Мистер Дюжи занял свою излюбленную позу: откинувшись на спинку, вытянул ноги перед собой, с педантичной симметричностью свел вместе большой и указательный пальцы обеих рук — и заметил:

— Не буду скрывать, что меня заинтересовала странная форма анархии, которой здесь, как видно, отдают предпочтение. Если я вас правильно понял, каждый человек на Утопии занимается своим делом, хоть и служит государству. Как я понимаю — поправьте, если ошибаюсь, — множество людей заняты в производстве, распространении и приготовлении продуктов питания. Они, как я полагаю, делают запросы о нуждах населения и удовлетворяют их, но при этом им никто не указ. Эти люди сами проводят исследования, экспериментируют. Их никто не принуждает, не обязывает, не сдерживает и не ограничивает.

— Люди с ними об этом говорят, — с легкой улыбкой возразил Грунт.

— Другие изучают, производят и обрабатывают металлы для всего человечества, им тоже никто не указ. Третьи занимаются жилищным вопросом, проектируют чудесные дома, возводят и сами решают, кому и как ими пользоваться. Четвертые занимаются чистой наукой. Пятые экспериментируют с границами восприятия и воображения. Это люди искусства. Шестые учат.

— Это очень важная работа, — заметила Лихнис.

— Все это совершается в гармонии и без нарушения пропорций. Причем при отсутствии какой-либо центральной, законодательной либо исполнительной власти. Признаться, я считаю все это восхитительным, но вряд ли возможным. В том мире, откуда мы явились, пока никто даже не предлагал ничего подобного.

— Нечто в этом роде предлагали гильдейские социалисты, — заметил мистер Коттедж.

— Да ну? — воскликнул мистер Дюжи. — Я почти ничего не знаю о гильдейских социалистах. Кто это такие? Просветите меня.

Мистер Коттедж решил не вступать в пререкания, лишь сказал:

— Эта идея знакома нашей молодежи. Ласки называет эту форму правления плюралистическим государством в отличие от монистического государства с его высокой концентрацией верховной власти. Оно известно даже китайцам. Один пекинский профессор, мистер Чан, написал брошюру под названием «Профессионализм». Я прочитал ее всего пару недель назад. Он сам прислал свой труд в редакцию «Либерала». Профессор указывает, что для Китая крайне нежелательно и даже бесполезно проходить через стадию демократии западного образца. Он предлагает, чтобы Китай сразу перешел на стадию сосуществования и взаимодействия функционирующих классов: мандаринов, промышленников, сельскохозяйственных рабочих и так далее, — что мы, похоже, здесь и наблюдаем. Однако это, разумеется, потребует революции в сфере образования. Так что идея того, что вы называете анархией, витает в воздухе и на нашей планете.

— Неужели? — воскликнул мистер Дюжи с еще более задумчивым и покладистым видом. — Вот как? Кто бы мог подумать!

4

Беседа продолжалась бессвязно, однако обмен идеями шел быстро и продуктивно. Довольно скоро в уме мистера Коттеджа сложилась стройная картина истории Утопии, начиная с Последней эпохи смятения и по сей день.

Чем больше он узнавал о Последней эпохе смятения, тем больше она напоминала ему современную жизнь на Земле. В те далекие дни утопийцы носили одежду и жили в городах наподобие земных. Счастливое стечение обстоятельств, в котором не было их заслуги, подарило им несколько веков успешного роста. После длительного периода нужды, эпидемий и разрушительных войн жителям Утопии повезло со сменой климата и политическими реформами. Утопийцы впервые смогли исследовать всю планету, подчинив топору, лопате и плугу огромные, дотоле нетронутые территории. Произошел невиданный расцвет благосостояния, досуга и свободы. Многие тысячи людей вышли из убожества привычного человеческого бытия на уровень, позволяющий им по желанию мыслить и действовать с невиданной ранее независимостью. Началось бурное развитие науки, которое после множества гениальных открытий вложило в руки человека невероятную власть над природой.

В Утопии и раньше случались научные прорывы, однако ни один из них прежде не происходил в столь благоприятных обстоятельствах и не продолжался достаточно долго, чтобы принести изобильные практические плоды. Всего за несколько коротких столетий утопийцы, до того времени ползавшие по планете, как неуклюжие муравьи, или безжалостно использовавшие для передвижения более крупных и быстроногих животных, вдруг обрели возможность скоростного воздушного сообщения и мгновенной радиосвязи с любой точкой планеты. Они овладели невиданной доселе механической энергией. Вслед за развитием физики и химии последовал подъем медицины и психологии, наступила эпоха новых чрезвычайных способностей — возможности управлять собственным организмом и общественной жизнью. Однако все эти изменения, наконец свершившись, наступили с такой быстротой и вызвали такое замешательство, что лишь немногие умы осознавали, какие колоссальные перспективы, помимо практических выгод, открывает столь бурный рост науки. Все остальные принимали новшества и пользовались ими безо всякой системы, даже не пытаясь приспособить образ мыслей и жизни к требованиям, которые те накладывали.

Основная масса населения Утопии, получив больше энергии, досуга и свободы, первым делом ударилась в размножение. Люди поступали так же бездумно, как вели бы себя на их месте животные или растения: плодились, пока не истратили все ресурсы, которые пригодились бы для достижения более значительных целей, транжирили великие дары науки, едва успевая их получить, в неразумном стремлении к воспроизведению привычного образа жизни. В какой-то момент Последней эпохи смятения население Утопии перевалило через отметку «два миллиарда».

— А сейчас оно какое? — спросил мистер Коттедж.

— Примерно двести пятьдесят миллионов. Это максимальное количество людей, которые могут обитать на поверхности Утопии в условиях полной развитости. Однако теперь, благодаря появлению новых ресурсов, численность населения снова регулируется в сторону роста.

Отец Камертонг охнул от ужаса. Зловещая догадка уже некоторое время занимала его мысли. Его нравственным устоям был брошен вызов.

— И вы смеете регулировать рост населения? Контролировать?! Ваши женщины рожают только на заказ или вынуждены отказываться от детей?!!

— Разумеется. Что в этом плохого? — ответил Грунт.

— Я так и знал, — произнес отец Камертонг и, отклонившись назад, закрыв лицо руками, пробормотал: — Это витало в воздухе! Племенная ферма по разведению людей! Отказ от новых душ! Да это же дьявольщина! О господи!

Мистер Дюжи наблюдал сквозь пенсне за эмоциональным всплеском священника с неприятным удивлением. Он терпеть не мог демагогов. И все-таки отец Камертонг представлял весьма ценную консервативную часть общества. Мистер Дюжи вновь обратился к утопийцам:

— Это крайне интересно. Даже в настоящее время население Земли примерно в пять раз больше вашего.

— Но совсем недавно вы сказали, что в месте под названием «Россия» этой зимой умрут от голода двадцать миллионов человек. И лишь малая толика остальных людей живут, по вашим словам, обеспеченной и разносторонней жизнью?

— И все же разница поразительна, — сказал мистер Дюжи.

— Она ужасна! — воскликнул отец Камертонг.

Перенаселение планеты в Последнюю эпоху смятения, заверили утопийцы, явилось главным злом, породившим все остальные злоключения человечества. Мир захлестывал поток все новых жителей, опрокидывая все попытки разумного меньшинства дать образование достаточному количеству людей, чтобы общество отвечало требованиям новых, быстро меняющихся условий жизни. Ученое меньшинство не имело возможности повлиять на судьбу человечества. Огромные массы народа, рождавшегося на свет, как слепые котята, колебались под влиянием негодных, загнивающих традиций и были готовы пойти на поводу самых вздорных идей, стать легкой добычей и поддержать любого авантюриста, у которого хватит наглости предложить вульгарный идеал успеха, чтобы им понравиться. Экономическая система, неуклюже и судорожно подгоняемая под новые условия механического производства и распределения, вызывала все более жестокую и беспардонную эксплуатацию бесчисленных масс простого люда кучкой хищных, алчных деляг. Как правило, простой, чересчур простой человек влачил жалкое, порабощенное существование от колыбели до могилы. Его охмуряло, ему лгало, его покупало, продавало и давило бесстыдное меньшинство, которое было нахальнее и, несомненно, энергичнее, но во всех прочих отношениях ничуть не умнее простого человека. Сегодняшним утопийцам, пояснил Грунт, трудно себе представить ту чудовищную глупость, расточительность и пошлость, которая была свойственна богачам и правителям в Последнюю эпоху смятения.

— Мы не создадим для вас проблем, — сказал мистер Дюжи. — К несчастью, все это нам знакомо. Даже слишком хорошо знакомо.

И на эту гниющую избыточную массу населения обрушилась серия катастроф — так осы набрасываются на кучу подгнивших фруктов. Человечество постигла предсказуемая, неизбежная судьба. Война, охватившая почти всю планету, расстроила и привела в полную негодность шаткую финансовую систему и большинство экономических механизмов. Беспорядок усугубили гражданские войны и непродуманные попытки социальных революций. Несколько неурожайных лет подряд усилили всеобщий дефицит продуктов питания. Ловкачи и авантюристы, слишком недалекие, чтобы понять происходящее, продолжали обманывать и дурачить простой народ, душить в зачатке любое выступление честных людей подобно разрубленным пополам, но продолжающим пировать осам. Стремление к созиданию улетучилось из утопийского общества, сменившись победоносным стремлением к стяжательству. Производство сократилось почти до нуля. Накопленное богатство истощилось. Система неподъемных долгов и тучи кредиторов, неспособных чем-то поступиться ради общего блага, душили всякую инициативу.