Где мы?

«Where are we now?» — давайте снова пропоем это вместе с Дэвидом Боуи. Нидерландский автор Герт Мак начинает каждый эпизод свой телепрограммы с этого вопроса, который засел и в моей голове. Как и Мак, я надеюсь поймать платформы с поличным. Я не помню тревожных обстоятельств, во время которых завершил работу над книгой Грусть как дизайн в конце 2018 года. К счастью, Ричард Сеймур резюмирует их в своей работе Чирикающая машина (Twittering Machine). К 2019 году, пишет он, «техноутопизм вернулся в извращенной форме. Преимущества анонимности стали основой для троллинга, ритуализированного садизма, озлобленной мизогинии, расизма и аль-райт-культуры. Креативная автономия стала „фейковой новостью“ и новой формой инфотеймента. Множества превратились в толпы линчевателей, часто в итоге оборачиваясь против самих себя. Диктаторы и прочие автократы обучились использованию Твиттера и соблазнительному искусству его языковых игр, как до того террористы из ИГИЛ [ИГИЛ — террористическая организация, запрещенная в России. — Примеч. изд.] с их агрессивным и сверхаффективным тоном, найденным их медиаспециалистами. США подарили нам первого Твиттер-президента. Киберидеализм стал киберцинизмом» [3]. А мы в это время оставались добровольными фолловерами, которые не могли повернуться спиной к медиуму и сообщению.

Рассматривающийся в этой работе период с 2019 по 2021 год (условно: от Брекзита и Трампа — к ковиду) можно характеризовать и как стазис, и как кризис, когда старое отказывается умирать, а новое — рождаться. По мнению итальянского социолога Паоло Гербаудо, «нынешнюю политическую эпоху лучше всего понимать как большой откат экономической глобализации. Это момент, когда координаты исторического развития переворачиваются, опровергая многие господствующие политические и экономические установки предыдущих десятилетий. Имплозия неолиберальной глобализации — это не просто момент регрессии, но потенциально и фаза реинтернализации» [4]. Нехватка необходимого альтернативного, переворачивающего ситуацию мышления стала ощущаться повсеместно [5]. Негативные следствия развития веба не получилось предугадать, и проблемы начали накапливаться. Менеджеры предпочли переменам безопасность и контроль; их выбором был PR, а не критика. Перефразируя Тайлера Ковена, результатом стала сетевая беспечность.

Ковидные ограничения соединили беспечность и комфорт некоторых с массовым отчаянием, одиночеством и кризисом здравоохранения для большинства, усиливая существующее неравенство и подпитывая кризис политического представительства. В ситуации, когда многие работали в «дырах» [6], в дезинфицированных и джентрифицированных зонах [7], общим чувством становилось онемение. Растущее количество смертей и ужасающая скорость распространения вируса для многих достигли точки кипения именно в повторении одного и того же. Эмоции, сострадание и эмпатия удалились во внутренний заповедник жалкого Я. Во время локдауна вездесущий интернет стал сценой интенсивной интериорности. Дом стал убежищем современной жизни. Кухня стала аудиторией, спальня — одновременно шопинг-моллом, рабочим местом, рестораном и развлекательной зоной.

«Все революции — это провалы, но это не одни и те же провалы», — заметил однажды Джордж Оруэлл. То же самое и с цифровой революцией. Датафикация мира неизбежна, это очевидно. Мы достигли той точки, когда платформу можно объявить дисциплинирующей машиной в духе клиники, школы, фабрики и тюрьмы [8]. Нас не должно больше удивлять, что это не только депрессивная, но и репрессивная власть. Отношения власти меняются и обретают новую форму, когда социальное разрастается «бесплатным» (free) и бесперебойным способом. Однако коллективное создание понятий, объясняющих коллапс социального, всё еще не работает. Невыносимым становится сам парадокс между обещанием и реальностью — между идеей раскрепощения и децентрализации и по иронии депрессивной зависимостью от социальных медиа. Можем ли мы честно поговорить о социальной привычке расти в масштабе, двигаться в сторону одного и того же продукта, которым пользуются все вокруг? Почему разнообразие и различие здесь не работают? Как только Фейсбуки становятся неразличимы на уровне стандартов и протоколов, то простые пользователи, слишком занятые своими делами, уже не имеют ресурсов для того, чтобы поставить ситуацию под вопрос. Желание межоперационного глобального обмена попросту слишком сильно.

Всё не так и никому нет дела

Платформы берут свое у индивида. Есть много подтверждений того, что мы все интуитивно или сознательно знали об извлечении данных и слежке. Как говорит Фейн Гринвуд, «Фейсбук сегодня похож на табачную компанию: большинство людей прекрасно знает, что продукт вредит им, а управленцы этих фирм настоящие злодеи, но продукт специально так сделан, что отказаться от него очень и очень сложно». Какова цена одной рекомендации? Или, точнее, как об этом пишет художница Джеральдин Хуарес, «действительно нечестно, что нам всем приходится испытывать на себе эффект от реализации ужасных идей и продуктов технореакционеров и анархо-капиталистов просто потому, что в США царит чудовищный индивидуализм» [9]. И правда, Кремниевая элегия воспевает деструктивную сторону скуки. И это не та сила, которую восхваляют буржуазные коучи, объявляя ее предпосылкой креативности; скорее, это негласное условие для производства катастроф. То же самое можно сказать и об одиночестве — состоянии сознания, которое продвигается как лечебное средство для души и тела. В пандемийном режиме можно было видеть апгрейд одиночества. Поздравляем вас, теперь вы — социальная болезнь номер один! В эпоху тревожности, паранойи и, в конце концов, ненависти, можно попасть в зону опасности, находясь при этом в спутанном состоянии ума.

Платформы берут свое и от экономики и общества. Они не просто монополизируют рынки: они ими владеют и формируют их. В то время как остальная экономика стагнирует, а центробанки подогревают рынки акций, Биг Тек вместо продуктивных инвестиций выкупает свои акции обратно. Таким образом мы оказываемся с интернетом, который ускоряет социальное и экономическое неравенство. «Я начинаю чувствовать себя как стриптизерша, только вместо жеста — новостная лента Substack, и все вокруг аплодируют, но почти никто не швыряет купюры», говорит Мишель Лхук, описывая зияющую щель между культурой «бесплатного» и честной оплатой авторского труда. Пока последние защитники рынка защищают статус-кво аргументами про потребительский выбор, пользователи смиряются со своим сервильным статусом. Отношения между платформой и пользователем можно рассматривать в духе диалектики господина и раба у Гегеля. Как только общественный договор заковывает пользователей, смесь зависимости и социального конформизма делает невозможным уход с платформы. Это то, что Янис Варуфакис вместе с Джоди Дин и рядом других авторов называют технофеодализмом [10]. В том же духе Брюс Шнайер говорит о «феодальной безопасности», которую предлагает Биг Тек — в данном случае пользователи отказываются от своей автономии, перемещаясь в замок феодала и взамен получают защиту от бандитов, рыщущих в землях вокруг [11].

Свидетельств вреда платформ хватает, но всё равно ничего не меняется. В последние несколько лет академические исследования и сливы IT-работников поставляли убедительные доказательства манипуляции общественным мнением и психологическими «модификациями поведения». Проблема заключается не в лавине критической литературы об интернете, но в ее ограниченном воздействии и отсутствии политической дорожной карты изменений архитектуры интернета. Internetdeutung [Толкование интернета (нем.). — отсылка к немецкому названию работы Зигмунда Фрейда Толкование сновидений (Traumdeutung). — Примеч. ред.] — это замутненная форма просвещения. Как заметил Т. С. Элиот, «человечество не выносит реальности в больших дозах». Отсюда и любовь к искусству, кино, литературе, геймингу и творчеству. А Жан Кокто добавлял: «Иллюзия, а не обман».

Схваченные платформами пользователи больше не задаются вопросом о том, почему они застряли в своем пузыре фильтров. Смешанные чувства тяжело переживать заново — лучше забыть о проблеме. Существует своего рода техносентиментальность, хождение туда-сюда от любви к критике. Почему перед рекомендациями на YouTube так сложно устоять? Где вайб? После долгих свайпов — никакого чувства вины, только истощение. Почему мы продолжаем экстернализировать наше хрупкое ментальное состояние? Где чувство стыда от погружения в цифровое? Почему я уподобляюсь Alexa и Siri в ходе общения с друзьями? Как избавиться от трендов в ленте? Как защитить себя от рекомендаций алгоритмов? Дни невинного веб-сёрфинга давно канули в лету. Сегодня нами двигают мощные силы, и однажды можно вообще прекратить о них думать. Говоря словами Бён-Чхоль Хана, подчиненный субъект даже не в курсе своего подчинения.

В период пандемии повторилась та же схема: негодование нарастало, но потом растворилось без каких-либо реальных последствий. Мы все видели также рост недовольства, в основе которого лежала онлайн-пропаганда альтернативных правых, смешанная с горючей смесью из конспирологических теорий — от радиации вышек 5G до микрочипов Билла Гейтса. Дезинформация была проблемой, распространилось чувство паранойи, но в итоге мы не получили радикальной переделки корневой инфраструктуры наших проблем. В этой атмосфере подозрения и тревоги, какой вообще смысл в том, чтобы понимать механику отвлечения или поступать на программы цифровой грамотности, которые только и проповедуют самообладание, рационализм и другие морали мира офлайн? [12] Дискурсивный вакуум должен был в конечном счете чем-то заполниться. Так мы расплачиваемся за пассивность правящего класса, который не обращает внимания на цифровую среду и продолжает принижать значение интернет-культуры, как если бы это был временный хайп перед возвращением государственных медиа и корпоративного медиа-сектора с его новостями и развлекательными передачами.