СТЕНА
...Появляется НЕКТО, одетый в черное трико. Прислушивается. В продолжение монолога живет и действует как мим.
Где бы ни был: в гостях или дома, в лесу или в городе, в метро — и в кино — и во сне, я прикладываю ухо к незримой стене.
И слушаю —
С другой стороны вам незримой стены: бормотание, вскрики, глухая возня… Не люди, не события, не здесь…
Там собрались хранаки на маной, рассорились из‐за куска хрыченки. Хранка и хран встали на задние цапки, раздули свои вазыри. Хлещут друг друга хвостами когтистыми, стараются выдрать зерцальца. Хныхочут, как обиженные дети. И брызгаются, как дезодоранты.
Помирил бы я их, успокоил. Покачал и согрел на своих сослоненных ладонях. Перелил одну сущность в другую.
Но провожу рукою — и стена. Ни выступа, ни ручки, ни звонка…
Жена глядит и улыбается:
— Это что за поза? То приседаешь, то встаешь на цыпочки. Ты выставил вперед ладони, оглаживаешь пустоту, как будто здесь стена или стекло. Ты подражаешь миму? Или это — лечебная гимнастика?
Я улыбаюсь ей, не отвечая. Я слушаю, что за моей стеной?
Там шорохи, туманных форм движенье…
Там амроки и вымроки и шахры. Они хрустят и трутся друг о друга, то их пронижет огненным дождем, то налетят и жалят сигафаги. Огромны, как вселенские коровы, и так же кротки амроки и вымроки. И между тем небезопасны шахры…
Все время там — своеобразный шорох. Там лопаются капельки, в которых тысячекратно отражен пейзаж. То муравейник, то пчелиный улей, то будто весь из башен городок, а между тем ни то и ни другое…
Я слышу: тут же рядом за стеною буль-буль булькают в каменных колодцах. Высунется гладкий, как ракета. Вдруг раскроется множество сознаний — искривит, перестроит пространство. Снова станет гладким крокотуком. И буль-буль на дно — тянет за собою время, словно липкую сладкую тянучку…
А динамед говорит, говорит то по-испански, то по-чукчански. Мешает английские слова с древнемогильскими… Узнаю эолийский космический — язык для торжественных случаев, с золотом красный… Говорит динамед, говорит. Боится остановиться. Если выговорится — сдохнет сейчас же…
Хранаки, амроки и вымроки и шахры!
Многоязычный динамед, я с вами!
Я сочувственник! Я тоже
Хочу дышать радиоактивной пылью,
И на восходе Альфы и Омеги
Все явственнее быть и насыщаться
Теплом и светом радостной вселенной!
Но тут — стена. И там — стена. Повсюду. Вплотную вплоть. Я сам — стена, в которой дырки проделаны. Кричу, чтоб отворили. Напрасно. Не глух, но замкнут. Ключ потерян.
ГЛУШИЛКА
...К нам нерешительно приближается ПОЛНЫЙ ЧЕЛОВЕК в круглой шляпе, сдвинутой на затылок. По-видимому, он хочет что-то сказать. Вдруг издает два сигнала длинных, один короткий.
Пи-и! Пи-и! Пип! Дорогие люди, цветы и собаки! Сейчас двенадцать часов по московскому времени. Мы начинаем свои сегодняшние, передаем изо рта этого доброго человека. Спасибо тебе, большой души человек.
...(Человек в недоумении озирается.)
Большое круглое спасибо. Не пугайтесь, уважаемый. Сегодня вы — наш избранник. Вы, можно сказать, наш рупор. Правда, если заглянуть поглубже, ничего особенного: печень увеличена, мошонка дряблая, мысли по преимуществу глупые. Во рту — золотой мост, тоже не вызывает особой симпатии… Но сегодня вы… живой… правдивый…
...(Человек зажимает себе рот, некоторое время борется с собой, продолжает бубнить сквозь ладонь, задыхается.)
…………протеста!
Сначала передадим новости для собак. Наши зарубежные друзья человека! Наши четвероногие соотечественники! У нас в студии находятся собака — кобель, порода — болонка, кличка — Тиша. Прошу поближе к микрофону, Тиша. Не волнуйся, Тиша, все уже позади. Сейчас он вам сам все расскажет.
...(Человек начинает лаять, затем скулит, потом долго воет. Вдруг замолкает с открытым ртом.)
…………………никаких контраргументов. Стараются заглушить, как всегда. Приятель, отойдите на несколько шагов влево… Влево, а не назад… Где у тебя левая рука?.. Туда и иди… Эй ты, говорильня тупоголовая! К тебе обращаются… Грубо…
...(Человек не совсем понимает, что от него хотят. Затем делает несколько поспешных шагов влево.)
……жаем наши передачи. Для цветов родной полосы!
В некоторых кругах прогрессивно настроенной интеллигенции существует мнение, что благодаря осложнившейся международной обстановке лета в Подмосковье ожидать не следует.
Нашему мытищинскому корреспонденту удалось взять интервью у одного из представителей подмосковной флоры. Итак, мы — в густых зарослях лопухов и крапивы на берегу небезызвестной реки Клязьмы. Гремят ржавые консервные банки. У микрофона — типичный для средней полосы Иван-чай… Пожалуйста, Иван-чай, каковы ваши прогнозы на будущее? (Гласом) «Во лесах, на рецех суть квяты красны. Перун — отче ти квяты любяху. Ярило не всуе горяше. Яко же бо мнози смерды прииди. Скакаши злии ти бесы, кричаши, коренья изымаша. Худое деют. А сами рече: мы де, мы ста…»
...(Человек продолжает говорить, но беззвучно. Наконец показалось ему, что кто-то его зовет. Человек делает жест: меня? Отходит на несколько шагов вправо.)
……жаем наши передачи. Для людей! Дорогие милые люди, на сегодня порадовать вас, к сожалению, нечем. Наш корреспондент из Рима передает…
...(Продолжает говорить беззвучно.)
Из Нью-Йорка сообщают… (продолжает говорить беззвучно)
По сообщениям из Москвы… (продолжает говорить беззвучно)
…………протеста!
Известная гадалка мадам Леннорман передает сводку погоды на ближайшие дни. С севера на столицу распространяется область дурных предчувствий. Настроение понизится. Отношения похолодают. Завтра ожидается резкое потепление отношений. Туман чувств. Временами прояснение.
Сейчас — минутный перерыв.
...(Человек вдруг засуетился, завопил панически.)
Я не виноват! Это не я! Это оно! Отпустите меня-я!..
…Для стран тотального режима. Наши передачи ведутся без согласия передающего.
В заключение полчаса музыки. Мы передадим произведения Моцарта и Бе…………… Эта гениальная музыка в свою очередь вдохновляла Шиллера и Ге……………….
Исполняет лауреат конкурса имени……………….
в сопровождении……………………..
...Человек долго стоит перед нами, раскрыв рот. Но всю прекрасную музыку заглушает громовое молчание.
СУБЪЕКТ И ОБЪЕКТ
...Размытые акварельные сумерки на морском побережье. Полутемно, так что скорей угадывается большой мягкий предмет, повисший между небом и пляжем. Со стороны дюн приближается долговязая фигура — это СУБЪЕКТ. Одет пестро, небрежно. Лицо белого клоуна. Действие происходит в не совсем нашей реальности.
Это она виновата, Алиса. Слышала: хрюкали, говорит. Шел, шел по пляжу — ни одного хрюкотальника. Можно, правда, самому вырыть ямку в песке и похрюкотать туда… Не с кем… Даже мюмзики куда-то пропали. Одному — это одни выдуванчики получаются.
...(Замечает ОБЪЕКТ.)
Кто-то кожаную подушку забыл на пляже. Подкинул в небо, там и забыл. Запросто мбркнут ночью. Или булданут… Будто плавает в воздухе… Нет, нет, скорее это — Неопознанный Объект!.. Здесь — непознанный СУБЪЕКТ, там — неопознанный ОБЪЕКТ. Чересчур по-английски…
Как же быть? А, просто подпрыгнуть, ухватиться за хвостик и сдернуть вниз. Тем более что это — колбаса. Толстый батон синтетической колбасы. Мбркну!
...(Прыгает, пытается достать.)
Эта синтаса… чудо современности… отрежешь ломоть… голубой… в зеленых кружочках… выдавишь из тюбика… огурец… Прямо на лету… зубами отхвачу!
...(Прыгает, падает.)
Что это? Раздувается!.. Лопнула!.. Выворачивается наизнанку! Ощерилась!.. Колбасун!
...(Отползает.)
Спокойно. Надо — осторожно. Без паники. Колбасуны чутки, но слепы. Какая пасть!.. Скрипнуло… А-а-а-а!..
...(В ужасе бежит, застывает на месте.)
Ненормальный. Совершенно сумасшедший. Мне улыбается красивая женщина, а я кричу, как зарезанный выпрыск. Правда, лица не видно, одни губы. Зато какие губы!..
...(Декламирует.)
...
Одна большая толстая улыбка,
как перезрелый помидор.
О, революционерка, Розенталь! —
резервуар, презерватив… Обшлепай
всего меня губами… Глядя вдаль,
давай друг друга называть на «мы».
От му-ужества мычу
(Посылает ОБЪЕКТУ воздушный поцелуй.)
...
Му-у-учительница! Если му-ухой стану
Всю лапками тебя защекочу…
(Деловито оглядывается.)
...
Но если мне не лгут мои глаза,
здесь — площадь, там — собор. Ты прав, Лоренцо,
пожалуй, это — не бедро, а грудь,
не бугорки какой-нибудь девчонки,
не тощий март, а щедрый июльский полдень —
а этот полдень материнства полон…
Большая Мать на тысячу сосцов!
(Ложится навзничь.)
...
У-а! У-а! Я — ползунок! Хочу сисю. Надоело зеленое молоко, розовое давай. Кормят все время какой-то ДИСью [ДИСЬ — детская информационная смесь (Прим. автора).] — дрисью. Гадость! Ну, ну, давай склоняйся с вышины…
Но что это? Все небо заслоняет
гигантский зад… Несется вниз, как лифт…
Сейчас меня… Раздавленной клубникой
быть не хочу!
(Откатывается.)
...
Неужто пощадил?..
(Поднимается с песка, отряхивается.)
...
Ты пощадил меня, прекрасный зад…
От страха стал каким-то свинобрюхом…
Ты хмуришься? ты чем-то недоволен?
Но зад, который хмурится, ведь это —
чело философа!
(Изучает ОБЪЕКТ.)
...
Конечно, это ОН!
Мозг! Интеркук! Мулендр кудрогриозный!
Внушительное вместилище… а тем самым —
вместительное внушилище. Сейчас вырою.
(Садится на песок, роет ямку.)
...
Скажи мне, Разум, что такое маний?
Откуда он приходит? Куда уходит?
И почему его мы называем: буний?
Еще ответь, мы — люди почему?
бекрумкаем, чачакаемся и звачем?
Скажи, зачем свеольник — не свеальник?
И свет вопроса: есть ли Иогом?
А если нет? То, верно, нет и амры
и мамры и бедунчиков… Но это…
но это глупо, просто нелогично —
нет мамры, но бедунчики-то есть!
Молчишь?.. Понятно. Вопросы мои суть твои ответы. А раз так, я думаю, ты признаешься наконец кто ты?
Молчишь?.. Тогда я сам тебе отвечу. Ты — приз, январь, динамо, гранд-отель, известный врач, общественное мненье, ты даже — «сто лет назад», и так же точно ты — весь словарь и все слова, что будут, все имена, которыми, тебя я назову…
Я назову… Но неизвестно — что я,
быть может — ландыш, или что другое.
Я — в и вне. Прощай, мой месяц май,
отлично мы с тобой похрюкотали.
Непознанный СУБЪЕКТ незаметно стушевывается. ОБЪЕКТ, уже опознанный, остается висеть между дюнами и морем.