КРАСАВИЦА

Красавица лежит на пляже — плечо лопатки — все красиво — и книга — может быть читает — и если стать тенью ее головы на странице — тоже прочтешь:

...

«Когда Коля кончил, то передал поскорей газету князю и, ни слова не говоря, бросился в угол, плотно уткнулся в него и закрыл руками лицо. Ему было невыразимо стыдно…»

Красавица пошевелила пальцами ноги — и несколько камешков раскатившись — недоумевают белея на солнце — почему она их отвергла? — и если стать этим — перепелиным яйцом — то вероятно расслышишь в шуме прибоя слова Одиссея:

«Руки, богиня иль смертная дева, к тебе простираю!
Если одна из богинь ты, владычиц пространного неба,
То с Артемидою только, великою дочерью Зевса,
Можешь сходна быть лица красотою и станом высоким;
Если ж одна ты из смертных…» и так далее

Солнце поглаживает спину — углубляясь в ямки бедер — нажимает всем горячим небом — хочет ощутимо сделать больно — чтобы ночью красавица вспоминая ревнивое солнце говорила любовнику мужу — «не трогай… мне больно… я сегодня у моря сгорела…» — и если стать как-нибудь его ладонью — можно услышать как стучит ее сердце:

Тук-тук, тук-тук, тук-тук, тук-тук и т. д.

ПОСОЛ СОЛНЦА

«Без дураков — сказал Райков — он бог, великий человек, поговорите с ним» — с лепных старинных потолков взирали серые амуры на бутылки из-под водки —

И вот — лопатой сунута ладонь — характерный мыс волос врезан в низкий лоб — из-под бровей из глубины — как объявление войны — потушите все лампы осеннего дня! — неужели на улице солнце? — нестерпимый взгляд в упор — как удар

Зашел в кусты — и там стоит опустив штаны — глядят на солнце не мигая зрачки — булавочные точки — мясистый хер стоит дубиной — и входит в тело сила — свет — растерянным пятном халат — сестрица заглянула в куст — и только ах из нежных уст — выплеснулась сперма на траву — стоит магнит планет и звезд — белым клеем задувает одуванчики лютики и лопухи — переливаясь через край — в тумане тонет вся поляна — больничный корпус — вся Москва — он весь дрожит как генератор — работает лиловый ротор — легко пустеет голова — как щедро энергию накопленную солнца он людям отдает

А им не дам! — они вызывали милицию — в сортире поставили рацию — они гуляли по бедной голове под воскресенье — я их за это накажу — полотрясенье! — весь мир энергией снабжаю — душеспасенье! — а их энергии лишу — пусть ходят выключенные

Футляры мужские и женские — заглянешь — пусто — а синие черти рады — сыплются с проводов — проникают через ноздри через полость рта — мясо рыбы и скота этим людям вредно есть — потому они и носят шляпу ватник и очки

А ты веселый человек — ты симпатичный человек — что из того что ты еврей — ведь знают все — и там на Солнце — Христос отличный человек

Не попадая руками в рукава пальто — он шел по улице гуляя — посол Солнца — был рад дождю и мертвенному свету — еще вчера он обеспечил всю планету необходимой ей любовью на двое суток по земному счету — был пьян и несколько развинчен — пил тонкий воздух как гурман — и даже мог себе позволить проходя — поглядывать на встречных женщин со снисходительной улыбкой

СОН ЗЕМЛИ

На террасе в полдень не мог уснуть — подбиралось солнце к лицу — на щеке — и приснилось мне — то ли перстень был не на той руке и на сердце давил — что стихам своим дал я новый вес и объем — в эту комнату можно войти — и ведет эта дверь в распахнутый сад — где яблони пахнут дождем

Ничего на свете страшней тебя — и прекрасней тебя земля — только глубже уснуть — почти не дышать — чтобы пчелы запутались в волосах — уши коконами заросли — и две бабочки сели на спящие веки — закрываются — открываются удивленные крылья — глаза

В этот полдень я провалился в ночь — но глаза мне были даны — бархатно-синие с черной каймой — глубоко-шоколадные с желтой каймой — и розовые почти — покрытые серой пыльцой

И я вижу: свет на траве стоит — вижу как звук плывет — и желтые запахи слышу я — синие голоса — мохнатую шерсть полевых цветов — ноздреватое мясо их — словно сладкие булки тычинки торчат — пестик лаково гол — рыжие челюсти пилы багры — и зеркальные купола —

О земля! — эти сны мотыльков и червей! — сам себя пожирающий рай — о мертвец — поскорей в этих снах растворись — и себя этой прорве отдай

РАДОСТЬ

Радость — обыкновение которой — летом в лес прийти — и все застать на месте — чьи-то листья в легкой грусти — желтый праздничный цветок — чего-нибудь рассеянно коснуться — и безболезненно проснусь

ЭПИЛОГ. СТИРКА

Гроб распался — и ползу
Стал украдкой на карачки
Здесь внизу стирают прачки
Что там плавает в тазу?
И мурлом своим немытым
Наклоняюсь над корытом
В мыльной пене — человечки


О протухшие душонки
Вы как дряблые мошонки
О похожи вы с изнанки
На кровавые портянки
Под ногтем стреляет вошь
— Врешь паскуда не уйдешь! —
Прачка рявкнула сердито
Тряпку шмякнула в корыто
Поливает кипятком
Трет руками бьет вальком
И в корыте стонут плачут
Нелегка работа прачек
Потому они и злобны
Их черты мужеподобны
Все в косынках как пираты
Отупели от работы
Серый пар клубится в бане
Струпья крови и тоски
Прачки выскребут ногтями
Отдерут они зубами
И вся боль и все плевки
Схлынут черными ручьями —
Клочья мыльные с доски!


После высинят головки
И развесят на веревке
Зацепив кого за уши
А кого и за язык…
Солнце греет…Ветер сушит…


А пока — о тоска —
Только помню: все пропало
Умираю каждый миг
И берет меня рука
Грубо с кафельного пола
Поднимает как щенка

СОНЕТЫ НА РУБАШКАХ

(1975–1989)

«Здесь только оболочка. Слезы вытри», —

сказал отец Димитрий.

ТЕЛО

Продуто солнцем — все в огромных дырах
И время водопадом — сквозь меня
Но стыну гипсом видимость храня
В метро в такси на улицах в квартирах


Меня легко представить как коня:
Храп трепет плоть. Но вообще я сыро:
Вспотевший вкус черствеющего сыра
В рогоже скользких мускулов возня


Костюм дворец тюрьма — миллионы клеток
Страна пещер и чудищ — всюду лето —
В подмышках жмет — и много тайных мест…


Живем привыкли… кажется просторно…
Но вчуже видеть просто смехотворно
Как это решето спит! любит! ест!

ДУХ

Звезда ребенок бык сердечко птичье —
Все вздыблено и все летит — люблю —
И налету из хаоса леплю
Огонь цветок — все — новые обличья


Мое существованье фантастично
Разматываясь космос шевелю
И самого себя хочу настичь я
Стремясь из бесконечности к нулю


Есть! пойман!.. Нет! Еще ты дремлешь в стебле
Но как я одинок на самом деле
Ведь это я все я — жасмин и моль и солнца свет


В башке поэта шалого от пьянства
Ни времени не знаю ни пространства
И изнутри трясу его сонет