Герман Романов
Крестоносец из будущего
Командор
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
«ВСЕ, ЧТО БЫЛО — НЕ БЫЛО, ЗНАЛИ НАПЕРЕД»
ГЛАВА 1
Зайдя в келью, Андрей увидел, что священник стоит на коленях и молится. Обстановка внутри была если не убогой, то предельно аскетичной: грубо сколоченные стол, пара лавок и топчан, застеленный тощим тюфячком, набитым соломой, которая проглядывала сквозь дыры, полка с глиняной утварью, закопченный очаг — и все, полная нищета.
Из обстановки выбивались, но, может быть, специально ее подчеркивали иконы в серебряных окладах да золотая лампадка с маленьким огоньком.
Именно перед ними старик склонил голову, оставив беззащитным затылок. На миг мелькнула и погасла мысль: «Если я сейчас ему врежу, то легко убью…»
Андрей тоже встал на колени и постарался молиться. Было странно, но получалось: год назад был еще абсолютным атеистом, но с какого-то момента его душа возроптала. Прячась от жены, украдкой, он все же старался перекрестить хотя бы лоб перед едой да купил в церковной лавке в городе и стал носить крестик.
Церкви в их деревеньке не было: как снесли при коммунизме, так заново и не отстроили, некому — два десятка дворов, старики, доживающие свой век, спивающиеся мужички да молодежь, всеми правдами и неправдами рвущаяся в город.
Неумело, своими словами он благодарил Бога, и было за что: всякого повидал он в жизни и под смертью хаживал, но кто-то или что-то отводило от него лихо, словно берегло и готовило к чему-то важному.
Слова «Отче наш», вполголоса читаемые стариком, странным замысловатым узоров вплетались в его собственные мысли. Кто он такой? Прошел Афган срочником, потом училище МВД в Новосибирске — обычный «вован», пусть и ротой командовавший. Затем СОБР, где получил майора и стал «краповиком», хотя берет вручили не по испытанию — года уже не те, как и здоровье, староват-с, а в Чечне такое редко, но происходило.
И все — дырки в организме и контузия, как итог пенсия, убогий домишко в далекой таежной глуши. А там кто его дернул с тайменем силами мериться, выуживать?!
Вот и захлебнулся в реке, утопила его огромная рыбина. Но вместо рая или чего-то другого, пожарче и с мохнатой прислугой у котлов, суетливой и работящей, очутился даже не в прошлом, а в каком-то ином мире раннего средневековья, где почти вся христианская Европа давненько с минаретов призывы слушает и намазы совершает…
Помолившись, священник присел у своего ложа и вопросительно смотрел на него, показав на лавку — присаживайся.
«Что за жизнь такая?! Гостя нужно накормить, в баньке попарить, а потом и расспрашивать. А тут на тебе — сразу допрос! Еще бы, самозванец появился, командор липовый. И что делать будем?»
Но мысли мыслями, а что придется наизнанку выворачиваться, Андрей сразу понял, присел на скамью, сняв с себя меч, и демонстративно отложил его в сторону. Но так, чтоб рукою можно было схватить. Мысленно собравшись, Андрей взглянул в глаза старого отшельника:
— Я не командор ордена Святого Креста Андреас фон Верт… Я самозванец! Правда, выбора у меня не было…
Андрей решил играть начистоту, потому что других вариантов у него просто не имелось.
— Ты сказал правду, — медленно произнес священник. — Ты не морок или нечистый, раз молитву читал. Ты — живой человек, но не командор фон Верт, хотя очень на него похож. Очень… Скажу более — сходство просто поразительное, и любой крестоносец признал бы тебя за него, кроме меня… — Тут старый рыцарь остановился и отпил воды из ковша. — Я делал ему знаки ордена на груди, когда он вступил в наше братство. У тебя похожая надпись, правда, одна черточка в ней немного другая — я не мог не узнать ее. Но… — он помедлил, — теперь никто в этом мире не сможет разоблачить тебя, ни один человек, кроме меня…
— К чему ты это говоришь?
— Ты можешь спокойно убить старика, и никто не узнает твоей тайны. В тебе чувствуется опытный воин, да и меч у тебя знатный, хотя ножны ему чужие. А у меня нет оружия, ты сам видишь…
— Я воин, тут ты правильно заметил. Но я не убийца, запомни это!
Андрей ощерился.
— Я знаю это! — Он тяжело вздохнул. — Просто иной раз человек очень слаб духом…
Холодок прошел по спине Андрея, словно старик видел его насквозь и слышал его мысли.
— Искушение его почти сразу одолевает…
Старый отшельник снова отвернулся и зашептал молитву. Андрей терпеливо молчал, пока тот не заговорил снова.
— Ты мне пока ничего не рассказал о том, почему твои люди называют тебя командором крестоносцев, которые все до единого погибли давным-давно. Поведай мне это, сын мой. Поверь, я не причиню тебе зла, но мне надо знать! Всю правду!
— Давай так — я тебе расскажу все! Как на исповеди…
— Почему как? Ты истинно верующий, хотя читал молитву не на латыни, а на славянском…
— Я читал? — искренне изумился Андрей.
— Да! — Старик покачал головой. — Ты что, не помнишь?
— Н-нет… — Андрей промямлил в растерянности, собрался было ответить, но отшельник улыбнулся.
— Ты молился, сын мой, хотя сам этого и не понял! Слова шли не от разума твоего, а от сердца! Хотя, — он внимательно взглянул на Андрея, — крестился ты, как ромей, справа налево… Все одно: мы братья во Христе! Я — священник, и тайна исповеди для меня свята.
— Тогда слушай, отец! Только постарайся не удивляться — это не бред или ложь, то, что я расскажу, — истинная правда!
…Священник слушал внимательно, ни разу не задал не то чтобы вопросов, а вообще не проронил ни единого слова или звука и лишь иногда чуть покачивал седоватой головой от удивления.
Закончив свою искреннюю исповедь, изрядно затянувшуюся, Андрей взглянул на старого отшельника, лица которого он уже не мог разглядеть в наступивших вечерних сумерках.
— Страшные вещи ты говорил, сын мой. Что я могу тебе сказать?! Твой мир захватила нечистая сила, и бесы там празднуют свою победу, поработив не только души людские… Посягнувши на саму церковь, отцы которой впали в грех гордыни и стяжательства, присвоив себе право творить от имени Господа нашего вседержителя… И это самое малое! Как можно отринуть христианские устои и поощрять содомские грехи?!
Священник не то чтобы покраснел — он побагровел от еле сдерживаемой злости, но смог себя взять в руки — лицо его понемногу осунулось и, как показалось Андрею, почернело.
— Иди к своим людям, сын мой, они ждут тебя! А мне надо помолиться! Спи спокойно, уже глубокая ночь, и тебе надо отдохнуть. Утро вечера мудренее, — тихо и задумчиво подвел черту под долгой исповедью Никитина старик и сделал прощальный знак рукой.
Андрей удивился такой знакомой пословице, но тут же покорно встал, лишь кивком попрощавшись с отшельником. Затем, низко пригнув свою голову, вышел из хижины.
Остальные не спали, а ждали своего командора — на горячих камнях стоял котелок, в нем дымилась каша и остатки копченого мяса. Они не хотели ужинать без него и сидели голодные, дожидаясь возвращения.
Вечеряли при свете костра, в который Прокоп щедро подкинул большую охапку сухого хвороста. Яркие языки пламени взметнулись в черноту, осыпав искрами.
— Завтра ты, Прокоп, и ты, сын мой, — Андрей посмотрел на Велемира, который перестал жевать и застыл, ожидая распоряжения, — сходите в лес и принесите дичи, птицу там или косулю. Или еще что, весом побольше…
И усмехнулся — по непостижимой прихоти судьбы парень признал его своим отцом, и давняя афганская татуировка группы крови играла здесь главную роль. В этом мире она выполняла совсем иную функцию…
— А Чеслав с Досталеком наломают хвороста. Да у кельи его сложите рядышком, чтоб старику далеко не ходить!
— Исполним, ваша милость, — вчерашние холопы, освобожденные им из узилища, поклонились, и Андрей усмехнулся про себя — другими словами, конечно, но таким же тоном и горящими глазами отвечали солдаты ему, своему командиру, в той, прошлой жизни.
— А ты, Арни, за всем присматривай, тебя нечего учить!
Старый орденец, в потертом красном плаще с белым крестом, наклонил голову. Матерый воин, выручивший его в злополучном трактире, где он сам вляпался в западню, как юнец, и уже считал, что все кончено и поляки его просто нашинкуют мечами. Таким всегда можно доверять, не продадут, и вражеский удар отобьют, и спину прикроют.
Немного поговорив еще на сон грядущий, новоявленные служители ордена Святого Креста разлеглись у костра, но плотно сбитой массой — ночи стали холодные.
Андрей еще долго сидел у костра и размышлял. Потом поднялся, лег на подстеленную попону и уснул, крепко и без сновидений…
