Внезапно Джо Кокер поперхнулся, словно весь дом, а вместе с ним и проигрыватель слегка тряхнуло. Сэм открыл глаза. Вокруг было темно.
Сэм подошел к щитку с пробками, но остановился, подумав, что, возможно, авария случилась на электростанции. Он отодвинул занавеску и выглянул в окно. Манхэттен был освещен только фарами проезжавших автомобилей и сверкающим снегом.
Сэм зажег свечи, подкинул полено в камин. Потом стал чистить стеклянную крышу эркера, чтобы она не проломилась под тяжестью снега, облитого ледяной глазурью. Вдруг яркий луч света скользнул по потолку гостиной. Сэм выглянул в окно. Снег на улице сверкал еще ярче, чем пять минут назад. В начале переулка Вашингтон-мьюус стояло такси, из которого только что вышел пассажир.
Это была женщина.
Она неуверенно шла вперед, оставляя глубокие следы, которые тут же заносило снегом.
Жюльет дрожала от холода и страха. Ее сердце отчаянно колотилось. Вокруг было темно, номера домов были еле видны. Ей казалось, что она заблудилась, и тогда она положилась на свою интуицию.
В нескольких метрах впереди в одном из домов открылась тяжелая дверь. Мягко ступая по снегу, Сэм шел ей навстречу. В его глазах она снова увидела тот странный огонь, что и при первой встрече. Его разноцветные глаза с золотыми искрами сияли в ночи, как два изумруда.
Словно опьянев от встречи с неведомым, Жюльет полностью отдалась настоящему. Она знала, что несколько следующих секунд будут самыми прекрасными из всего, что с ними произойдет, — несколько секунд перед первым поцелуем.
* * *
Сначала губы ищут друг друга, встречаются, едва касаясь. Потом смешиваются два дыхания. Смешиваются между собой и с зимним морозным воздухом. Поцелуй, такой нежный вначале, становится похож на хищный укус. Поцелуй, в котором каждый постигает самые потаенные глубины другого.
Жюльет больше не сдерживалась. Она всем телом прижалась к Сэму. И тут же почувствовала неистовое, разрушительное влечение, восхищение и страх. Сильный ожог, восхитительная боль…
Сэм увлек ее в дом и, не выпуская из объятий, закрыл дверь. Он снял с нее пальто, бросил на пол. Она расстегнула его рубашку и отшвырнула так, что та повисла на светильнике в изголовье кровати. У нее немного дрожали руки.
Он сорвал с нее пиджак. Так поспешно, что пуговица отлетела и покатилась по полу.
«Тем хуже для костюма Коллин».
Она заметила у него на плече шрам, похожий на звезду.
Он поцеловал ее в шею, она откинула голову назад. Она укусила его губы, а потом нежно поцеловала.
Она подняла руки, чтобы ему легче было стащить с нее водолазку.
Он расстегнул ее юбку, и та соскользнула вниз. Жюльет прижалась к нему.
В комнате царил полумрак. Сэм в два счета сбросил на пол все с заваленного книгами письменного стола. Жюльет села на освободившееся место, и он снял с нее туфли и чулки. Он медленно провел указательным пальцем по ее губам и дальше, вниз, пока она расстегивала его джинсы.
Ее щеки пылали, словно по венам текла обновленная кровь. Она наклонилась к нему и коснулась губами бархата его кожи. От него пахло корицей.
Не отводя глаз от его лица, она взяла его руки и прижала к своей груди. Его пальцы, а потом и язык ласкали ее соски, скользили вниз по животу. Он чувствовал легкий аромат лаванды, исходивший от ее кожи. Она по-прежнему не отводила взгляда. Он обнял ее, она обхватила его ногами. Он снова и снова целовал ее. Он был удивительно нежен, словно боялся что-нибудь сломать.
Для него все было не так, как всегда. Пока длилось их объятие, его чувства, ощущения стали шире, глубже, полнее. Он слышал, как его сердце колотится в груди, слышал свое дыхание. Чувствовал, что пропал, что больше не властен над собой, словно в его тело вселился другой человек. И в то же время он стал настолько самим собой, как давно уже не был.
А потом не было ни его, ни ее, ни севера, ни юга. Лишь сплав, вечное объятие двух сосланных на необитаемый остров. Пожар, в котором горели два одиночества, два уцепившихся друг за друга человека. На другой планете, под другим небом, в маленьком заснеженном домике на Манхэттене.
* * *
Вытянувшись на кровати, Сэм положил голову на живот Жюльет. Она гладила его по волосам. Ей было хорошо. Тело казалось совсем новым.
Они чувствовали некоторую неловкость и почти не разговаривали. Жюльет, опять не признавшись в том, что она не адвокат, в двух словах объяснила Сэму, как нашла его. Он сказал, что счастлив, что она пришла. Они не знали, о чем еще говорить. Поцелуи заменили слова, и это было очень хорошо.
Позже Жюльет с любопытством рассматривала книжные полки, заметила пустые рамы, но уговор есть уговор, и она не стала спрашивать Сэма о его жене.
В два часа ночи они поняли, что хотят есть. В холодильнике было пусто, и Жюльет, набросив пальто, совершила героическую вылазку в маленький круглосуточный магазин на Вашингтон-сквер. Через несколько минут она вернулась с покупками — бейглы, мягкий сыр, грейпфрутовый сок и конфеты.
Она завернулась в одеяло, села рядом с Сэмом и прижалась к нему. Они веселились, как дети, жаря в камине зефир. Потом Жюльет открыла пакет сока, сделала глоток и, наклонившись к Сэму, напоила его изо рта.
Они заснули рядом, слушая ветер, который всю ночь бушевал снаружи. Откуда-то издалека доносились едва различимые, но такие знакомые звуки: гул машин, вой сирен. Иногда казалось, что они в осажденном городе.
* * *
В четыре часа утра Сэм внезапно проснулся. Дали электричество, на кухне тихо забормотал телевизор. Передавали новости. Сэм встал и, перед тем как выключить его, машинально переключил несколько каналов. Этого было достаточно, чтобы вернуться в реальность. Снаружи продолжалась настоящая жизнь, сообщения о новых жертвах человеческого безумия не давали погрузиться в розовые сны.
Где-то на Среднем Востоке взорвался автобус, двадцать погибших. Чудовищный пожар в южноамериканской тюрьме. Администрация забыла открыть часть камер, в результате сто тридцать обгоревших трупов. Японский кутюрье представляет новую коллекцию одежды для собак, в которой главное место занимает парик для пуделя из меха с бриллиантами. Всего за сорок пять тысяч долларов. Научный канал: ученые спорят о причинах потепления, а лед на полюсах продолжает таять. Огромный айсберг размером с Нью-Джерси откололся от Антарктиды и отправился в одиночное плавание.
Загипнотизированный и напуганный беспорядком, царившим на планете, Сэм долго стоял перед телевизором, бесконечно жалея мир, отделенный от него экраном.
К счастью, электричество снова отключили, и мучение прекратилось. Сэм вернулся в гостиную и лег рядом со своим спящим ангелом.
8
Светом стал воздух, и ангелов полон.
Агриппа Д'Обинье [Французский поэт, писатель и историк конца эпохи Возрождения.]
Тонкие газовые занавески пропускают в комнату яркий солнечный свет. Теперь точно придется просыпаться. Уже несколько минут солнечный луч пытается пробраться сквозь ресницы Жюльет с упорством рыбака, вскрывающего устрицу. Она сопротивляется изо всех сил, но тут над самым ухом раздаются вопли Дэна Артура, чудовища, работающего на радио «Манхэттен 101,4».
...«Мы рады приветствовать вас на „Манхэттен 101,4“!
Девять часов утра! Уже девять утра! Неужели есть лентяи, которые до сих пор валяются в постели? Не могу поверить! Ведь над городом уже встало солнце! Сегодня в программе: катание на санках в Центральном парке, лыжи и игра в снежки!
Хорошие новости: аэропорты открыты и самолеты, которые должны вылететь в эти выходные, отправятся по расписанию. Тем не менее будьте осторожны: на дорогах гололед, возможно обрушение крыш из-за снега. Городские власти сообщают, что два человека попали в больницу с сердечным приступом, после того как пытались расчистить дорожки, ведущие к дому.
Итак, осторожность и еще раз осторожность!
Оставайтесь с „Манхэттен 101,4“, радио для тех, кто рано вста…»
Дэн Артур умолк на полуслове. Сэм стукнул по радиобудильнику.
Жюльет подскакивает как ошпаренная. Она спала как младенец, но теперь ее накрывает волной беспокойства. Вчера вечером все произошло так стремительно, а сейчас она думает, что у нее наверняка размазалась тушь, и она ужасно выглядит, и нужно мчаться в ванную, чтобы привести себя в порядок.
«Как себя вести после такой ночи? Что делать? Собрать вещи, спасибо-до-свидания и бежать домой?»
Но Сэм притягивает ее к себе, и жаркий поцелуй отчасти отвечает на ее вопрос.
* * *
Сначала Жюльет ведет Сэма в небольшое кафе с дверью без вывески. Это почти секретное заведение. Его держит одна француженка, приехавшая из маленького городка в Приморских Альпах, в котором живут стеклодувы и художники по стеклу. Клетчатые скатерти на столах, на полках старые коробки из-под кофе «Леру» с цикорием или шоколадного напитка «Банания», светло-желтые стены, старые рекламные плакаты, коричневая плитка на полу — как в старом французском кафе.
Это место известно нескольким завсегдатаям, которые никому о нем не рассказывают, чтобы оно не превратилось в обычную забегаловку для туристов.
В этом уголке Франции, возникшем посреди Америки, Жюльет объясняет Сэму всю прелесть кофе с молоком и тостов с джемом, а в глубине зала старый музыкальный автомат играет песни 1960-х годов. Звучит прекрасный голос Франсуазы Арди. Жюльет подхватывает припев. Сэм спрашивает, о чем эта песня, и Жюльет переводит ему несколько строк:
…Ты похож на всех,
кому грустно,
Но теперь мне больше нет дела
до чужой грусти,
Ведь больше ни у кого нет
таких синих глаз.
Они гуляют по тихим извилистым улочкам Гринвич-Виллидж. Небо блестит, как стальной лист. Город покрыт сверкающей и хрустящей коркой инея. На Вашингтон-сквер они вливаются в толпу студентов Нью-йоркского университета, которые живут в домах по соседству.
Пока все хорошо.
Они прижимаются друг к другу, держатся за руки, как подростки, целуются на каждом углу.
Одиннадцать часов. Из-за снегопада во многих аппаратах, торгующих прессой, остались вчерашние газеты. Жюльет впервые видит такое в Нью-Йорке, где время ни на минуту не замедляет свой бег.
Полдень. Они заходят к «Бальдуччи», в знаменитый итальянский магазин Гринвич-Виллидж. Витрины и прилавки завалены зимними овощами, морепродуктами, полуфабрикатами. Восхитительно пахнет кофе и свежей выпечкой. В магазине всегда толпятся покупатели, но это только добавляет ему очарования.
Чувствуя себя легкой как перышко, Жюльет переходит от прилавка к прилавку, выбирая, что купить для зимнего пикника: хлеб с кунжутом, пастраму, [Маринованное и копченое мясо, как правило говядина.] чизкейк, вермонтский кленовый сироп…
Они обедают на скамейке в Центральном парке, напротив замерзшего пруда, где летом плавают утки. Уголком салфетки Жюльет вытирает каплю кленового сиропа, оставшуюся у Сэма на губах.
Становится холодно. Ледяной воздух обжигает щеки, зато на небе ни облачка. Сэм куда-то убегает. Жюльет прыгает с ноги на ногу, чтобы согреться, потирает руки.
— Вот! Чтобы спастись от переохлаждения!
Сэм возвращается с большим картонным стаканом кофе, который он купил у уличного торговца. Вдвоем они греют руки о стакан, над которым поднимается пар. Его лицо так близко. Жюльет опускает глаза и улыбается. Еще ни один мужчина не смотрел на нее так.
Она мажет ему губы своей гигиенической помадой, целует и снова мажет. И целует, целует, целует…
Они переходят мост Гэпстоу, и какая-то женщина, похожая на цыганку, вежливо просит у них доллар. Сэм, чтобы побыстрее отделаться от нее, дает сразу пять. Женщина предлагает предсказать им судьбу, пока они все вместе дойдут до конца моста.
— Ну что, рискнем?
Вторая половина дня. Сэм снимает Жюльет небольшим цифровым фотоаппаратом, которым обычно пользуется, когда нужно собрать для архива материалы об операциях. Он идет за ней по Мэдисон, Пятой авеню, Лексингтон… Она танцует, бежит, смеется, поет, как будто ей семнадцать лет. Ее глаза сияют. Она улыбается. Она видит себя глазами Сэма — прекрасную, новую, другую, но в то же время именно такую, какая она есть. На некоторое время она забывает все свои страхи и тревоги. С удивлением осознает, насколько хрупким может быть самооценка, как сильно зависит она от взгляда, обращенного на вас. Всего несколько волшебных часов могут уничтожить целые годы унижений и скуки.
Сэм восхищен энергией и радостью Жюльет. У нее настоящий талант просто жить, которого сам он лишен. Вся прошлая жизнь научила его бояться счастья, относиться к нему как к чему-то ненормальному. Он всегда готовился к худшему, защищал подступы к своей душе. Быть счастливым не входило в его планы. Он не ждал. Не был готов. Особенно к такому…
Закат над Гудзоном. Небо становится оранжевым и розовым. Начинается вечер. Сэм и Жюльет лежат в ванне. Жюльет берет бутылочку ароматического масла, стоящую на краю раковины, и начинается пир чувственности. Воздух наполняется ароматом лаванды.
Сэм говорит ей, что она его весна, его Рождество. Она тоже делает пламенные признания, читает обрывки стихов, но все это по-французски, чтобы он не понял и ей потом не было стыдно, чтобы он не посмеялся над ее простодушием.
Она вдруг вспоминает о своей сестре, о ее муже-полицейском, о «Рено Меган». Но все это кажется ей сейчас неважным, далеким, скучным. Ей на все наплевать, пока она здесь, с ним.
Они оба не верят в судьбу. Они верят только в случай, который так им помог. Оба с замиранием сердца признают, что еще секунда — и они бы разминулись и так никогда и не узнали бы друг друга. Снова и снова в мельчайших подробностях вспоминают свою встречу. Сэм говорит, что обычно никогда не возвращается домой по Таймс-сквер. Жюльет отвечает, что в тот вечер совершенно не собиралась выходить из дома и все это произошло благодаря удивительному стечению обстоятельств.
Жизнь прекрасна, решают они, благословляя случай. Ведь нужно быть реалистами — все это действительно произошло совершенно случайно! Одной песчинки в вихре повседневной жизни достаточно, чтобы чьи-то пути пересеклись. Достаточно гвоздя, который валяется на дороге. Гвоздя, который проткнет колесо машины, на которой ваш отец едет на вокзал. Пока меняют колесо, поезд уходит. Он успевает на следующий, заходит в купе. «Уважаемые пассажиры, предъявите билеты». Черт! Он забыл пробить билет. К счастью, у контролера хорошее настроение. Он даже ведет вашего отца в купе первого класса, где есть свободные места. И там ваш отец встречает вашу мать. Они улыбаются друг другу, завязывается разговор, они шутят, смеются, обмениваются явками и паролями. А через девять месяцев на свет появляетесь вы. И все, что теперь произойдет с вами, никогда не случилось бы, если бы в одно прекрасное утро на дороге не валялся ржавый гвоздь. Случайно. Вот от чего зависит наша жизнь: от гвоздя, от плохо затянутой гайки, от часов, которые спешат, от поезда, который опаздывает.
Итак, ни Сэм, ни Жюльет не верят в судьбу. Но всего через несколько часов им придется изменить свое мнение. При весьма трагических обстоятельствах. Возможно, в мире вообще нет ничего случайного. Возможно, некоторые события происходят, несмотря ни на что. Они записаны в книге судьбы. Подобны стреле, которая выпущена давным-давно и летит сквозь толщу времен, точно зная, где и когда поразит цель.
Но пока все хорошо. Половина одиннадцатого. Они ужинают в ресторане на небольшой барже, которая стоит у набережной. Оттуда открывается прекрасный вид на Бруклинский мост. По залу проносится сквозняк.
Жюльет с улыбкой говорит Сэму:
— Я забыла взять пальто. С тобой об этом не приходится думать.
И он снова набрасывает пиджак ей на плечи.
В ночь с субботы на воскресенье они совсем не спали. Им столько нужно было друг другу сказать. Им нужно было так любить друг друга. И каждый раз это было похоже на левитацию, на микроторнадо, на полет в вечность.
Они предчувствовали каждое движение, предвосхищали желания друг друга, каждый давал другому именно то, чего тот ожидал. Она чувствовала его силу и уверенность, которой ей так не хватало. Он видел в ней свободу и мягкость, которых у него никогда не было.
Капли пота на его лбу. Она так же, как и вчера, вышла на несколько минут в маленький магазин на Вашингтон-сквер. На улице темно, холодно и безлюдно, и ей приятно думать, что сейчас город принадлежит только ей. На этот раз она принесла разноцветные свечи и высокую узкую бутылку ice wine — замороженного вина из Онтарио. Жюльет достает бутылку из бумажного пакета и с улыбкой подходит к Сэму.
— Похоже, мы в двух шагах от полного разврата…
Сэм наливает вино в большой бокал, и они пьют по очереди. Он никогда не пробовал ничего подобного. Она объясняет, что это необычное вино делают при десяти градусах ниже нуля из замороженного винограда, поэтому в вине остаются кристаллы льда.
Напиток удивительно нежен, в его сладости чувствуется аромат персика и абрикоса. У поцелуев теперь медовый вкус.
Они снова и снова наполняют бокал, их тела сплетаются, и ночь кружит вокруг, как сошедший с ума волшебный фонарь.
Стрелки часов движутся без остановки. Наступило воскресенье. Солнце заливает гостиную. Жюльет надела одну из светло-голубых рубашек Сэма и его джинсы. Свернувшись калачиком на диване, она листает воскресный «Нью-Йорк таймс», в котором больше трехсот страниц. Сэм приготовил кофе и теперь играет на рояле. Он то и дело сбивается, что вполне объяснимо, ведь он не сводит глаз с женщины, лежащей на диване. Он смотрит на нее, любуется как произведением искусства.
Они отправляются на прогулку. Идут в сторону Саттон-плейс, спускаются на набережную Ист-ривер. Сидят как на афише фильма Вуди Аллена, а за спиной у них тяжелый мост Квинзборо, который грузно перешагивает на Рузвельт-Айленд. Вокруг шумят ветер и волны, и они греются, теснее прижимаясь друг к другу. Жюльет закрывает глаза, чтобы ничто не мешало ей полностью погрузиться в свои ощущения.
Ей вдруг становится очень грустно. Она понимает, что уже начала собирать воспоминания, которые будет хранить долго, очень долго. Она знает, что ничего не забудет — ни формы его рук, ни вкуса кожи, ни силы взгляда.
А еще она знает, что даже эти мгновения не могут по-настоящему принадлежать ей, потому что она не «Жюльет Бомон, адвокат».
Ну и пусть, она все равно оставит себе воспоминания об этих минутах и будет перебирать их долгими одинокими вечерами, пересматривать, как старый фильм, который никогда не наскучит.
Ведь иногда достаточно нескольких часов счастья, чтобы потом терпеть все разочарования и гадости, которые подкидывает жизнь.
