— Послушай же! Я не могу! Не могу. Прекрати! — он резко отстраняется, дёргается в сторону и встряхивает меня за плечи. — Да какого хера?! Что на тебя нашло, Арсений?

— Я люблю тебя.

Вот и сказал. Слова — израненные, недоношенные, окровавленные, — корчатся на полу, задыхаются, так и не сделав свой первый вдох.

Он встает. Костяшки его пальцев со всей силы и так бессильно встречаются с косяком двери.

— Это пройдёт, — говорит он. Горбится, накидывает капюшон, и разворачивается на выход.

Не свожу с него глаз, в голове только одна мысль: не уходи, не уходи, не уходи…

— Не уходи. Не выдержу без тебя. Пожалуйста.

Голос срывается и дрожит.

Он оборачивается, и какое-то время мы просто смотрим друг на друга, а потом он уходит.

Он уходит, а мне хочется разрыдаться громко, в голос, как в детстве. Если он сейчас обернётся, я кинусь ему на шею. Но он не оборачивается. Он уходит, и становится тихо. Гулкая тишина до боли в ушах.

Я без тебя не выдержу, не сумею. Как мне дышать, в кого верить? Свихнусь, сойду с ума. Не уходи!

Хлопает входная дверь, и внутри меня что-то ломается. Дрожат руки, подкашиваются колени, и я оказываюсь на полу.

Глава 6

чай

с

бергамотом

и

коньяком,

две

сигареты

подряд.

раз —

и

я

снова

с

тобой

не знаком.

два —

я

тобой

распят

шаманкаведьма

6.1. Арсений

Он был моим братом, другом, богом. Моим. Но я его потерял.

Мутно, пусто, горько, зияющая черная воронка поглотила все мысли и эмоции. Грудь будто раскурочили, перемололи в кровавое месиво, будто кто-то разом достал все внутренности, смотал их в мерзкий кровоточащий узел и выпотрошил меня, оставив одну пустую оболочку. Фантомные разрезы саднят и кровоточат. Почему я не умираю? Ведь нельзя же жить без сердца. Невыносимо, невозможно больно.

Мне бы бежать за ним. Умолять. Пожалуйста. Я не хотел. Это не я. Тебе показалось. Прости меня. Всё это какое-то недоразумение. Глупая шутка. Но я не могу. И дело вовсе не в приступе невесть откуда взявшейся гордости, нет. Я не могу сдвинуться с места. Я опустошен. Раздавлен.

Не знаю, сколько я так просидел, подпирая лопатками холодную чугунную батарею. Небо давно кровоточит закатом, может, у неба идёт носом кровь. Алыми клюквенными сгустками, уродливыми ошметками. Слежу как оранжевый прямоугольник света ползёт от одной стены до другой, растворяясь в серых сумерках.

На краю стола его зажигалка и пачка сигарет. Достаю одну и прикуриваю, вышибая колёсиком искру. От первой затяжки слегка кружится голова. Я, вроде как, давно бросил. Побаловался и хватит. Тупо пялюсь на горящий в вечернем свете огонек сигареты и решение приходит само собой. Тупое решение. Бессмысленное, как вся моя жизнь.

Прощай. Просто прощай. Без всякой там любви. Кому она нужна, если от неё так больно? Стягиваю футболку, затягиваюсь ещё раз, и прижимаю сигарету к коже там, где латинской вязью выбиты слова любви, им больше нет места на моем теле. Вдавливаю огонь в это самое слово «ama» до тех пор, пока кожа не отзывается дикой пульсирующей болью.

К чёрту любовь. К чёрту всё.

Мне сейчас необходим кто-то рядом. Иначе сойду с ума.

Достаю телефон и нахожу нужный контакт. Набираю всего лишь одно сообщение. Буквы расплываются перед глазами, пляшут, издеваются.

«Приходи, пожалуйста. Мне плохо, очень плохо».

Доставлено. Прочитано.

«Ок. Скоро буду».

Ложусь на пол и закрываю глаза. Сквозь открытое окно в комнату залетает ветер, новый, прохладный, он принёс с собой грозовые тучи и первые раскаты грома. Дождь грохочет по шиферу крыши, и в его рокоте мне слышится заветное имя. Кир. Кир. Кир. Моё сердце до сих пор бьётся в этом ритме.

Надо бы встать и закрыть окно, иначе весь пол зальет водой. Но я словно застываю во времени и пространстве. Я парализован. Комната обтекает меня со всех сторон, оставляя наедине с моим горем.

Тем временем темнеет. Небо заплывает огромной сиреневой гематомой.

Открываю глаза и вижу Германа, прислонившегося к косяку.

— Всё настолько плохо?

Пахнет ночью, вишней, и первой майской грозой. Герман принёс с собой дождь. Дождь в имбирно-рыжих волосах, дождь на длинном чёрном плаще…

Он подходит ближе и садится передо мной на корточки. Я так и не надел майку, и он сразу замечает пару свежих волдырей на коже.

— Хреново выглядишь.

— Ага. Спасибо за поддержку.

Это мои первые слова за несколько часов, и они выходят хриплыми, каркающими. Не слова, а вороний клекот.

— За поддержкой это к Алисе. Она у нас мать Тереза. Но ты позвал меня. Почему?

— Потому что перед тобой мне не стыдно.

— А ты жестокий, Арсений.

Конец ознакомительного фрагмента