— Да, Тнайт? — отозвался отшельник и выпустил клуб дыма, который тут же развеял тёплый ветерок.

— Помните, вы говорили, что люди после смерти становятся ксоотами, а после вновь делаются людьми. Также вы уверяли, что эти ксооты никогда людьми не были.

— Помню, и что с того?

— Любопытно, — Тнайт усмехнулся. — Что суждено этим ксоотам после смерти? А, мастер Ротерби? — не получив ответа, он поднял голову и обнаружил, что отшельник уже скрылся за дверью. — Мастер Ротерби, что случилось?

Тнайт беззаботно почесал ксооту макушку, на которой росло несколько редких волосков, и неторопливо зашёл в дом. Ротерби стоял подле карты Таргерта, висящей на стене у камина. На этот раз он не захотел усаживаться в своё кресло. В его позе проглядывалось волнение.

— Я должен идти. Побудь здесь, пока я не вернусь.

— Куда, мастер Ротерби? — Тнайт состроил удивлённое выражение. — А как же ваш вишнёвый сад? И тут же ксооты. Мне одному присматривать за ними?

— Именно так. Да смотри, чтобы они не разбрелись. Я буду через несколько дней.

Отшельник снял плащ с крючка у двери и без каких либо иных объяснений вышел за порог.

«Ну, это уж никуда не годится, — обиженно подумал Тнайт. — Сколько можно оставлять меня одного среди всех этих сорняков и вишен?» Ему и самому требовалось кое-что выяснить. Он вышел из дома и окинул взглядом заросли кроличьего сорняка. Ксооты слонялись по саду, поглядывая на него кровавыми колечками. Тут подмастерье осенило.

— Вы же потерпите без меня денёк-другой? — спросил он, поглядев на ксоотов. — «Раз отшельник ушёл, ему не узнать, что и меня здесь не будет», — Тнайт аккуратно подтолкнул первого попавшегося уродца к двери. — Не всё ж вам в траве шататься.

Когда последний ксоот переступил через порог, подмастерье тихонько затворил дверь и запер её на ключ.

Глава 3. Можно толковать долго, а можно сказать одним словом

— Кто-нибудь принесёт мне… — заворчал Ойтеш, потирая глаза, и замолчал, вспомнив, что он не дома. Не то что не дома — вообще не пойми где. Он очнулся от беспокойных сновидений возле сломанной полусгнившей изгородки. Попытался встать, ухватился рукой за необтёсанный колышек и вогнал в палец здоровенную занозу. В попытке вытащить негодницу он затолкал её ещё дальше.

Разжалованный королевский заместитель отрывисто захныкал, наградил сонным неприветливым взглядом окрестности и не нашёл ничего гостеприимного в том, что увидел. Пустая выложенная плитами дорога тянулась между мрачными строениями.

Зрением Ойтеш обладал неважным. Минувшей ночью он долго плёлся наугад в потёмках. Когда продолжать путь было уже глупо, он остановился и уснул там, где остановился. Как оказалось утром, силы оставили его в канаве у забора. Рядом не оказалось никого, кроме заросшего слегка седеющими волосами и щетиной пьянчужки, донельзя походящего на бродячего кота. Разве что коты не горлопанят трактирные песенки. Он и сейчас невнятно бормотал одну из них.

— Прошу прощения, — Ойтеш махнул пьяному рукой. — Где я сейчас нахожусь?

— В канаве, я полагаю, — ответил тот, и, споткнувшись, брякнулся на зад. Запахнув тряпичную, по всему видать, очень уютную курточку, он поёжился.

— Ты думаешь, что это смешно? Почему здесь так отвратно? И где тут можно поесть? Да встань же ты. Где я?

— В Дерваре, — хриплый голос пьянчужки прозвучал торжественнее некуда. — Где ещё можно поглазеть на столь любопытные виды, — он развёл руками. — Как тебе это нравится?

Ойтеш ещё раз осмотрелся. Теперь Дервар не понравился ему ещё пуще, чем когда его глаза только-только очнулись ото сна.

— А если бы я захотел отогреть замёрзшие пальцы и пообедать, к кому мне стоило бы обратиться?

Пьяница громко сморкнулся и задумчиво сплюнул.

— Что у тебя есть?

— Ничего.

Ойтеш показал пустые ладони. Будто бы всё самое ценное обычно хранят именно там. Пьяный фыркнул.

— А чего хочешь?

— Ночлега и еды, для начала.

— Справедливый спрос.

Пьянчужка встал и зачем-то отряхнулся.

— Так где тут ночлег и еда? — Ойтеша снедало нетерпение. Он очень проголодался.

— Откуда я знаю? — пьяный рассмеялся. — Иди поспрашивай кого другого, мне то неизвестно.

— Зачем тогда было спрашивать, чего я хочу?

— Из вежливости.

Пьянчужка отвернулся и хотел было удалиться, но Ойтеш остановил его.

— Да погоди же ты. Как твоё имя?

— Габинс.

— Моё — Ойтеш. Мне нужно попасть на постоялый двор. Есть тут постоялый двор?

— Есть-то есть. Да вот чем ты расплатишься, Ойтеш?

— А чем можно?

— Я плачу деньгами, когда они у меня имеются. Некоторые девки продают себя и потом тоже платят деньгами. Только вот я одного не разумею. На кой такая возня? Они могли бы сразу спать с трактирщиком. Но это уже их дело. К насущному вопросу, иные просят у хозяина заведения работёнку. За неё он даёт кров и пищу. Хотя, сдаётся мне, не про тебя эта работёнка.

— Почему это?

— Мы в Дерваре, приятель. Ты когда-нибудь слыхал об этом месте?

— Нет, не думаю, — Ойтеш отрицательно покачал головой. — Я из Таргерта. Там кроме рыбы да сырости ни о чём и не слыхивали.

— Ну, эта дрянь и до нас добралась. Так что не обольщайся. Но в одном тебе свезло — озёр тут нет, потому нет и рыбы. Насладись же в полной мере жизнью вдали от неё. Хотя тебя прикончат гораздо раньше, чем ты успеешь.

— Тогда чего же тебя не прикончили? Я бы не назвал тебя внушительным человеком.

— А я бы не назвал тебя тактичным. Ты ведь не простолюдин, так? Какой-нибудь вельможа?

Габинс, улыбнувшись, пошевелил носом.

— Мой дядюшка занимает влиятельное положение…

— У каждой вшивой потаскушки есть дядюшка, который занимает влиятельное положение. Я спрашивал про тебя, не про твоих родственничков.

— Если бы я был вельможей, по-твоему, я бы спал в канаве?

— Ответить не берусь. Иные отдают кошельки с серебром за то, что можно получить даром. А кому-то кажется, что тухлятина станет деликатесом, если заплатить за неё втридорога.

— Я ловил рыбу в Вереске.

У Ойтеша хватило мозгов запамятовать, что он был королевским заместителем. Большинство жителей Таргерта занимались рыбой. Это была самая правдивая ложь, на которую можно было рассчитывать, принимая во внимание то, что врать ему приходилось редко, несмотря на занимаемую им некогда должность.

— Рыболов с влиятельной роднёй? — Габинс недоверчиво прищурил припухшие веки.

— Влиятельная родня — явление обычное и не вполне сказывающееся на дальних родственниках. Так что за работу предлагает трактирщик? Я и вправду умираю с голода.

— Бочки полнятся вином, а трактир слухами. Хозяин заведения рад посетителям, что наведываются ради выпивки и застольных разговоров, но ему куда приятнее те, кто вслушивается в эти разговоры. Работка не из достойных, но достойных тут и нет.

— Звучит несложно. И сколько же платят за такую работу?

Габинс хрипло расхохотался и надолго закашлялся. Его улыбающаяся физиономия побагровела.

— Ты когда-нибудь вообще бывал в трактирах? Хотя бы в одном, самом крохотном из всех остальных.

— Разумеется, и не раз.

— А я что-то сильно сомневаюсь. Будь это так, ты бы знал, что трактирщики не платят за сведения. Это трактирщикам платят за них. Кутилы сами готовы раскрыть все свои никчёмные секреты за лишнюю кружечку. А те, что не готовы, точно не будут обсуждать их в разгульном заведеньице. Если ты и захаживал в трактиры, то в выглаженные и вычищенные, как девичье бельишко. Ты не рыболов, — Габинс бросил на Ойтеша пристальный взгляд. — Кто же ты тогда? Попытайся соврать поубедительнее. Хотя мне и нет дела до того, кто ты, тебе надобно придумать сказочку поправдоподобнее этой. Ты не можешь обвести вокруг пальца даже пьяного выпивалу, так на что ты надеешься? Ты в Бескоролевстве. Сюда стягиваются те, кто предпочёл спокойной жизни… Впрочем, ты вскоре узнаешь, что же они ей предпочли. Сдаётся мне, даже раньше. Дэйдэт… рад повстречаться, — Габинс приветственно кивнул кому-то, кто, по всей видимости, стоял у Ойтеша за спиной.

— Кто-кто? — переспросил тот, оборачиваясь. Имечко ему не понравилось. Габинс не ответил исключительно за ненадобностью того.

Перед ними предстали трое. Один, худенький паренёк глуповатого вида, в потёртых брючках и подранной шерстяной куртёнке, всё время чихал и сморкался в некогда белый, а теперь грязно-серый носовой платок. Второй — нестарый мужчина с неопрятно сбритой щетиной на роже, покрытой сероватыми пятнами. Третий выглядел совершенно безобидно. Невысок ростом, возможно, слишком невысок. С зачёсанными назад редкими цвета густого эля волосами. Проницательные тёмно-серые глазки и собачий приятно-большой нос. Одетый в серовато-виноградный суконный жилетец, он напоминал нерасторопного солидного торговца, который впервые ступил на тракт в надежде на знатную выручку.

— Габинс! — ответно поприветствовал он учтивым кивком. — Весьма, весьма.

— Далековато вы забрели.

— Как славно, что ты заметил. Да, своё жилище, какой бы роскошью ни цвело, под конец наскучивает. Нужно же иногда развеяться, а, Габинс?

— Ты, верно, позабыл, но госпожа Дэйда…