Пожарные разбирали завалы, вытаскивали из-под груд битого кирпича обезображенные тела жильцов, складывали их на расстеленном рядом брезенте. Они привычно и сосредоточенно орудовали ломами и лопатами. Бог весть, какой по счету завал им приходилось уже вот так разбирать. И сколько обезображенных тел вытаскивать из каменного крошева.

Внезапно раздался радостный крик:

— Девочка живая! Дышит!

Встрепенулись медики возле фургона «полуторки» с красным крестом на боку. Сноровисто подхватили носилки, вперед вырвалась немолодая женщина-фельдшер, проверила пульс на худенькой, серой от пыли шее. Раскрыла саквояж, набрала в шприц из ампулы лекарство и быстро сделала девочке укол. Кивнула и властно указала на фургон с красным крестом:

— Быстро в госпиталь! Попытаемся спасти.

По толпе пронеся долгий вздох. Такие маленькие чудеса вселяли надежду в остальных. Но, к сожалению, случались они нечасто…

* * *

В один из вечеров Виктор Ракитин находился в патруле. Старенький «Форд», транспорт маневренной группы, встал наглухо. Что-то случилось с мотором. Старший лейтенант Ерохин грозился расстрелять водителя, но тот и сам был готов провалиться сквозь землю. Машина старая, изношенная, запчастей — не достать…

В общем, тут хотя бы телегу с лошадью достать, но и этого у личного состава Отдельной роты гарнизонно-караульной службы не было. Пришлось патрулировать улицы Сталино пешим порядком. Ходили по трое, держась настороженно. С наступлением комендантского часа улицы города пустели, жизнь замирала до утра. Черные окна домов казались бездонными бочагами — омутами на болоте. Только иногда робко светился огарок свечи или керосиновая лампа. Но и керосин в столице Донбасса за несколько дней до отступления Красной Армии был дефицитом.

Виктор угрюмо смотрел по сторонам, обходя лужи. Чуть позади топали двое солдат с карабинами Мосина. Повернув голову, Ракитин заметил в конце улицы парочку. Вроде бы как офицер проводил домой девушку. «То ли связистка, то ли медичка», — подумал старший сержант-пограничник. Но привычка все перепроверять, которая возникла еще во время службы в комендантской роте ДНР, а потом и в спецназе МГБ Донецкой Республики, уже толкнула Ракитина вперед.

— Товарищ старший сержант, шо ж мы будем романтику людям портить?.. — с легкой укоризной сказал один из бойцов.

— Отставить разговоры, Круглов! — прикрикнул на него Виктор. — А нечего в комендантский час по улицам шататься.

Втроем они быстро нагнали романтичную парочку. Да те и не собирались особо скрываться. Заметив патруль, они не шарахнулись в ближайший темный проулок, не задали деру, путая следы. Терпеливо ждали приближения «комендачей». Приближаясь, Ракитин включил фонарик. До того пограничник им не пользовался, полагаясь на «ночное зрение» в рассеянном свете луны и немногочисленных светящихся окон домов. Включать фонарик — значило привлекать к себе ненужное внимание ярким пятном света. К тому же, сосредотачиваясь на освещенных участках, не видишь, что происходит за границами светового пятна, слепнешь.

В луче фонаря мелькнули волевое лицо офицера и смазливая мордашка его спутницы. А также одна «шпала» — прямоугольник на петлице шинели офицера. Капитан.

— Осветите себя! — незнакомый капитан расстегнул кобуру на поясе. — Кто такие?!

«Ну, сейчас начнутся угрозы и призывы проклятий на наши грешные комендантские головы!» — подумал Виктор. Тем более что офицер — с девушкой. Надо же впечатление на прекрасный пол произвести!

— Старший комендантского патруля старший сержант Ракитин. Ваши документы, товарищ капитан.

— А, ну тогда все ясно! — с заметным облегчением вздохнул капитан и потянулся во внутренний карман за удостоверением.

— Вы, барышня, того, не серчайте, — выступил вперед рядовой Круглов. Для пущего эффекта он снял карабин с плеча и теперь держал оружие в руках. Красноармеец даже приосанился, чтоб видели, что он не кто-нибудь, а военнослужащий комендантской роты.

Девушка негромко рассмеялась такой откровенной демонстрации ухарства.

— Скажите, товарищ красноармеец, а в комендантской роте все такие герои? Или только вы?..

Капитан с неодобрением поглядел на рядового и протянул документы старшему патруля.

— Круглов, рот не разевай!.. — прикрикнул Виктор и развернул книжечку офицерского удостоверения.

«Так, капитан Степанцов, Виктор Ефимович, надо же — тезка… Военинженер [Приводится техническая должность, соответствующая званию на 22 июня 1941 года.] 32-й роты связи 114-го стрелкового полка», — вчитался при скудном свете фонаря старший сержант Ракитин. — А что, товарищ капитан, ваш полк отвели к Сталино?

— Да, то, что от него осталось… отвели на переформирование. Я — врио [Врио — Временно исполняющий обязанности.] командира роты связи. Ранее командовал радиотехнической ротой.

— Круглов, проверь документы у девушки, — распорядился Виктор.

А тот — и рад стараться! Улыбка до ушей, барышне глазки строит. Ну, конечно, когда еще простому солдату выпадет удача позлить офицера, пользуясь исключительным правом «комендача»!.. Он пролистнул солдатскую книжку и вернул девушке.

— Рядовая Ольга Румянцева, радиотелеграфистка 32-й роты связи 114-го стрелкового полка.

— Понятно… — В свете электрического фонарика блеснули стальные скобки, которыми были скреплены листки офицерского удостоверения капитана.

«Так, только спокойно!» — перехватило дыхание у Виктора Ракитина. Он прекрасно знал, еще благодаря своему «опыту попаданца», что именно эта, абсолютно незначительная на первый взгляд деталь и выдавала немецких агентов и диверсантов! Дело в том, что на советских документах использовались обычные стальные скобки, скрепляющие листки офицерских удостоверений и красноармейских книжек. Со временем, естественно, они окислялись, ржавели. А вот гитлеровские спецслужбы изготавливали настолько качественные подделки советских документов, что и скобки в них делали из нержавеющей стали. Знаменитый немецкий педантизм и выдавал с головой нередко самых подготовленных диверсантов из специального полка «Бранденбург-800» и других засекреченных подразделений Абвера [Абвер — (нем.) Abwehr — «оборона», «отражение». Орган Военная разведка и контрразведка Третьего рейха.].

«Если это — вражеские диверсанты, то очень хорошо подготовленные. Стандартной проверки комендантского патруля они не боятся. Документы в полном порядке. Затягивать проверку нельзя — почувствуют подвох. Вот черт! Круглов скалится во все тридцать два пломбированных зуба, даже карабин за спину закинул. А вот мой второй — Лешка Хрящев, тот молодец — держится вне освещенного пространства, и карабин наготове… Что же делать?.. К тому же еще не факт, что это — именно вражеские диверсанты. Может, он недавно удостоверение получил. Нужна более тщательная проверка. Надо их как-нибудь выманить. Но как?..» — напряженно «прокачивал» ситуацию Ракитин.

— Товарищ капитан, вы же связист, верно? — спросил Виктор, возвращая офицерское удостоверение.

— Точно так, — согласился офицер.

— Послушайте, не в службу, а в дружбу, у нас в комендантской роте рация — ни к черту! А связь нужна. Вы не посмотрите?.. Тут рядом.

— Но мне девушку проводить нужно, опасно ведь…

— Так мы вас вместе и проводим, а потом — к нам. Там для настоящего специалиста всего-то и делов — раз плюнуть. Только вот специалистов по связи у нас в комендатуре-то и нету.

— А командир ваш за такое самоуправство не «взгреет» случайно?

— Да что вы, товарищ капитан! Он и сам такого специалиста ищет. Грозился за починенную рацию две банки тушенки из заначки выдать! Да кто ж возьмется-то?..

— Ну, не знаю, — капитан поглядел на спутницу. — Давайте, может, я завтра в комендатуру загляну…

Внезапно девушка резко выбросила вперед правую руку. Рядовой Круглов, хрипя и захлебываясь собственной кровью, медленно осел в грязь. Он схватился за горло, а между пальцев текла маслянисто-черная в полумраке кровь.

Тускло блеснула сталь армейского ножа в руке капитана. Ракитин едва успел подставить под удар автомат. Лезвие заскрежетало о металл ствольной коробки. Тут же левое предплечье обожгло болью. Но и Ракитин не сплоховал — саданул от души прикладом прямо в грудь ряженого офицера. Тот грохнулся в грязь без чувств. Что называется — «дух вон»!

Девушка метнула нож в темноту и выхватила винтовку из мертвых пальцев Круглова. Раздался сдавленный стон рядового Хрящева. Сухо треснул выстрел карабина Мосина.

Не раздумывая, Ракитин длинной очередью из пистолета-пулемета пригвоздил к земле вражескую шпионку. Слитный треск выстрелов привычно ударил по ушам, сполохи дульного пламени прорезали темноту. Раскаленный свинец прошил девушку сразу в нескольких местах.

Наступила гулкая тишина, как всегда бывает после перестрелки или после боя. Только в отдалении слышался несмолкающий рокот орудийной канонады.

— Хрящев! Лешка, живой?

— Кажись, живой. Эта сучка ножом в плечо попала. Метко метает, бестия! Кровь идет сильно. А что Круглов?

— Отвоевался Круглов, она его — ножом в шею… Иди сюда, перевяжу, у меня индпакет [Индивидуальный перевязочный пакет, ИПП.] есть.

Виктор распорол ножом гимнастерку на левом плече и умело наложил тугую давящую повязку. Он оценил меткость и подготовку вражеской диверсантки: чуть ниже, и ее нож попал бы красноармейцу прямо в сердце.

— Ты ж сам ранен.

— А, царапина… Капитан ряженый клинком достать пытался. Видишь, какие тертые: все ножами нас порешить хотели, чтоб без шума. Опытные, подготовленные. — Ракитин поморщился, раненая рука все же саднила. — Этого «кадра» нужно связать и доставить в комендатуру. Передадим его, куда следует. Мертвую бабу — тоже. Вместе со всеми их документами.