IV

Атлет раскорячился в «скорлупе» пауком-переростком. Изо всех сил уперся спиной, руками и ногами в три активные поверхности, не давая стенкам сходиться. Сквозь прозрачные грани «скорлупы» — нанопластового параллелепипеда, напоминавшего то ли тесный лифт, то ли просторный гроб — было видно, как по лбу спортсмена текут крупные капли пота.

Давление нарастало. Скачком сменилась гравитация: только что было 0,3 стандартной, и вот уже — 2,1. Мигнули, меняя цвет, боковые стенки. Теперь активными сделались две смежные — вместо двух противостоящих. Тяжелейшая комбинация: «угол + пол». Между прочим, напомнила себе Регина, изнутри скорлупа непрозрачная. Это снаружи всё видно. А спортсмен ощущает себя запертым в ящике, стены которого неумолимо сжимаются. Пляшет гравитация, одни поверхности застывают, вместо них начинают сдвигаться другие, ультрамарин переходит в зловещий багрянец… И остается лишь отчаянно упираться, меняя положение тела — чтобы сохранить пространство вокруг себя, отвоевать жизненно важные миллиметры…

«Скорлупу» создали на основе реального случая. В прошлом веке фрегат «Бесстрашный» получил прямое попадание грави-торпеды в бою с помпилианской эскадрой. Сержант-канонир оказался заперт в боевой башне. Дверь заклинило, и под воздействием пульсирующего грави-заряда торпеды стены башни начали вдавливаться внутрь. Канонир очень хотел жить. Упираясь в термосил стен, не давая им сойтись, он продержался до прихода спасательной группы — девятнадцать с половиной минут.

И получил Серебряную Звезду «За мужество».

Проанализировав ситуацию и действия сержанта, инженеры ВКС создали новый тренажер: «скорлупу» — или «давилку». Позже «скорлупа» вошла в состав силового троеборья. Разумеется, в нее были встроены ограничители. Если внутренний объем камеры достигал критического минимума, давление немедленно прекращалось, и камера открывалась. Да и продержаться в «давилке» на соревнованиях требовалось всего три минуты. Казалось бы, спортсмену ничего не угрожает. И всё же…

Регина живо представила себя внутри «давилки». Стены сходятся, руки и ноги дрожат от дикого напряжения, и нет сил противостоять бездушному механическому приговору — но надо держаться… Ее мороз продрал по коже. Под вопросительным взглядом Линды она зябко передернула плечами:

— Ерунда. Представила, что я в «скорлупе».

— А-а… Страшно!

У Линды тоже было хорошее воображение.

Ударил гонг, давление прекратилось. На табло возникли цифры: 1,743 минимального объема. Одна из стен «Скорлупы», зависшей в воздухе над ареной, открылась и коснулась травы, образовав спусковую аппарель.

— Обер-штурман Айвен Лайзинг получает семь дополнительных баллов за два положительных сдвига общей суммой в пять условных единиц. Итого — 94,5 балла за упражнение «скорлупа». Сейчас обер-штурман Лайзинг занимает третью строку в рейтинге чемпионата. На арену приглашается…

«…Регина ван Фрассен,» — одними губами шепнула девочка.

У нее имелась своя собственная, невидимая «скорлупа». Кси-контроллер «Нейрам-4» ей ставили не впервые. Регина успела привыкнуть, и даже находила в пребывании «под „Нейрамом“» некоторые приятные стороны. Можно расслабиться, не держать всё время жесткий двойной блок. За тебя это делает «умное» устройство. Правда, учитель Гюйс не рекомендовал чрезмерно увлекаться сомнительным подарком судьбы.

«Не теряйте форму! — предупреждал он. — Когда контроллер снимут, придется заново привыкать…»

Регина была уверена: Гюйс, как обычно, сгущает краски. За семь лет блок въелся в подсознание, став частью ее самой, и держался даже во сне. В интернате это регулярно проверяли. Тем не менее, блок создавал ощущение легкого, едва заметного дискомфорта. Что бы ты ни делала, кажется, будто ты занята чем-то еще. Поначалу это раздражало. Да и сейчас, когда ты не в настроении, или просто устала… Если предоставляется возможность избавиться от вечной обузы — почему бы ею не воспользоваться? А «включиться» обратно — ерунда! Раз — и готово.

Это как кататься на аэроскейте: кто научился, больше не разучится!

Вживить «Нейрам» — минутное дело. Приходишь в интернатский медкабинет, садишься в кресло с силовыми фиксаторами. Доктор Клайзенау похож на ленивца: неторопливый, обстоятельный, цепкий. Вот он достает из шкафчика гаджет-инъектор, коробку с «Нейрамами»; придирчиво изучает маркировку, вставляет капсулу в приемник имплантантов…

— Расслабься, Ри. Это не больно…

— Я знаю!

Щёлк — и все. Висок чуточку саднит, но это чепуха. Сейчас каплечипы «Нейрама» соберутся на височной кости в «гроздь», выбросят «усики», закрепляясь… Миг, и в голове словно начинает расти тонкая паутинка. Это щекотно. «Нейрам» сканирует мозг и приспосабливается. Вскоре паутина начнет твердеть, пустоты между нитями зарастут — и в голове образуется внутренняя скорлупа. Период адаптации у всех проходит по-разному. У кузнечика Лайоша, например, за пару часов, а Линде полдня надо. У Регины адаптация обычно длится часа четыре. В это время она чувствует себя неуютно. Говоришь или смеешься невпопад… И ведь понимаешь все, а удержаться не можешь! Голова иногда кружится. Не сильно, но доктор рекомендует полежать в своей комнате.

В первый раз, помнится, она вообще оглохла. Минут на пять. Испугалась — ого-го! Папу звала, как будто он мог услышать и прилететь. Но доктор Клайзенау показал руками, что глухота скоро пройдет. Он так смешно это показал, что Регина сразу успокоилась. И обождала, пока слух вернется. Теперь-то она знает, что в височной кости есть такой орган — слуха и равновесия. Это он к «Нейраму» привыкает. Или «Нейрам» к нему. Как соседи по каюте, смеялся папа, когда узнал.

Какая разница, кто к кому? Главное, чтобы привыкли.

А еще, подумала Регина, ты всё время пробуешь скорлупу. И не хочешь, а пробуешь, как трогают языком больной зуб. Нет, скорлупа не давит, как на соревнованиях. Скорее отделяет тебя — от тебя. Ты и снаружи, и внутри. Хочешь стать целой, а не получается! Это немного боязно: а вдруг больше не срастешься?! Потом страх уходит. А скорлупа выворачивается наизнанку, обволакивает тебя и становится внешней.

— …На арену приглашается корвет-капитан Дигиц. Приготовиться…

— Се-ба-стьян! Се-ба-а-а…

V

Дурак! Какой же он дурак!

Рауль сморщился, как от зубной боли, и прижался лбом к холодному плексанолу. В мозгу — в сердце? в душе?! — бушевал пожар. Пары алкоголя, не успев выветриться до конца, лишь подогревали злость на себя, на сестру, на Регину — малолетку-психопатку… Нашел, перед кем выступать! Им, небось, в интернате мозги промыли: «Толерантность! гуманизм! равноправие…» — вот она и взбеленилась, когда ей попытались глаза открыть. Сам виноват, придурок. Если уж собрался просвещать соплюшек, надо было сначала почву прозондировать. Узнать, чем девчонки дышат, что им в мозги загрузить успели.

Еще и испугался, лицо потерял. Стыдно-то как…

Гладкий плексанол приятно остужал разгоряченный лоб. К счастью для Рауля, кольцевая галерея спорткомплекса ВКС пустовала, и молодой человек обрел здесь желанное одиночество. Все сейчас на трибунах. Да и ему волей-неволей придется возвращаться в ложекапсулу. Садиться рядом с девчонками, свидетельницами его позора. Хорошо хоть, капитан ничего не видел… Проклятье! Ему ведь сопровождать эту парочку на Террафиму! У сестры день рожденья — тринадцать лет. Вот и пригласила подругу на праздник. Предкам с планеты выбраться не удалось: дела, работа.

«Рауль, слетаешь за сестрой на Ларгитас?»

«Нет проблем, папа!»

При мысли об отце молодой человек закусил губу. Ну почему, почему Клаус Гоффер работает в этой проклятой комиссии, гори она ядерным пламенем?! Где угодно, только бы не… Снаружи, за прозрачным куполом, противореча буре в душе Рауля, по небу неспешно плыли белые корабли облаков. Их бока, подсвеченные солнцем, отливали золотом и пурпуром, медью и багрянцем. Хочется раскинуть руки — и взлететь…

Ларгитас. Колыбель величайшей цивилизации Галактики.

Когда он начал осознавать истинное положение вещей? В школе? Сколько ему было? Двенадцать? Тринадцать? Как сейчас Линде… Впервые его обозвали «прихвостнем» в шестом классе. Оскорблений Рауль не прощал, и немедля заехал Готфриду в ухо. Получил в ответ. Кинулся молодым бычком, повалил, вцепился в глотку…

Их растащили.

— Прихвостень! Об тебя руки марать противно!

— Давай!

— В другой раз ногами затопчу!

— А ну давай! Давай!

— Ногами!

— Ты у меня дерьмо жрать будешь!

— Заткнулись. Оба.

И шестиклассники послушно заткнулись. Еще бы не заткнуться, если над тобой воздвигся Пыра, гроза всей школы. Его, по слухам, даже директор побаивался.

— Говори ты.

Пыра ткнул пальцем в Готфрида.

— Он с эниками водится! С бениками! Прихвостень!

Рауль было дернулся — врезать мерзавцу! — но встретил тусклый, тяжелый взгляд Пыры.

— Гот правильно говорит. С эниками водиться — последнее дело. Ну а ты?

— А я ему в ухо дал!

— Тоже правильно, — неожиданно для Рауля согласился Пыра. — Но ты хоть понял, за что он тебя обозвал?

— Не-а…

— Так… — вздохнул Пыра, став похожим на учителя. — Придется объяснять.

И объяснил. Как ни странно, не кулаками — словами. Есть настоящие люди, сказал Пыра. Это мы. Есть эники-беники. Энергеты. Ходячие батарейки. Кто с ними дело имеет — тот прихвостень. Жопа красная, пузырчатая.

Понял?

Рауль понял. Правда, у него появилось много вопросов. Но задавать их Пыре он не стал. Пыра — он вроде бы увалень: затихарится — и вдруг ка-ак даст по роже! Рожа, знаете ли, не казенная. Теперь-то, спустя годы, Рауль знал ответы. Что-то прочел в вирте, до чего-то дошел своим умом. Многое подсказали старшие товарищи: в школе на Террафиме, в университете на Роксфельде, в «Братстве Людей», куда он вступил на первом курсе.

Значок Братства украшал лацкан его сюртука.

Физиология против Разума. Эволюция против Прогресса. Да, энергеты умеют то, что недоступно настоящим людям. Но электрический скат или скорпион-громовержец с Юкасона тоже являются живыми аккумуляторами. Это ли путь развития для человека? Счетные способности гематров? У людей для этого есть компьютеры. Мозг создан, чтобы думать, творить, изобретать — а не считать.

Увы, согласно Декларации Прав, энергеты считались такими же людьми, как и представители технологических цивилизаций. Даже оскорбительное слово «техноложцы» для обозначения последних было признано официально! Впрочем, чего ждать от Совета, где недолюди имеют без малого половину голосов? Сама идея Лиги порочна изначально. А уж Комиссия по правам человека, старательно поддерживающая унизительное «равенство» — это вообще позор Галактики! Сколько раз она отстаивала интересы энергетов в ущерб настоящим людям?!

И его отец не просто работает в этой комиссии — он ее ответственный секретарь, второе лицо после председателя-вудуна, пародии на человека!

Да, Раулю Гофферу было чего стыдиться.

Он пытался поговорить с отцом на эту тему. В ответ отец принялся нести пропагандистскую чушь. Теория расового превосходства ведет в тупик, у нас взаимовыгодное сотрудничество, надо уважать… Рауль едва не наговорил отцу грубостей. Еле сдержался — возможно, потому, что под финал отец привел аргумент, сбивший Рауля с толку.

— Если ты утверждаешь, что они — животные, неспособные к техническому прогрессу, — заявил Клаус Гоффер, — ответь: каким образом энергеты ухитрились выйти в Дальний Космос? Построить звездолеты? Овладеть РПТ-маневром? Колонизовать ряд планет? Энергия — энергией, а без высокоразвитой техники это нереально. Вспомни — тогда они еще не вступили в контакт с Ларгитасом. Им всё приходилось изобретать самим…

Разумеется, тут крылся подвох. Но Рауль не нашел достойного ответа. Молодой человек был уверен: ответ есть! Просто лично он, Рауль, его пока не знает. Хотел спросить у старших товарищей по Братству, но замотался, забыл; навалилась учеба, сессия…

Ничего, впереди у него два месяца каникул. Надо как следует порыться в вирте и найти ответ самостоятельно. Если нет — связаться с Альфредом ван Ниске или с Готлибом Штайнингом. Они должны знать!

…От легкого прикосновения он едва не подпрыгнул.

— Регина?! Нельзя же так! Подкралась, как…

— Как суперразведчица Грета-невидимка! Слушай, Рауль…

Молодой человек независимо выпрямился:

— Слушаю.

— Ты не обижайся, ладно? Я не хотела. Там, в буфете…

— Что — в буфете? Пирожное не понравилось?

— Я погорячилась. Но ты тоже был не прав, насчет «шелухи».

— И в чем я был не прав?

Молодой человек уже взял себя в руки. Теперь он глядел на девчонку-телепатку свысока, благо рост позволял.

— Давай просто не будем об этом, а?

На миг Раулю почудилось: капитанская дочка старше него. Она действительно знает что-то важное, неизвестное ему. Наваждение подмигнуло Раулю из сумеречных глубин подсознания — и сгинуло, оставив горькое «послевкусие».

— Ладно, проехали.

— Ты на меня не сердишься?

— Не сержусь.

— Правда?

— Правда, — великодушно улыбнулся Рауль.

И подумал, что Регина, пожалуй, не полная психопатка. Ну, разозлилась без причины — у девчонок так бывает.

— Здорово! Тогда бежим скорее! Сейчас финал начнется.

Девочка сорвалась было с места, но вдруг остановилась.

— Скажи, Рауль… Это правда, что «шелуха» только у энергетов?

— Не только.

— А у кого еще?

— У рабов, — просветил малолетку Рауль.

— У каких рабов?

— Помпилианских. Если помпилианец качает энергию у клейменого раба — у того срывает «шелуху».

— А у помпилианца?

— У хозяина? Нет, не срывает. Я же говорил, помпилианцы ближе к нам, настоящим людям. Не знала?

— Не знала, — тихо ответила Регина. — Значит, у рабов…

VI

— …финал межсистемного чемпионата ВКС Ларгитаса по силовому троеборью. На арену приглашаются корвет-капитан Дигиц и капитан-лейтенант Стросс.

Камера для поединков в невесомости в точности копировала боевую рубку корвета. Термосиловая броня, два пульта управления — основной и дублирующий; кресла капитана, штурмана и офицера связи. Автономные регенераторы, шкафы со скафандрами, под потолком — жгуты энергокоммуникаций в защитных кожухах. Входов, как положено, два: основной и аварийный.

Кому из бойцов какой достанется, решит жребий.

В «рубке» прятались десятки камер, изображение с которых проецировалось в гигантскую голосферу над ареной. Системы слежения сами меняли ракурс, позволяя зрителям и судьям наблюдать бой во всех подробностях с наиболее выгодной точки. Оба финалиста замерли перед главным судьей и двумя арбитрами. Арбитры опрыскивали спортсменов энергетическим наноспреем. Покрыв тело бойцов, нанопленка начнет генерировать маломощное поле, ослабляющее удары. Реальную силу попаданий будут фиксировать специальные датчики, выводя данные на табло.

Внутри «рубки» разрешено все: удары, броски, болевые, удушающие… Никаких ограничений. Спасибо полю: иначе после чемпионата половину спортсменов отправляли бы в реанимацию. Регина как-то спросила отца: «Зачем?» Капитан ван Фрассен сразу стал серьезным. «Это армия, Ри. Мы не в игрушки играем. На войне дерутся насмерть. Спорт, не спорт — мы должны быть готовы убивать и умирать.»

— …Готовы?

— Так точно!

— Так точно!

— Тяните жребий.

Дигицу выпало входить через аварийный выход, Строссу — через основной. Оба ловко взобрались на корпус «рубки» и замерли: один у двери, другой — у распахнутого люка.

Гонг!

Бойцы нырнули внутрь. Дверь и люк мягко захлопнулись за их спинами. Щелчок запорных устройств. На табло вспыхнул зеленый значок: антигравы включены. Теперь в «рубке» царила невесомость.

Тысячи взглядов прикипели к голосфере.

— А-а-ах!..

Влетев в люк ногами вперед, Дигиц мгновенно сгруппировался и, оттолкнувшись от потолка, устремился к противнику. В миг столкновения ноги корвет-капитана буквально выстрелили вперед. Распрямившись, Дигиц превратился в живое копье, и двойной «наконечник» с силой ударил в «мишень». Однако Стросс успел закрыться наглухо, локтями и коленями, сделавшись похож на упругий мяч. Удар пришелся вскользь. Стросса завертело волчком, а Дигица отнесло в сторону, к ребристому корпусу регенератора. На табло столбик «диаграммы витальности» Стросса едва заметно уменьшился. Оба бойца «поймали упор», на миг прилипли к термосилу — и вновь кинулись друг на друга.

Рауль искоса глянул на девочек. Линда была спокойна, как ледышка. Лишь жилка, бьющаяся на виске, выдавала ее возбуждение. «Для эмпата сестренка хорошо держится, — оценил Рауль, хорошо знавший Линду с детства. — Конечно, у нее блоки. И этот… как его? Да, „Нейрам“. Но когда вокруг столько народу на взводе… Линда жаловалась, что плохо переносит толпу. А вот поди ж ты — научилась…»

Зато Регина даже не пыталась скрыть чувства. Она вся подалась вперед, прилипнув носом к блистеру. Глаза горели, на щеках пылал румянец. Татуированные крылья носа раздувались так, словно ссора в буфете продолжалась до сих пор. Пальцы вцепились в подлокотники кресла, грозя прорвать декопласт. Но, видимо, зрелище поглотило девочку не целиком. Краем глаза подметив интерес молодого человека, Регина моргнула — и медленно, с явной неохотой, подалась назад. Хватка ослабла, огонь в глазах погас.

Фурия сменилась паинькой.

О чем она могла задуматься в разгар финального боя? Рауль сперва удивился, а потом всё понял. Ну конечно! Разговор не прошел даром. Одного взгляда Рауля оказалось достаточно, чтобы девчонка вспомнила о нем и заработала мозгами. Это правильно. Голова человеку дана не для одной телепатии. Авось, сама поймет разницу между людьми и эниками. А он, если что, поможет. Впереди еще дорога на Террафиму… Девчонка, кстати, симпатичная, даром что малолетка. Года три-четыре — и будет очень даже…

«Проклятье! Ты идиот! Она же телепатка!..»

Покраснев, как рак, Рауль уставился на арену.

Спортсмены, отталкиваясь от стен, налетали друг на друга. Подобно бойцовым петухам с Кельдари, они успевали «клюнуть» разок-другой — и их вновь разбрасывало по рубке. Дигиц работал точными сериями «импульсов», дававших минимальную отдачу. Жалил, как шершень, стараясь поразить жизненно важные центры: горло, пах, солнечное сплетение. Жаль, большая часть ударов вязла в умелой защите Стросса. Тот всё норовил прихватить соперника, удержать возле себя. Однако Дигиц каждый раз ухитрялся выскользнуть. На табло столбик диаграммы Стросса багровел и съеживался заметно быстрее, чем у Дигица.

— Се-ба-стьян!

Всплеск коллективного мыслеполя вновь обрушился на Регину, частично пробив защиту «Нейрама». Волна яростного восторга накрыла ее с головой. «Давай, Себастьян! Добей его!..» Кажется, она закричала вместе со всеми. Еще немного, и с нее бы «сорвало шелуху». Регина с трудом удержалась на самом краю. Выходит, это стыдно — иметь «вторичную реальность»? Недостойно человека? Энергеты, рабы… И менталы. Хороша компания! Почему Рауль так уверен…

— От-то! От-то!