюю очередь из-за Интернета — стало слишком много, считает Дженкинс, нам нужно предложить новый язык описания того, что раньше называлось «информированным гражданином». Автор считает, что теперь его можно называть «гражданином-наблюдателем». Последний в силу информационной перенасыщенности должен развивать в себе критические способности, позволяющие оценивать окружающую обстановку. Такой процесс проистекает сразу на двух уровнях: на индивидуальном уровне и на общественном — через взаимодействие с различными сообществами. «Коллективный разум» (еще одно важное понятие конвергентной культуры), на который делает ставку Дженкинс, помог бы использовать ресурсы для изменения подхода к политике. Тем самым происходит переход от индивидуалистической концепции информированного гражданина к коллективной концепции мониторного гражданина [Более взвешенный и более зрелый подход к «мониторной демократии» см. в книге австралийского политического теоретика Джона Кина: Кин Дж. Демократия и декаданс медиа. М.: Издательский дом Высшей школы экономики, 2015.]. Также Дженкинс предлагает концепт «голого голосования», которое предполагает, что в будущем участие в демократическом процессе должно стать для граждан столь же необременительным, каким является (со)участие фанатов в жизни воображаемых миров. Иными словами, американские граждане по идее должны получить возможность «голосовать в исподнем», то есть в том же самом виде, в котором они смотрят телевизор дома. Однако мы знаем, к чему это привело в итоге — к слактивизму, который, по сути, Дженкинс поощряет. И даже если это кажется ему хорошей идеей, то она выглядит такой же утопичной, как и то, что пользователи — немногочисленные в сравнении с реальными масштабами, — участвовавшие в виртуальных президентских выборах в городе «Альфавилль», по идее приобрели ценный опыт политической деятельности, который пригодится им в реальной жизни. Вероятно, они им воспользуются, но также вполне вероятно, что и нет. В любом случае с 2006 года прошло много времени, и пока мы не слышали о тех сознательных гражданах, которые прошли политическую подготовку в виртуальной реальности.