Поклонившись, дон Луис вернулся в столовую. Там ему довелось столкнуться еще с одной мизансценой, словно рожденной для театра — едва Пераль встал у стола, как в комнату вбежала дочь матушки Бланки с рамкой гиперсвязи в руках.

— Там!.. тут!.. Вот!

Рамка искрила по периметру, уведомляя о вызове.

— Дай сюда, — велел драматург.

Установив рамку между кувшином и тарелкой с цыплячьими костями, он по привычке коснулся зеленого сенсора: связь за счет принимающего абонента. Если это Диего, у парня никогда нет денег. У дона Луиса с деньгами тоже было туго, но он рассчитывал как-то выкрутиться. Банк откроет кредитную линию, под залог дома… Отказано, уведомил зуммер. Вызов уже оплачен. Пожав плечами, дон Луис повторно тронул зеленый сенсор. В рамке появилось изображение: на драматурга смотрел пожилой гематр.

— Добрый день, сеньор Пераль. Вряд ли вы помните меня…

— Отчего же? — драматург улыбнулся. — Я отлично вас помню, мар Яффе. Что с моим сыном? Он опять плохо вел себя на уроке?

В ответ мар Яффе рассмеялся. Шокирован видом смеющегося гематра, Луис Пераль отступил на шаг. Но острый взгляд, приученный к лицедейству, уже подмечал детали, а разум, искушенный театром, складывал мелочи в систему. Смех был сделан от начала до конца. Звук, мимика, дрожание ресниц — ни грана естественности. Наверное, все эти годы мар Яффе провел в школе актерского мастерства, делая значительные успехи. Раньше, исправился Пераль-старший. Не эти годы — раньше, много раньше.

Драматург трижды хлопнул в ладоши:

— Браво! Я потрясен!

— Я знал, — мар Яффе стал очень серьезен. Казалось, никакого смеха не было и в помине. — Я не сомневался, что вы оцените. Сеньор Пераль, ваш сын хочет сделать вам предложение, от которого трудно отказаться. Если вы согласитесь, знайте: я обеспечу все необходимое…

— Я — это кто? — напрямик спросил Пераль. — Учитель математики?

— Считайте, что я — это раса Гематр.

— В силе и славе? — не удержался драматург.

Он знал, что язык однажды погубит его.

— Именно так, — кивнул мар Яффе. — В силе и славе.

Часть 1

Сечень

Глава первая

Коллант, контакт и гроб на колесиках

I
Колесницы судьбы
(совсем недавно)

Вызов застал Марио в постели.

Разумеется, в постели Марио был не один. Он как раз намеревался разбудить пышку Рину (Пиру? Пирину? да ну ее к черту!), чтобы поиграть в собачек. Гребаный уником, казалось, прочел мысли хозяина и разразился громом фанфар. Нет, не вызов — сообщение, будь оно трижды неладно. Фанфарами озвучивались приветы из внешнего мира, которые игнорировать — себе дороже. Рыча и плюясь, Марио зашлепал к журнальному столику, где разорялся горластый вестник. Рина-Пира-Пирина и ухом не повела. Фанфары, сотрясение ложа любви, львиный рык — ничто не в силах было разбудить красавицу. «Это я ее заездил!» — активируя голосферу, Марио выпятил волосатую грудь и расправил плечи.

Получилось круто.

Сигнал от патрона пришел в виде рекламного спама. Дальше Марио Сонелли действовал по накатанной схеме, считай, рефлекторно. Конфидент-режим — нырнуть в вирт — побродить минут десять по новостным коридорам, полюбоваться рекламой бытовых антигравов — умеют, когда захотят! — и наконец скользнуть взглядом по облупленной стене частных объявлений. Время и место прятались в раздражающем мигании флуоресцентных строк. Шифр примитивный, но если не знать ключа — поди расколи! Заказав билет, Марио прикинул, что на рейс успевает с запасом, и вернулся к идее игры в собачек.

Рина-Пирина пылко отвечала домогательствам кавалера, хотя Марио подозревал, что она по-прежнему спит. Впрочем, это его не смутило.

* * *

— Пустой рейс?

— Без пассажира?

— Какого фага?!

— Гонорар тю-тю…

— Что мы забыли на Таммузе?

— Сказано: прибыть и ждать.

— Чего? Из черной дыры света?!

— Дальнейших распоряжений. Гостиница и питание — за счет Центра.

— И то хлеб…

— К хлебу маслица бы…

— Почему своим ходом? Раз без пассажира, проще каждому напрямую лететь. Рейсы на Таммуз отовсюду есть…

— Проще, но дольше. С учетом пересадок.

— А визы? Въездные отметки? Таммуз — не Кутха задрипанная. У вас, гематров, с этим строго.

— Визы у нас открыты. Въездные отметки Центр обещал организовать сразу по прибытии.

— Это ж какие концы у Центра? Такие вопросы одними деньгами не решаются.

— Еще как решаются!

— Только не у гематров.

— Не нравится мне это, коллеги.

— Порожняк? Никому не нравится!

— И спешим, как девка замуж. Нас, похоже, от кого-то спасают.

— Или прячут. Получить на Таммузе «левый въезд» — это не кот начихал…

— Вы совершенно правы. Отсюда три вывода. Первый: у Центра возникла проблема, связанная с коллантами, но не конкретно с нами. Вероятность — восемьдесят три и две десятых процента. Второй: нас выводят из-под удара. Вероятность — семьдесят девять процентов ровно. Третий: у Центра появился партнер с очень большими возможностями. Вероятность — шестьдесят семь и четыре десятых процента.

— А нам-то что теперь делать?

— Что велят. Если нас спасают, глупо этому мешать.

* * *

Если всматриваться в бездны космоса, что называется, невооруженным глазом, космос выглядит пустым. Хоть на обзорник пялься, хоть через древний иллюминатор, хоть сквозь поляризованный бронеплекс шлема. Да, колючие искорки звезд. Да, сияющие огни светил, что поближе. Рои светлячков — шаровые скопления; подсвеченные ими туманности… Но все это — неизмеримо далеко, за сотни и тысячи световых лет. А непосредственно вокруг тебя — пустота, которую господа литераторы, имеющие собачий нюх на особ королевской крови, именуют с большой буквы. Вот так: Пустота. Ей без разницы — убить тебя, свести с ума или пропустить, позволить беспрепятственно добраться до места назначения. Ты, дружок, пьешь кофе в баре круизного лайнера, и шансов на благополучное завершение полета — уйма, а все равно сосет под ложечкой от равнодушия ее величества Пустоты, и кофе встает поперек глотки.

«Природа не терпит пустоты,» — кто это сказал? «Человек не терпит равнодушия,» — кто сказал? Кто бы ни сказал, если мы с этим согласны, это наши собственные мысли. А если не согласны, то автор сентенций нам и вовсе без разницы.

Впрочем, космос кажется пустым лишь для убогого зрения белковых венцов творения. Стоит вооружить глаз мультидиапазонным волновым сканером, а еще лучше — выйти в большое тело колланта…


Марио обожал скользить на грани двух восприятий, находясь под шелухой и над ней одновременно. Реальности волнового тела и галлюцинативного комплекса не желали смешиваться, как вода и масло, но со временем Марио научился входить в «мерцающий режим», где эти реальности накладывались, проступали друг сквозь друга, меняясь местами. Зачем он это делал? Марио Сонелли никогда не задумывался о первопричинах. Спроси его кто-нибудь, боргосец лишь плечами пожал бы — или процитировал своего внезапно разбогатевшего земляка. «Во-первых, это красиво!» — ответил тот, когда у него поинтересовались, зачем он явился на прием к стоматологу в изумрудном смокинге и золотом «кис-кисе», усыпанном бриллиантами.

Семеро верховых и один бегун пересекали цветущую долину. Сочное разнотравье частиц и квантов колыхалось волнами под порывами солнечного ветра; цветы-метеоры в бескрайних гравитационных полях вспыхивали кармином и бирюзой; горные пики, вставшие по правую руку, расслаивались ореолами магнитных линий; над ними нависала облачная гряда газопылевой туманности, подсвеченной квазаром. Фигуры всадников, сотканные из света и соединенные паутиной серебристых нитей, переливались янтарем и перламутром. Копыта коней едва касались земли, что не была землей. Континуум Ойкумены гостеприимно распахнулся, и коллант несся в его немыслимую даль, оставляя за собой мерцающий инверсионный след из потревоженного пространства и времени.

След истончался и гас позади.

Тревоги и сомнения остались внизу, на покинутой планете, в сброшенном коконе малого тела. Невропаст Сонелли наслаждался полетом, скоростью и ни с чем не сравнимой свободой. Инициирующую сеть он поддерживал рефлекторно, как и координатор-помпилианец — основную. Это не требовало сознательных усилий, и Марио мог целиком отдаться созерцанию пейзажей. Горный хребет окутала рыжеватая дымка. Пронизана восходящими магнитными линиями, она переливалась всеми цветами радуги. Зрелище завораживало…

— Эй! Вы кто?!

Голос был женский.

Марио повернул голову — и едва не свалился с лошади. Рядом на белой кобыле ехала незнакомая девчонка. В космосе! В, мать его через три пульсара, колланте!! В чужом большом теле!!!

— Я?! Кто я?!

— Да, вы!

— Это ты кто такая?!!

— Да как ты смеешь, нахал?! Кто вы все такие?!!

Всадники, ехавшие впереди, придержали лошадей. В глазах у Сонелли потемнело: окружающий мир сошел с ума, завертелся мигающим калейдоскопом. Галлюцинативный комплекс и волновая реальность сменяли друг друга судорожными рывками, оставляя в сознании лишь гаснущие следы мгновенных статических слепков. Распялен в беззвучном крике рот координатора. Встает на дыбы огненный конь вехдена. Искажено ужасом лицо техноложца. Указующий перст приблудной шлюхи — слепящий поток белизны — устремлен в грудь вудуни. Пятится чей-то жеребец. Ухмыляется астланин, вокруг яйцевидной головы — нимб: золото и пурпур…