Ойайю захлестнула ненависть, и она впилась маленькими зубками в нижнюю губу. Прежде чем оттуда потекла кровь, с конюшни донёсся грохочущий смех и развеял нахлынувшую злость. Ойайя сразу узнала его. На её памяти, только дядюшка Нужнет смеялся так раскатисто и добродушно. Ей немного полегчало, и она поспешила к конюшням.
Нужнет стоял, опершись плечом о столб, и слушал безучастный говор конюха, которому, по всей видимости, с самого начала наскучил этот разговор.
— Ойайя! — обрадовался он, завидев племянницу. В тот же момент конюх облегчённо замолчал, попятился назад и скрылся за стойлом среди охапок перемазанного навозом сена.
— Дядюшка! — Ойайя бросилась в объятия Нужнета. Тот растрепал ей волосы. Вообще-то ей не очень нравилось, когда кто-то дотрагивался до неё, но прикосновения дяди всегда приносили в её сердце приятное успокоение. — Я уж думала, ты уехал.
— По правде говоря, у меня были такие мысли, — Нужнет показал насмешливую улыбочку. — Ваш конюший и блоху уморит своей болтовнёй. И как его ещё не лягнула какая-нибудь кобылка?
— По правде говоря, лягнула. И даже не одна, — Ойайя ухмыльнулась, а Нужнет засмеялся, взявшись рукой за живот. — Почему ты приехал?
— Думаю, ты уже слышала о том, что некоторые сельчане пропадают.
— Ну да, — Ойайя приняла такой вид, будто это само собой разумеется. — Выродки.
— Твой отец запретил их так называть.
— Допустим. Тогда как их называть?
— Вырожденные.
— Как по мне, звучит так же.
— Но без пренебрежения. Я приехал удостовериться, что с тобой всё в порядке.
— А что со мной может случиться? Это ж не люди пропадают, а нелюди. Я-то человек. С серыми, как видишь, совершенно человеческими глазами.
— Ты должна быть предусмотрительнее, Ойайя. Время тревожное.
— Оно всегда тревожное, дядя.
— Да, но сейчас в особенности. Народ только о пропажах и судачит. Поговаривают, что виной тому люди, не пожелавшие уживаться рядом…
— С выродками, — Ойайя хихикнула. — Тогда они ещё не совсем идиоты, каковыми я их считала.
— Дело в другом. Пропавших находят, если вообще находят, изуродованными. С вырезанными и выжженными глазами. Тот, кто способен на такое, не погнушается и человеческой смертью. Умоляю, будь осторожной, племянница. Я не хочу, чтобы с тобой что-то произошло.
— Не волнуйся, дядюшка. Я всегда умела за себя постоять.
Нужнет улыбнулся. Загадочное выражение пробежало по его лицу.
— Да. Это верно. Как ты смотришь на то, чтобы прогуляться? Не хочу показаться невежливым, но мне и на одиноком пустыре поуютней, чем здесь.
— Прогуляться, дядюшка? А как же тревожное время?
Теперь Ойайя рассмеялась, а её дядюшка снисходительно не ответил.
Глава 10. Лесоруб и резчик
Мелкий дождь нещадно хлестал по плешивым кронам сосен, шелестя иголками, надламывая сухие ветки. Слышался треск и стонущий шелест. Дымка бесследно рассеялась, но в вечерних потёмках зрение подводило и без неё. А то, что открывалось взору, отнюдь не радовало его.
Возле ивового плетня в пол человеческого роста пристроился невысокий сероглазый мужчина в изношенных штанах, тёмно-серой, как и всё вокруг, холщовой куртке и насквозь промокших кожаных сапогах. Он сунул руки в карманы куртки и морщил нос, оголяя неровные зубы. Это, по правде сказать, не умаляло его явной привлекательности. По щетинистому подбородку струилась вода. Она текла ему за пазуху, хотя рубаха и так отсырела до нитки.
— Копай, копай, Ривлик, — язвительно подзадорил он, упоённо следя, как его высокий плечистый приятель работает лопатой. Тот согнулся над отхожей ямой, ограждённой с трёх сторон прогнившим дощатым заборчиком, и копался в зловонной гнили. — Мы так до темноты не управимся. Навряд ли старикашка будет так же учтив, если ты продолжишь рыть люльку вместо выгребной ямы.
— Может, сам покопаешь, Садрад? — предложил Ривлик с тягостной усмешкой, не думая ни о чём, кроме того что его сейчас вырвет от отвращения. — Тут дерьма и на тебя хватит. Старик всё тут загадил.
— Конечно, загадил. Это ж отхожая яма.
— Благая сырость, я сапог перепачкал.
Ривлик раздосадованно вздохнул и поглядел на заляпанную обувку.
— У нас нет денег, чтобы приютиться на постоялом дворе. Нам оказали услугу, чтоб тебя, Ривлик. Мы шли весь день. Я хочу отдохнуть и поспать в тепле и желательно на кровати. А теперь, пожалуйста, потрудись и вырой ему эту проклятущую канаву, пока я не подох с холоду. Мы сразу договорились, ты роешь яму, я выливаю ведро.
Ривлик недовольно посмотрел на приятеля и скорчил заносчивую гримасу.
— Вот только твоя работёнка сталась гораздо проще моей.
— Кто ж знал, дружище? Ты сам сказал, что не притронешься к вонючему ведру. Чистая лопата прельщала тебя куда больше. Так что, будь любезен, не жалуйся теперь. Мне ещё это обратно волочь, — Садрад ткнул пальцем в доверху наполненное ведро, стоявшее рядом с ним. — И не забывай, ты всё это затеял.
Ривлик воткнул лопату в землю и опёрся на забор.
— Не начинай, Садрад. Ты прекрасно знаешь, что нельзя просиживать штаны, когда вокруг творится такое.
— А стоять там и прохлаждаться, значит, можно? Копай давай, резчик. Чем раньше ты закончишь, тем быстрее мы уберёмся из этого Двуозёрья.
— Ты даже не знаешь, куда мы идём.
Ривлик вынул лопату из земли и зачем-то стряхнул с неё грязь.
— А мне и знать необязательно, — Садрад невозмутимо поднял брови. — Знал же, что так будет.
— И ещё ты знал, что искать надо именно здесь, — Ривлик надсадно дышал, не переставая копать. — Сырость появилась в Таргерте.
— Сырость, — Садрад закутался в вымокшую куртку. — Подходящее названьице. Тут сыро, мерзко и промозгло. Как вообще можно жить в таком месте? Двуозёрье, так его перетак. Дыра, да и только.
— Не брюзжи.
— А как мне не брюзжать, если я вымок, как скот? Ты вообще по пояс в дерьме, тебе ли говорить? — Садрад возмущённо глянул через плечо. В большом двухэтажном доме неподалёку брезжил свет. В окне первого этажа маячила довольная рожа хозяина, высовываясь из-за плотной суконной шторы. Рядом стоял огромный детина, его сын, и склабился. — Хозяйское гостеприимство тут такое же дрянное, как и погодка. Ты подумай, ещё и условия поставил, старый хрен. Ему и семидесяти нет, дом полон родичей, а его сынок здоровее тебя. Никакая это не услуга. Забудь о том, что я сказал, — Садрад подошёл к Ривлику и вырвал у него лопату, после чего зашвырнул её в выгребную яму. — Пусть сам копает, если уж так невтерпёж.
Конец ознакомительного фрагмента
