— Плыл-то он в Арнгенд. Его бы приютила Анна Менандская.

Но навайские суда взяли острова в окружение, едва Безмятежный успел обсохнуть.

— Мой разум начал страдать от недомогания, слишком уж мне тут хорошо и уютно, — сказал брат Свечка, отодвигаясь от стола.

— Ну вот, напрашивается на комплименты, — заметил Бернардин.

— Бернардин, слишком уж вы циничны, — отрезала Сочия. — Он же совершенный, а совершенные довольны лишь тогда, когда бредут куда-нибудь босиком по снегу, превозмогая голод и холод, а за ними охотятся и хотят сжечь.

— Ну, этот-то принимается визжать свиньей, стоит нам его о чем-нибудь попросить, — боится ножки промочить.

Брат Свечка согласился бы с этими словами, если бы его приперли к стенке. Но ему же уже стукнуло шестьдесят восемь — хочешь не хочешь, а прыти поубавится. Так не хотелось нагружать старые косточки.

— Скоро отправлюсь в путь и обгоню первый снег.

С каждой зимой снег выпадал все раньше.

За столом все примолкли и уставились на совершенного.

— Что?

— Но зачем же вам?..

— В ваши-то годы?

— Годы? Никто не думал о моих годах, когда понадобилось гонять меня с посланиями и знаками власти из Антье в Каурен и обратно.

— Мы думаем о ваших годах, потому что вы для нас очень важны, — заявила Сочия, — и не хотим, чтобы вы уезжали.

— Лучше не скажешь, совершенный, — согласился граф.

— Вобьете себе в голову эту чушь, так я велю Кедле ногу вам сломать, — добавила Сочия.

— Сурово.

— Любовь сурова, старый вы ворчун.

— Постараюсь запомнить. Путешествие меня пугает, а мои старые косточки действительно уже преодолели слишком много миль. Ну а пока мне нужно передать тебя на попечение госпожи Алексинак.

— А я-то надеялась, вы забудете.

— Отправляйся, Сочия, — отрезал Реймон.

— Как угодно вашей милости. — Девушка встала и отвесила мужу шутливый поклон (поклон получился не особенно низким из-за огромного живота). — Быть может, госпожа Алексинак знает, как убедить это маленькое чудовище наконец вылезти, — проворчала она, выходя из комнаты вслед за совершенным.

2

Обитель Богов, Небесная Крепость

В маленьком мире, состоявшем лишь из прибрежного городка, гавани и горы, исчезли все цвета — внезапно, будто обрушился удар молота.

Маленький мир по-прежнему существовал, но был уже черно-белым.

— Элен-коферы ушли. Обитель заперта.

Теперь не ускользнет никто и ничто.

Вершина горы уходила в плохо различимые темно-серые облака. Если приглядеться, можно было различить под венчающей вершину цитаделью призрачный радужный мост. Цитадель была Небесной Крепостью Старейших — богов, которые когда-то правили на севере срединного мира.

Высоко в крепости светились три окна. Элен-коферы, удивительные гномы, создавшие Небесную Крепость и радужный мост, оставили Обитель Богов жителям срединного мира, мира людей.

В большом зале с высокими окнами собралось девять человек — солдаты, волшебники, женщины, дети и двое мужчин, уже непоправимо подпорченных Ночью. Из предметов выделялись четыре заряженных картечью фальконета, способных убить даже богов, и четыре огромные каплевидные бутыли, которые гномы-стекольщики выдули из посеребренного стекла. Горла бутылей были изогнуты под прямым углом и, сужаясь на конце до толщины пальца, смотрели на стену напротив окон. Столы трещали под тяжестью самых разнообразных веществ и инструментов, как обычных, так и имеющих отношение к волшебству.

Волшебники и отмеченные Ночью деловито возились с посеребренными ретортами; остальные, держа в руках медленно горящие фитили, ждали возле фальконетов. Стоявшая рядом с бутылями женщина повернулась и спросила:

— Все готовы? Вэли? Лила? — Две девочки, одна за крайним левым, другая за крайним правым фальконетом, взволнованно кивнули. — Пайпер? Анна? — На этот раз кивнули мужчина и женщина за центральными фальконетами. — Пелла? Готов на подмогу в случае чего? — Хмурый мальчишка, стоявший позади всех, тоже кивнул.

— Хорошо. Тогда вызовем парочку богов.

Женщину звали Герис, она приходилась старшей сестрой солдату по имени Пайпер Хект и исполняла здесь роль волшебницы, хотя и не обладала магическим даром. Рядом с ней стояли Кловен Фебруарен, Феррис Ренфрау по прозвищу Отродье и Асгриммур Гриммсон. Фебруарен был великим магом своего времени, а Ренфрау — отпрыском героя и какой-то мелкой богини. А внутри Гриммсона жили осколки душ, принадлежавших той богине и ее небесному отцу.

Герис медленно обернулась по сторонам, внимательно оглядывая сотни фонарей и десятки зеркал, из-за которых в зале совсем не осталось теней, где могли бы укрыться сверхъестественные сущности.

— Ну? — нетерпеливым шепотом поинтересовался Отродье, почесывая перевязанное левое запястье.

Женщина подняла кувшин с его кровью. Свершить ритуал и отворить проход можно было только с помощью крови, принадлежащей потомку Старейших. На остальные приготовления ушел почти год.

Герис вылила содержимое кувшина в стеклянную воронку на конце длинной стеклянной трубки. Кровь была еще теплой.

Алая полоска заскользила вниз по трубке, диаметр которой не превышал одну восьмую дюйма.

Напряжение росло.

— Проклятье! — выругалась Герис. — Я не подумала о…

Зал содрогнулся. Зазвенело стекло. Шипящие фитили придвинулись ближе к запальным отверстиям на фальконетах.

Одна из посеребренных реторт задребезжала. Отродье и вознесшийся Гриммсон хором заговорили со стеной, оба — на древних языках. Отродье говорил на наречии, на котором изъяснялся сотни лет назад, еще в детстве. Вознесшийся же говорил на древнем андорежском, а еще на языке, которому научился от осколков обитавших внутри него душ. Оба призывали к осторожности и терпению. Иначе богов мгновенно отправят в небытие смертные, которые выучились искусству убивать Орудия.

Ночь знала солдата Пайпера Хекта, знала, что он — Убийца Богов. Хект открыл способ уничтожать создания Ночи. Его сестра Герис безжалостно расправилась с Харулком Ветроходцем — самым злобным из тех божеств, что терзали срединный мир еще в изначальные времена.

Собравшиеся в Небесной Крепости решили освободить богов из следующего поколения. Эти боги когда-то одолели Харулка и его родню, но потом их хитростью заточил вознесшийся.

Кое-кто сомневался, следует ли освобождать пленников. Харулк больше никому не угрожал, теперь ему не воцариться в мире, погребенном под толщей льда. Герис покончила с ним с помощью элен-коферов.

Но Герис нужны были божественные союзники. Одно чудовище погибло, но у Харулка имелась родня, и родня эта набиралась сил.

Отродье и вознесшийся говорили громко и быстро. Старейшие должны понять: многое изменилось. Если боги проявят обычную свою заносчивость, их уничтожат, а они и сообразить ничего не успеют.

— Дамы, спокойствие, — ободрил Пайпер Хект свою спутницу Анну Мозиллу и приемных дочерей. — Сосуды удержат их, покуда боги не осознают свое положение.

— Если только первыми не явятся самые мерзкие, — поправила его Герис.

Дребезжащая реторта внезапно наполнилась дымом.

— Вот дерьмо! — выругался Ренфрау.

— Кто тебя только за язык тянул, женщина! — прогрохотал вознесшийся. — Это же Красный Молот.

— Ну конечно, — пробормотал себе под нос Хект.

Порывистый и туповатый бог грома всегда сперва принимался все крушить.

Вознесшийся что-то прорычал на языке богов, склонившись к самой реторте, но стараясь не попасть при этом на линию огня.

Дымом заволокло и другие реторты, хотя и не так быстро.

Эмоции материализующихся божеств были очень сильны. Хект явственно их ощущал. Боги кипели от недовольства.

В реторте с Красным Молотом появилось второе Орудие. Призрачные лица таращились сквозь посеребренное стекло. Хект не помнил имени, но чувствовал, что именно олицетворяла эта сущность в пантеоне Старейших.

Бог войны, мыслитель, самый опасный из них, если смотреть в долгосрочной перспективе.

Новое Орудие яростно вцепилось в Красного Молота. Владыка войны видел, что смертные действуют уверенно, и чуял Убийц Богов.

В посеребренные сосуды одно за другим проникали и другие Орудия. Они боялись надеяться. После первой вспышки гнева создания успокаивались и начинали просчитывать ситуацию. Но ведь Старейшие целую вечность просидели в запечатанной вселенной, ненавидя друг друга.

И наверняка спятили.

Герис что-то сказала Отродью. Ренфрау склонился к левой реторте, а вознесшийся принялся бормотать, — по всей видимости, это была перекличка.

В каждой посеребренной бутыли сидело по несколько Орудий. В пантеоне Старейших кроме богов числилось и множество духов послабее, кое-кого из них тоже утянуло в ловушку, которую устроил Асгриммур, поддавшийся безумию после своего неожиданного вознесения.

— Одного не хватает, — спохватилась Герис. — Где Прохвост?

— Он не выйдет, — объяснил Ренфрау. — Думает, его станут во всем винить.

— Раньше так всегда и бывало. — Какие бы беды ни приключались с северными Орудиями, виновником всегда был Прохвост. — Только не в этот раз. Что он затеял?

— Ждет, что мы совершим ошибку, — предположил Асгриммур. — Ему и мгновения хватит, чтобы ускользнуть.