СТОЛИЦА

Гранитный парапет. Москва-река
С утра такси несутся от вокзалов
Мильоны пришлых, тьма провинциалов
Кипят как дрожжи в капле молока


Ночная — корпусами облаками —
Незрячий взгляд, разжатая рука —
Раскинулась и дышит словно Каин
В беспамятстве — уж очень велика


И снова «холодок бежит за ворот»
Для интуриста скучен этот город:
Ни супер-шоу ни реклам ни сект…


Но вдруг пустеет Ленинский проспект
От Внукова как будто ветер вытер —
Текут машины… где-то там — правитель

ПИТЕР

Ни лошади на Аничковом, ни да —
же Летний сад осеннею порой
Ни бывшей и стареющей обида
Ни Петр ни змей ни бог и ни герой


Ни в ЕВРОПЕЙСКОЙ лилии модерна
Ни ростры — их русалочьи хвосты
Ни то что всем хронически вам скверно —
(В муть в душу разведенные мосты) —


Другое помню. Утром у вокзала
Шла троица. Ночной триумвират:
Большой как блин дворовый опивало


Алкоголичка — косточка рабочья
И рыженький — сомлеешь встретив ночью
Им двигался навстречу Л е н и н г р а д

ЛЮБОВЬ

Надежде Януариевне Рыковой

Пообещала — значит выйдет скоро
Одну бутылку подобрал в подвале
Другие две строители мне дали
Купил треску и пачку БЕЛОМОРА


Стучал в окно — играл как на рояле
«Май дарлинг» вызывал — для разговора
Шипел мяукал… приняли за вора
Ушел в подъезд — опять меня прогнали


Что бормочу лишь ей одной понятно
Вон за стеклом — и нос ее и пятна —
И вертикальный с золотом зрачок


Отец ее и враг из дома вышел
Зачем сказал он то что я услышал? —
«Влюбленный в нашу кошку дурачок»

СПЯЩИЙ

И пил и ел — влюблялся второпях
Вдруг — шум! Побили… Убежал хромая…
Крик чаек… Сплю у моря на камнях
Булыжники как бабу обнимая


Смеюсь глазами: кто ты дорогая? —
Весь в белом летчик — может быть моряк —
И в руки нам — все мандарины рая! —
Все приобрел, все в жизни потеряв


В хоромах спал — на простынях бывало —
Противно холодно — и в душу поддувало…
Общественность? — уж как-нибудь я сам


Ни возраста ни близких ни заботы —
Лишь солнце — сквозь вино… Не знаю кто Ты —
Провеял ласково по редким волосам

БОРИС ГОДУНОВ

Явился самозванец самиздатом
«Тень Грозного меня усынови…»
Мнил — цезарем, любимцем меценатом
Отторгнут — чужеродное в крови


Развращены бездельем блудом блатом
Ворье и грязь — кого ни назови
Сопливясь от усердья и любви
Да! сильного признаем Старшим Братом


И между тем как свиньи жрут почет
Толкается! — под ребрами печет
И чует правду — прожигает просто


(Тень Грозного?) Встряхни ж нас царь Борис
Да крепче поухватистей берись
Чтоб отлетел весь мусор гной короста!

МОСТ

Бородачи пузаны — малышня
Гуляем во дворе нарядных ясель
Лепечем и пузыримся: ня! ня!
Визжит как смерть! — упал и нос расквасил


Влез на горшок величие храня
Все девочек исследует — мамасик
Обиделся: не поняли что — классик
Дым! шоры! обезьянник! злоба дня!


Когда иду я через Крымский мост —
Стальные фермы — балки вперехлест —
Заклепки в два ряда — стальные шляпки —


Весь в солнце — над рекою — в пустоте
Теряя чешую монетки перья тряпки
Завидую высокой простоте

ЦВЕТЫ С ОКРАИНЫ

Вьюном ефросинья вся в желтых цветочках
У ржавой трубы где труха и кирпич —
Мильон срамокашек… пук лапушек сочных
И скромный лиловый иван-ильич


Хлион и валерия — белые точно
Движенье души — все равно не постичь
И чемпиоза — махроза мистич —
ческая — вся в клопах и окантах барочных!


Собрать эту живность и нечисть в канаве
Домой принести и поставить на стол
Принюхайтесь к этой любви и отраве —


Как будто здесь чистили рыбу и жрали
Арбуз пили пиво газету марали —
И кровью и спермой букет изошел!

БЕССТРАШНАЯ

Памяти Нади Эльской

И плоти-то в ней не было почти —
Одна улыбка. Смерти что за пища! —
Пронзительные светлые глазищи
А вот о н а возьми и предпочти


Споткнулась и лежит на полпути
А там весной как соловьи засвищут
Ее покойный Цыферов отыщет
И скажет: «Есть надежда… не грусти…»


Искусство лезло в парки и в квартиры
Бульдозеры корежили картины
И коршуном над паствою — Оскар…


Соратница! пьянчужка! анархистка!
Ты — с нами! мы — с тобой! мы здесь! мы близко!
Вот только б тебя Генка отыскал

ЖИВЫЕ И МЕРТВЫЕ

При получении извещения с черным крестом из Праги

Мой тесть Гуревич Александр Давыдович
И музыкант из Праги Глеб Ерохин
Солагерники — что вы там навиделись! —
И снова вместе — тени духи вздохи


И собеседник мой пожалуй с виду лишь
Еще вполне — он мертв — и ухо в мохе
А если жив ему не позавидуешь —
Кариатида вымершей эпохи


Но в памяти живет и ходит Прага
В глазах блестит предательская влага
Как бриллиант весь мир омыт в апреле


Вон Федоров идет по тротуару
С ним — Цыферов… И эту знаю пару
Кто умер тот живой на самом деле

ВСТРЕЧА

Памяти Юло Соостера

Был автобус — ехали к Юло
Было бледно ветрено и тонко
Бормотала старая эстонка —
Их глаза что лед или стекло


Было море ласковей теленка
Лес сквозил что аиста крыло
И шоссе куда-то вверх вело
— М е т с а к а л м и с т о о — наша остановка


Свечи на земле — на мокрой хвое
Пламя белое стоит как неживое
Позабыл я, ты в каком ряду?


Все что первым — жизнь насквозь — заметил
Чем сквозь холст — в порыв бумаги бредил
Так и знал что я тебя найду

УРАЛ ЗИМОЙ ПЯТИДЕСЯТОГО

Сугробом кровля — овощехранилище
С зарей приводят женские бригады —
Штаны платки бушлаты и заплаты
Внизу темно и скользко — запах гнили еще


Зато попеть позубоскалить рады
Всему научат в лагере: училище
— А эта блядь откуда еще вылезла? —
Глаза блестят и губы виноваты


— Скучает дура по тебе траншея! —
Из-под тряпицы тоненькая шея —
Картофелина вроде проросла


Вверху белеют смутные окошки…
Возились двое на горе картошки —
Да это ведь любовь у ней была