Линда все-таки уговорила Эдварда выйти во двор и почистить машины. Оливер тоже пошел гулять. Эдвард возился с ним, подбрасывал и кидал в высокие сугробы, малыш хохотал и визжал.

А Линда методично снимала и стряхивала снег с машин своими разноцветными веничками и лопаточками.

– Почему ты зимой ездишь на «порше»? – поинтересовалась она, заканчивая работу.

– Потому что... Ну есть одна причина.

Эдвард в это время лепил снежки и был настроен по-деловому.

– А что за причина, можешь мне сказать?

– Даже не знаю, как тебе и объяснить... Это довольно трудно сформулировать.

– Даже так? Это секрет?

– В какой-то мере... Просто я... страшно сказать...

Просто я люблю выпендриваться! – закричал последние слова на весь двор Эдвард и запустил в Линду снежком.

– Ты мне нравишься! – закричала в ответ Линда. – Ты классный парень, Эдди!

– А ты горячая девочка, Бланш! Предлагаю завести наших лошадок в стойла и больше не чистить до весны.

– Ты решил остаться здесь до весны?

– Вот сейчас пойду и залягу в зимнюю спячку.

Мне больше не к чему стремиться. Жена есть, ребенок есть – чего еще надо простому обывателю?

– Ты как будто не доволен?

– Пытаюсь все это осознать. Раньше я был одинокий ковбой, дикий пират – гроза морей. А теперь надо все переделывать и жить по-другому. У меня даже не было времени на подготовку.

– Тебе нужно время? Скажи сколько – и ты его получишь!

– Ты обиделась? Нет, не отворачивайся, я вижу, у тебя губки задрожали. Так, первая супружеская ссора! Официант, запишите на мой счет, пожалуйста! Мама, мы с Оливером замерзли. Пошли домой.

После возни с машинами и гаражом, после просушки и обогрева Линда занялась ужином.

Ее действительно задели слова Эдварда про обывательское счастье и необходимость времени на осознание случившегося.

– Ну и о чем мы так сосредоточенно думаем? У тебя такой озабоченный вид. Ты решила меня выставить вон? Нет, этот номер не пройдет! Я мечтаю сегодня поспать в твоей спаленке и насладиться твоим роскошным телом в нормальных человеческих условиях, а не в вагоне и не на лестнице. Я устал от экстремального секса. А это надо обязательно делать самой? Готовить, я имею в виду. Давай я закажу ужин по телефону!

– Я уже закончила! Мне нравится хозяйничать.

Когда я что-то делаю на кухне, я мысленно проговариваю свои лекции. А ты ешь только в ресторанах?

– В общем да. После маминой смерти я ел дома только на Рождество. Я имею в виду – дома у отца.

Но он стал таким занудой. Ему не нравится все, что я делаю. Я удвоил наш капитал, а он все читает мне нотации, как надо жить. Поэтому я и не часто езжу к нему. Не понимаю, как ты собиралась выходить за него замуж? Неужели тебя не смущал его характер?

– Он! Это запрещенная тема. Я не знала, что ты его сын и вообще что ты есть где-то, а не в моем воображении...

– Я без всяких обид. Я все понимаю. Но мне вдруг стало интересно. Ну чисто по – дурацки любопытно. Безотносительно к тебе. Вот за что его может полюбить женщина?

– Ну... он очень умный, интересный, сильная личность. Потом он с женщинами ведет себя по-другому. Он джентльмен, никогда не спорит. Его можно убедить в чужой правоте, а это редкое качество. Он и внешне очень импозантен – высокий рост, красивые черты лица, умные глаза...

– Я уже начинаю ревновать. Значит, тебя он не поучал и не воспитывал?

– Иногда он дивился на меня. Именно дивился.

И все время говорил: ты совсем как мой сын, говоришь его словами. Но это его не раздражало, а, по-моему, приятно удивляло.

– А тебе не хотелось узнать, что это за сын такой, который так похож на тебя?

– Как тебе сказать. У меня слово «сын» вызывает только одну ассоциацию – маленький мальчик.

Ну вроде Оливера. И я так и держала в голове: у Билла где-то есть маленький мальчик. Думала, вот придется еще и его воспитывать...

– Но мальчик оказался очень большой. Да? И все у него выросло такое большое – пребольшое... Эдвард прижал Линду к себе и уже засунул ладонь ей под футболку.

– Кому-то надоел экстремальный секс...

– Ладно, продолжим после ужина.

...Как ни странно, телефон все это время молчал. Был звонок от Джованны – они с Мелиссой застряли в снегопаде. Потом Эдвард позвонил отцу, но говорил с ним недолго.

– Старик жив-здоров, но сильно не в духе. Слушай, а у тебя нет старшей сестры? Для моего отца.

Я его понимаю, он уже строил планы на тебя...

Только непонятно, что бы он с тобой делал долгими зимними вечерами во время перебоев с электричеством?

– Билл не производил на меня впечатление дряхлого старца...

– Ведьма! Ты с ним целовалась? Я угадал?

– Один раз... Случайно в машине...

– У меня скоро разовьется эдипов комплекс. Так как насчет сестры?

– Есть тетя. Она еще не старая, но, если серьезно, немного из другого теста. Намного проще, чем он.

– Срочно выписываем тетю. Чем проще, тем лучше. Ничего не придется долго объяснять – Перестань куражиться. Я ему в прощальном письме все написала: что люблю его, как отца, что не могу забыть папу Оливера...

– Ты так и написала?

– Да, и вручила письмо еще до встречи с тобой.

– И это все правда? В твоем письме?

– Мне надо поклясться на Библии, чтобы ты мне поверил?

– Господь сказал: «Не клянитесь, говорите: да или нет». Так скажи: ты меня правда не забывала?

– Да – У тебя были после меня другие мужчины?

– Нет.

– Ты меня любишь?

– Да.

– Ты будешь продолжать флиртовать с другими мужчинами вообще и с моим отцом в частности?

– Нет.

– Ты будешь моей женой?

– Да!

– Бланш Линда Хоппер, вы прошли тест. Можете идти и приступать к своим непосредственным обязанностям.

– Каким?

– Разговоры отставить! А ну в койку! Бе-гом!

– А ужин?

– Ужин нам принесут в постель... После...

...Когда он задремал, Линда продолжала лежать с открытыми глазами, не смея шевельнуться. Она боялась спугнуть это состояние летящего блаженства, которое все еще находилось в ее теле. Эдвард обнимал ее, его рука во сне скользила по ее обнаженному телу. Линда подумала о том, что слова о единой плоти – это не отвлеченная метафора, а действительное определение их собственной близости.

Вдруг Эдвард проснулся и привлек к себе Линду.

– Пошли ужинать, – прошептал он ей в ухо, я проголодался.

– Я собиралась идти под душ.

– Есть предложение: наливай ванну и жди меня.

А я принесу ужин. Будем делать два дела одновременно.

– Я никогда не ела в ванной...

– Все когда-нибудь бывает в первый раз. Только сейчас соображу, где взять столик... Продаются такие столики для ванной, у меня дома есть... – Эдвард осекся, но тут же рассмеялся своим удивительным мальчишеским смехом. – Да, я прожил большую и интересную жизнь и с удовольствием поделюсь с тобою своими открытиями... Где у тебя самая большая ванная?

– В этой спальне – круглая.

– Вот это самое то.

Линда включила воду и села на край ванны. Через несколько минут появился Эдвард.

– Что это за хрень? – спросил он, внося гладильную доску.

– Это Джованна купила, моя няня. Представляешь, она гладит белье. Но надо накрыть ее клеенкой, не дай Бог что-то не так, она будет переживать.

– Я попал в девятнадцатый век... Няни, гувернантки, гладильная доска, назад в будущее... – Эдвард приладил доску, потом принес приготовленные Линдой салат и мясные рулеты с ветчиной, фрукты, начатую бутылку кьянти, стоящую в холодильнике еще со Дня благодарения.

– К сожалению, это не «Сент-Амур». Помнишь, мы пили в поезде? Я привез отцу ящик коллекционного вина. Но так растерялся, что не захватил сюда ни одной бутылки. Придется идти к нему справлять Рождество. А ты любишь дешевые итальянские вина?

– Я совершенно не разбираюсь в винах. Кажется, кьянти пили герои Хемингуэя...

– Я не читал Хемингуэя. По-моему, кьянти пьют бедные итальянские крестьяне.

– Тоже мне, Великий Гэтсби!

– Понимаю, ты не разбираешься в вине, поэтому хочешь убить меня своим интеллектом. Я и забыл, что ты профессор. А у меня никогда не было девушки – профессора. Были фотомодели, актрисы, оперная певица, просто шлюхи высшего разряда, ну и так по мелочи – студентки, ВИП-продавщицы, богатые девочки без определенных занятий...

– Сейчас я встану и опрокину гладильную доску на тебя. Объясни, зачем тебе нужна я? Я не фотомодель, не актриса, а если и стала с тобой шлюхой, то уж точно не высшего разряда.

– Опять обиделась. Хорошо, давай я буду врать тебе. До встречи с тобой я был девственником и воспитывался в католическом монастыре, а после нашей встречи все ночи онанировал на твое ожерелье. Знаешь, мне папа всегда говорил: читай книги, повышай свой интеллект, а то ничего не будешь знать. Теперь я понимаю, зачем ты мне нужна.

Если я чего не знаю, у тебя спрошу. Ты все книги прочла за нас обоих.

Линда не знала, плакать ей или смеяться. Эдвард был удивительно красив, заразительно весел, и наверняка у него очень легкий и добрый характер. Но насколько серьезно он относится к ней?

И как долго их отношения продлятся?

– Кстати, с чего ты взяла, что ты плохая шлюха? Ты очень качественно все делаешь, а главное от души! Ну, Бланш, не принимай мои слова так серьезно. Я хороший парень, я буду беречь тебя и Оливера, заботиться о вас, честное слово. Слово потомка индейского вождя. Вот видишь, я все помню, что ты мне говорила тогда. Съешь кусочек... очень вкусно ты готовишь, но мы заведем повара, чтобы ты не отвлекалась от главного... Я придумал, что мы сделаем с этим вином...

Эдвард перевернул бутылку и стал выливать ее содержимое в воду. Потом он вытянул руку и начал поливать Линду. Доска была отставлена, и посуда со звоном скатилась на пол. Эдвард придвинулся к Линде, продолжая орошать ее красным вином.

– Смотри, растекается, как кровь в воде. Это кровь нашей страсти, – нарочито низким голосом произнес Эдвард. – Без крови не бывает крепости.

Встань, дева... Я орошу твои бедра и выпью вино твоих чресл...

– Ты только прикидываешься неучем, а на самом деле не так прост... Может, ты еще и латынь знаешь?

Но Эдвард уже ловил языком струйку вина, стекающую по животу Линды.

– Подожди. Я тоже так хочу. О, прекрасный отрок, обнажи свой горячий жезл и дай мне насладиться его волшебной струей!

– Сильно сказано. О да, да, насладись, богиня, твой раб покорен тебе... Ох, черт возьми, не останавливайся, я хочу довести это до конца!..

Эдвард приподнялся над ванной, опираясь руками на ее края. Его ноги обвились вокруг тела Линды, а она, вылив на его лоно последние капли вина, своими губами завладела горячим жезлом возлюбленного и не остановилась, пока не ощутила во рту волшебную струю его извергнутой страсти...

Утром в дверь робко постучали.

– Что случилось? – сонно спросила Линда.

– Извините, мэм, но я не знаю... Сэр Уильям звонит. Я не снимаю трубку, он говорит по автоответчику. Может быть, это важно?

– Сейчас. Спасибо. – Линда взяла трубку. Накануне вечером она отключила звук у телефона, стоящего в изголовье.

– Алло? Билл, это вы?

– Линда? Извини за беспокойство, Эдвард у тебя?

– Да, он спит. Это срочно?

– Уже одиннадцать, я подумал, что это не очень рано...

– Мы поздно легли вчера. – Зачем я ему это говорю?

– Линда, скажи мне, это правда?

– Что именно?

– Что Оливер его сын?

– Да.

– И почему ты скрывала это?

– Я не знала. Мы не были знакомы с ним. То есть я хочу сказать, мы познакомились случайно, в поезде... и были близки, но потом я его потеряла и не спросила адрес и фамилию... А он не знал мою...

– Линда... Это чудовищно! Ты говоришь ужасные вещи. Ты открываешься с какой-то новой стороны. Я всегда думал, что это ребенок твоего бывшего мужа...

– Мой Оливер – сын Эдварда! И это неопровержимый факт! Мы жили с мужем семь лет, и я не могла забеременеть. И только с Эдвардом... – Линда почувствовала, что сейчас разревется.

Эдвард проснулся и сосредоточенно смотрел на Линду, старясь понять суть разговора. Вдруг он выхватил у нее из рук трубку и заорал туда:

– Слушай, прекрати нервировать мою жену! Это не твое дело! Ты собирался жениться на женщине, которая моложе тебя на тридцать лет, и тебя это не смущало. У тебя в колледже все трахаются как кролики, а твоя лучшая подруга – лесбиянка, чьих любовниц ты содержал на казенные деньги, то бишь на наши. И теперь ты читаешь мораль матери своего внука только за то, что она не полезла мне ночью в карман и не заглянула в мой паспорт. И не побоялась потом родить ребенка. И сама собиралась его растить. На свои деньги, между прочим, честно заработанные. Да пошел ты!.. – Эдвард бросил трубку и повернулся на другой бок.

Линда обняла его.

– Спасибо, милый. Какой ты... хороший парень...

– Ладно, давай еще поспим. Как ты поняла, я сова. Для меня утро – это мертвый сезон. Особенно после такой ночи. Я всегда прихожу на работу к часу дня.

– А твой босс когда-нибудь тебя не уволит за это?

– Боюсь, это невозможно...

– Почему?

– Потому что босс – это я...

Линда улыбнулась, тихо встала и вышла из спальни.

В гостиной она набрала номер Билла. Он снял трубку и тихо произнес:

– Я слушаю.

Его голос был таким грустным, что у Линды сжалось сердце.

– Это я, Билл. Линда. Я хочу извиниться за Эдварда. У тебя замечательный сын. Прости его... и меня... – И она повесила трубку, не дожидаясь ответа.

На кухне Джованна кормила Оливера.

Линда подошла к полке за баночкой с кофейными зернами.

– Мэм, так там не сэр Уильям? Извините, что спросила.

– Как ты уже поняла, нет. Там его сын, он же отец Оливера. Вот как бывает. – Линда включила кофемолку и с улыбкой посмотрела на изумленную Джованну.

Джованна всплеснула руками.

– Да это же чудо! Это Мадонна сотворила чудо за ваши добрые дела! Вы нашли своего мужчину!

И сэр Уильям не в обиде. Теперь у него и внук и невестка. Это лучше, чем молодая жена. Молодая жена может наставить рога, а от невестки только почет и уважение.

– За что ты мне нравишься, Джованна, так это за твой здравый смысл. Ты одна все правильно понимаешь.

По давней традиции сэр Уильям проводил у себя дома торжественный прием в честь Рождества. За несколько дней до праздников к нему приходили уборщики и приводили в порядок его одинокое жилище. В его доме был огромный банкетный зал, который обычно стоял закрытым. Но накануне Рождества двери открывали, проветривали, натирали полы и расставляли столы. Меню обеда сэр Уильям заранее обговаривал с шеф-поваром, специально выписанным из Бостона с целым штатом помощников. Нужно было приготовить большой ассортимент закусок и горячих блюд, чтобы угодить всем. Миллеры были вегетарианцы, Рубинштейны не ели свинину и морских гадов. Один из новых преподавателей был по происхождению из семьи русских эмигрантов и соблюдал православный пост русское Рождество справлялось всегда на две недели позже американского. Среди стажеров-преподавателей были также араб и индиец, и у них тоже имелись свои ограничения в еде. Все остальные гости любили мясо и обожали креветки. Надо было всем угодить и никого не обидеть.

К Рождеству еще в начале декабря в центре кампуса нарядили елку. Почти все дома были украшены разноцветными лампочками. А Линда захотела украсить ель во дворе. Эдвард притащил елку для дома и целую ночь наряжал ее. Он предложил Линде съездить в Бостон – купить подарки к Рождеству, а заодно взглянуть на его квартиру. Дороги расчистили, но Линда уговорила ехать на ее машине.

У «порше» была слишком низкая посадка для таких снежных заносов. Эдвард полдороги издевался над средством их передвижения, но потом ему это надоело.

– Ты все-таки хочешь пойти на папочкин банкет? – неожиданно спросил он. – А нас, между прочим, никто не приглашал.

– Индивидуально никого не приглашают, но все же знают. Это многолетняя традиция. Приглашения присылают только посторонним, тем, кто не работает в колледже.

– Мне, например, – ехидно заметил Эдвард. – А я ничего не получал. Сейчас посмотрим, может, мне на городской адрес прислали.

– Не дури. Пойдем как ни в чем не бывало.

Эдвард занимал целый этаж многоэтажного дома, построенного в двадцатые годы по проекту Ллойда и полностью перестроенного внутри, учитывая современные требования. Это были роскошные апартаменты, предназначенные исключительно для жизни одного мужчины. Ни детской, ни семейной кухни. Современный стильный дизайн, много стекла и металла, абстрактные картины на стенах, умопомрачительная аппаратура, свой кинозал и тренажерный зал...

Линда вдруг растерялась от такого вопиющего подчеркивания огромных денег, вложенных в каждый штрих быта ее возлюбленного.

– Интересная у тебя квартира, – тихо сказала она. – Но, на мой взгляд, немного холодновата. Ты сам выбирал дизайн?

– Да нет, конечно. Пригласил одного дизайнера, и он за полмиллиона мне все это обставил. Вообще-то все очень функционально. Ты не находишь?

– Чувствуется сильное мужское начало. И совсем нет женского присутствия. А почему ты выбрал именно этого дизайнера?

– Мне его посоветовал Винсент Торн, сказал – от этого парня все тащатся, он сейчас в моде. Да ладно, я вижу, тебе не очень нравится. Не переживай. Я здесь бываю нечасто. У меня еще есть дом во Флориде и квартира в Лондоне.

– Твой папа так скромно живет. Я и не представляла, что... – Линда замолчала.

– Что мы такие богатые? Ну, что есть, то есть, не выбрасывать же все это в залив, как наши предки-колонисты английский чай... А мой отец феномен. У него была идея фикс добиться признания своего таланта, не прибегая к деньгам. Именно добиться, а не купить. Он принципиально живет на свое профессорское жалованье, которое сам же себе и выделил. По-моему, это глупость и ханжество. Ты видела, на какой машине он ездит?

– Да, эта тема давно обсуждается в колледже.

Но, по-моему, это даже очень трогательно. И он действительно настоящий большой ученый, я учусь по его книгам. Ты можешь им гордиться...

– Я бы и гордился. Но он требует такого же идиотизма и от меня. А я совершенно другой породы.

– И какой же?

– Ну, во-первых, я не ученый. Я человек действия. У меня феноменальная память на цифры, лица, имена, на любую слуховую информацию.

Например, я помню все биржевые курсы. Я говорил тебе? У меня дислексия. Сложности с чтением. Как у Черчилля и Эйнштейна. А отец считал, что я просто одаренный лентяй. До сих пор так считает.

– Слушай, что ты зациклился на отце. Ты уже не маленький. Зачем ему что-то доказывать? Ты личность, он – личность. Вы оба сами по себе. А ты все вспоминаешь какие-то детские обиды. Ты сам уже отец. Расслабься.

– Бланш, почему ты меня так хорошо знаешь?

Наверное, ты действительно моя женщина. А кстати, ты чем-то похожа на мать. Наконец-то я понял, почему отец на тебя запал. Не внешне, нет.

Манерой говорить и смотреть. Ты появилась и заполнила пустое пространство в моей жизни, которое стало особенно ощущаться после маминой смерти.

– Но мамочкой тебе я не стану, не надейся. Я за партнерские отношения.

– Да, да, я прочел предисловие к твоей книге.

Идеи феминизма будут жить вечно.

– Кстати, мужья первых феминисток их во всем поддерживали.

– И не жди. Я тиран и самодур. Буду сечь тебя розгами раз в неделю для профилактики и наказывать плетью за дерзость. Так ты по-прежнему хочешь стать моей женой?

– Я обещаю быть смиренно послушной и не раздражать тебя, мой повелитель.

– Этого ответа я и ждал от тебя. Черт, от твоего порочно покорного голосочка у меня брюки сами начинают расстегиваться...

За подарками собрались ехать только в девять вечера. Но магазины работали по предпраздничному расписанию – до полуночи.