— Но почему?

— Это слишком сложно, чтобы суметь тебе объяснить. — Старик вздохнул. — Даже если бы ты понял мои слова, то кому это поможет? Знаешь ли ты, что мир Мундуса очень хрупок? Только определенные правила не дают ему разрушиться и обратиться в ничто…

— Ничего не понимаю… — потряс головой аргонианин.

Пси-маг махнул рукой.

— Лодки, которые мы видим в заливе, плывут не сами по себе. У них есть мачты, такелаж, паруса. Парусами управляют люди, которые их поднимают, когда хотят отправиться в путь, поворачивают реи, когда меняется ветер. А когда надвигается шторм, паруса убирают, потому что буря может изорвать их в мелкие клочья… — Он покачал головой. — Я чувствую, что веревки, которыми управляются паруса нашего мира, дрожат от напряжения. Они натянуты, но ловят не тот ветер, не под тем углом, что надо. И это плохо. Именно так было в дни перед тем, как Драконье Пламя все сожгло…

— Вы говорите об Обливионе? Я думал, это не может повториться. Обливион не может снова вторгнуться в наш мир. Ведь император Мартин….

— Да-да… Врата Обливиона закрыты и запечатаны. Но никакая защита не бывает совершенно надежной — всегда найдется лазейка. Особенно если ее старательно искать.

— Даже если нет дверей?

Урувен покачал головой, но не ответил.

— Так этот город… — продолжал Светло-Глаз. — Он из Обливиона?

Священник затряс головой столь яростно, что аргонианин испугался — как бы не сломалась тощая шея.

— Нет, нет и еще раз нет! Или — да! Я не могу объяснить. Я не могу… Уходи… Уходи же!

Голова молодого ящера и так уже пухла от высокоученой беседы, так что мудрецу не составило труда его отослать.

Светло-Глаз повернулся и, не прощаясь, отправился восвояси. Больше всего ему сейчас хотелось разыскать кузенов и попросить у них бутылку тейлула. Аннаиг могла чуть-чуть подождать.

Глава четвертая

Взгляд единственного глаза Хекуа неторопливо прополз по списку компонентов, принесенному Аннаиг. Ее мохнатая черная бровь выгнулась дугой.

— Надо думать, последняя попытка не удалась?

Аннаиг надула губы и дернула плечом.

— Удалась, но сработало не совсем так, как я хотела.

— У тебя есть способности. — Редгардка покачала головой. — Никакого сомнения. И кое-что ты уже умеешь. Но я никогда не слышала о составе, способном сделать из человека муху. Это невозможно. А список твой похож на случайный набор составляющих, из которых ты надеешься рано или поздно получить желаемое, перетасовывая их по-всякому.

— Я слышала, что Лазарум из Синода нашел способ полететь! — запальчиво возразила девушка.

— Хм… Если бы коллегия Синода собиралась на заседания хотя бы в пределах четырехсот миль отсюда, у тебя была бы надежда добраться до них, а потом, после нескольких лет упорнейшего труда, научиться летать. И хочу заметить, в Синоде, скорее всего, подобрали заклинание, а не снадобье. И если неправильно прочитанное заклинание просто не сработает, то ошибочно составленное зелье может оказаться ядом. Смертельным ядом.

— Да, — кивнула Аннаиг. — Но бояться нечего. Я составляла много разных снадобий, но даже те из них, которые не работали, не могли причинить никакого вреда!

— Мне понадобилась неделя, чтобы вернуть Светло-Глазу его кожу.

— Его кожа никуда не делась! — заметила девушка. — Просто она стала прозрачной. Больно ему не было…

Хекуа презрительно поджала губы.

— С этой молодежью невозможно спорить…

Она еще раз посмотрела в список и принялась выбирать бутылки, коробки и баночки на полках, протянувшихся от пола до потолка.

Аннаиг тем временем бродила вдоль полок, внимательно изучая их содержимое. Она знала, что ей чего-то не хватает, чего-то очень важного. Так бывает в кулинарии: одна какая-то специя придает блюду неповторимый вкус, доводя до совершенства. Но девушка не знала, что же именно ей нужно. И никаких идей…

Кладовая Хекуа размещалась в большом зале, который некогда принадлежал местной Гильдии Волшебников. Трое или четверо из них все еще пытались ворожить в комнатах на втором этаже, но без особого успеха. Хекуа уважала их труд и былые заслуги, несмотря на то что Гильдия Волшебников прекратила свое существование не только в Лилмоте. «Ан-Зайлиль» не заботилась о них, предпочитая не замечать. И Колледж Ворожбы, и Синод — имперские магические учреждения — отказались замечать существование лилмотской гильдии, которая в итоге осталась брошенной на произвол судьбы.

Девушка открывала пузырьки с дистиллятами, нюхала порошки, но ничто не привлекало ее внимания, пока под руку не подвернулась маленькая круглобокая бутылочка, обернутая в черную бумагу. Прикосновение к ней вызвало легкое покалывание в пальцах, которое распространилось через предплечье до ключицы, а оттуда в гортань.

— Что там? — обернулась Хекуа.

Аннаиг поняла, что ее приглушенный вздох не остался незамеченным, и подняла сосуд.

Старуха подошла поближе и, прищурившись, осмотрела пузырек.

— А, это! — воскликнула она. — Я не уверена, что знаю, откуда это здесь взялось. Оно пылится у меня целую вечность.

— Да? А я раньше не видела ее.

— Наверное, я переставила бутылочку из задних рядов, когда протирала пыль и убирала паутину.

— И ты не знаешь, что это?

— Понятия не имею, — Хекуа пожала плечами. — Один человек приходил сюда много лет назад, вскоре после завершения борьбы с Обливионом. Он был болен, ослабел и нуждался в помощи, но не имел денег даже на самое необходимое. Вот он и оставил мне бутылочку… Он утверждал, что добыл ее в одной из твердынь Обливиона. В те годы мне приносили разные компоненты оттуда. Сердца дейдра, например, или всякие соли, по большей части бесполезные…

— Но он не сказал, что внутри?

Старуха покачала головой.

— Я и не думала, что это чего-то стоит, просто пожалела его.

— И ты никогда не открывала ее?

— Нет, — неохотно ответила Хекуа. — Ты же видишь — обертка цела.

— А мне можно?

— Как хочешь.

Аннаиг подковырнула ногтем большого пальца бумагу и, слегка раскачав, вытащила пробку.

Запах, яркий, как солнечный свет, и холодный, как морской ветер, вырвался и обрушился на нее с такой силой, что даже в гортани появился привкус эвкалипта и остывшего металла.

— Ух ты… — выдохнула девушка, ошеломленная внезапными ощущениями.

— И что же это? — въедливо поинтересовалась Хекуа. — Ты узнала?

— Нет. Но мне это нужно.

— Аннаиг…

— Я буду осторожна, тетя Хек. Я только хочу выяснить свойства этого снадобья.

— Оно может быть опасным. Незнакомые вещества…

— Я же сказала, что буду осторожна!

Старуха хмыкнула с явным сомнением.

Усадьба, как обычно, пустовала. Аннаиг прошла в маленькую комнату, где хранила алхимическое оборудование, и принялась исследовать содержимое обнаруженной бутылочки. Первая возгонка незнакомого вещества усиливала общее действие любой смеси, куда оно добавлялось, вторая — какое-то одно из свойств состава. Действие третьей и четвертой возгонки выявить не удалось — возможно, для этого требовались более тонкие и тщательные изыскания.

Но она знала, чувствовала спинным мозгом, что права и эта жидкость может быть ей чрезвычайно полезна. Проведя несколько часов около атанора, девушка в конце концов получила вместительную склянку с бледно-янтарной жидкостью, которая очень странно преломляла свет — будто бы лучи проходили через слой толщиной не в несколько дюймов, а в полмили.

— Отлично, — прошептала Аннаиг, осторожно нюхая полученный компонент.

Запах не казался отталкивающим или подозрительным, но о предупреждении Хекуа следовало помнить. Жидкость вполне могла оказаться ядовитой. Но если взять совсем чуть-чуть на кончик языка…

В этот миг на лестнице раздался звук шагов. Девушка напряглась и замерла, прислушиваясь.

— Аннаиг!

Вздох облегчения вырвался из ее груди — это всего лишь отец. Она вспомнила, что он собирался зайти домой, а быстрый взгляд в маленькое окно подтвердил — настало время обеденного перерыва на службе.

— Привет, Тайг! — крикнула она, закупоривая экстракт пробкой и пряча пузырек в карман юбки.

Где же Светло-Глаз? Его нет уже слишком долго, это просто безобразие.

Девушка подошла к кипарисовому комоду и, вытащив небольшой сверток из гекконовой кожи, осторожно раскрыла его. Внутри обнаружились две маленькие вещицы: медальон на цепочке и искусно выкованная из латуни птичка. На тонких, словно бумага, крыльях и хвосте выделялось каждое перышко, а вместо глаз поблескивали два граната в окантовке из красной меди.

— Эй, Щебетун… — прошептала Аннаиг.

Ее пальцы коснулись птички — и та вздрогнула, пошевелив металлическими крыльями.

Девушка помедлила, взвешивая «за» и «против». Щебетун — единственная ценность, оставшаяся после смерти матери. Все остальное либо пришлось продать, либо стащили нерадивые слуги. Боясь потерять Щебетуна, Аннаиг не слишком часто прибегала к его помощи. Но Светло-Глаз как сквозь землю провалился: этого времени ему хватило бы, чтобы два раза сходить в порт и обратно. Конечно, аргонианин мог повстречать своих кузенов и засидеться за выпивкой в честь столь радостного события, но девушка очень хотела знать, что же сказал пси-маг.

— Отправляйся и разыщи Глаза, — прошептала она птице, вызывая в памяти лицо своего приятеля. — Говори только с ним, слушай только его.

Волшебная игрушка проворковала незатейливую мелодию, взмахнула крыльями и поднялась в воздух. Сделав круг по комнате, она вылетела в открытое окно.

— Аннаиг? — Голос отца раздался совсем близко.

Она вышла в коридор, плотно закрыв за собой дверь.

Тайг стоял на последней ступеньке лестницы. Его лицо раскраснелось то ли от вина, то ли от быстрого подъема, а вероятнее всего, от того и другого вместе.

— Почему ты не позвонил? — спросила девушка. — Я бы спустилась.

— Иногда ты не слышишь колокольчик, — пояснил отец, подвигаясь в сторону. — Прошу, спускайся.

— Что-то срочное?

— Помнишь, мы хотели поговорить?

— О поездке в Лейавин?

— И не только.

От удивления Аннаиг чуть не споткнулась.

— А о чем еще?

— Я был для тебя не слишком заботливым отцом, детка. Не спорь, я это знаю. С тех пор, как умерла твоя мама…

Что-то в голосе родителя задевало ее и причиняло досаду, как песчинка в туфле.

— Тайг, — девушка ласково улыбнулась, — не надо себя винить. Мне не на что жаловаться.

— Могла бы, если бы захотела… Я это знаю. Конечно, я пытался делать все, что нужно… Старался заработать денег, чтобы мы могли жить, содержать этот дом. — Он вздохнул. — И как выяснилось, все напрасно…

Они миновали один лестничный пролет.

— Напрасно? — переспросила Аннаиг. — Что ты имеешь в виду? Я люблю этот дом.

— Ты думаешь, я ничего о тебе не знаю? А я знаю. Ты тоскуешь здесь, как птица в клетке. Ты мечтаешь уехать в Имперский город, учиться там.

— Но ведь у нас нет денег…

Он кивнул.

— Да. До недавнего времени не было. Но я кое-что продал.

— Как? Что?

— Наш особняк.

— Что?

Девушка застыла на последней ступени. Только сейчас она заметила в прихожей четверых гостей: имперца со сломанным носом, зеленокожего орка, чьи лохматые брови нависали над маленькими глазами, и двух узколицых красавчиков босмеров, по всей видимости близнецов.

Имперца и орка Аннаиг узнала — они служили в Тстачалзан, единственном подразделении стражи, в которое принимали не только аргониан. Их еще называли «Холодные убийцы».

— Что происходит, Тайг? — прошептала она.

Отец мягко положил ладонь ей на плечо.

— Мне очень жаль, что все так быстро заканчивается, — пробормотал он. — Мне очень жаль, что я не могу поехать с тобой. Но… Так будет лучше для всех нас. Твоей тете я скажу, что ты отправилась в Имперский город. У нее есть там друзья…

— Что происходит, Тайг? — повторила девушка. — Ты что-то слышал?

— Не имеет значения, — вздохнул он. — Тебе лучше не знать.

Аннаиг сбросила его руку с плеча.

— Я не поеду в Лейавин! Я не поеду туда без объяснений! Без тебя и без Светло-Глаза!

— Глаз… — Отец вздохнул. На миг его лицо показалось девушке совершенно чужим, незнакомым. — Не волнуйся о Глазе. Ему там делать нечего…

— Что ты имеешь в виду? — воскликнула она, ощущая панику, нахлынувшую подобно липкой холодной волне. — Отвечай же!

Тайг молчал, понурившись. Аннаиг шагнула к выходу, но орк заступил ей путь.

— Только, пожалуйста, не причините ей боли… — едва слышно проговорил отец.

Девушка круто развернулась и кинулась бегом в сторону кухни, надеясь выскочить из особняка через черный ход, чтобы попробовать сквозь заброшенный сад попасть на улицу. Но не успела она добежать до середины прихожей, как сильные пальцы вцепились ей в плечо.

— Я обещал твоему отцу, — прорычал орк. — А значит, ты пойдешь за мной, девчонка!

Отчаянно дернувшись, Аннаиг попыталась вырваться, но остальные уже окружили их.

Тайг подошел и поцеловал дочку в лоб. От него разило черным рисовым вином.

— Я люблю тебя, детка. Помни об этом. Пройдут годы, и ты поймешь, что я не мог поступить иначе.

Слегка покачиваясь, Светло-Глаз шагал от пристани в старый имперский квартал. Полбутылки тейлула приятно бултыхались в животе. Аргонианин знал, что подруга будет очень недовольна задержкой, но это его мало заботило. Не слишком-то интересно торчать рядом с ней день и ночь, наблюдая за изготовлением вонючих составов и снадобий. В последнее время он редко виделся с сородичами, а теперь, поболтав о том о сем за бутылкой вина, вдруг выяснил, что не он один отрезан от сознания городского дерева. Только «Ан-Зайлиль» и полудикие аргониане с болот могли в полной мере наслаждаться общением с Хист.

Это внушало подозрения — таких совпадений не бывает, и тем более нельзя проявлять беспечность в нынешние трудные времена. И уж если городское дерево начало вести себя странно как раз тогда, когда к Лилмоту приближается летающий остров, это настораживает вдвойне. Хоть на первый взгляд какая тут может быть связь?

Может быть, отец Аннаиг прав? Ведь он работал на «Ан-Зайлиль». Тогда стоит прислушаться к его совету и убраться куда подальше от Лилмота и дерева-обманщика.

Да, но это поможет, только если лжецом стало всего одно дерево. А если в заговор вовлечены все Хист? Тогда придется убраться куда подальше из Чернотопья.

Легкий дождик моросил, оставляя пузырьки на жидкой грязи, заливавшей улицы города. Светло-Глаз шагнул под выщербленную полуразвалившуюся арку из белого известняка, за которой начинался имперский квартал. Боковым зрением он заметил трепещущие крылья слева от себя и тут же вспомнил древние ужасы. Но, обернувшись, понял, что волновался напрасно. Это не нетопырь-вампир и не мотылек-кровосос, а всего-навсего Щебетун, металлическая птичка Аннаиг, которой, как ему было известно, девушка очень дорожила.

«А ведь она в самом деле разозлилась, раз даже решилась отправить Щебетуна», — подумал Светло-Глаз.

Он смахнул капли воды с лица и щелчком ногтя открыл маленькую дверку на боку птицы, за которой скрывалось зеркальце. Вопреки ожиданию, разгневанного лица подруги ящер не увидел: поверхность зеркала оставалась темной, а это значило, что медальон Аннаиг закрыт.

Зато он уловил слабые звуки, доносящиеся из металлического брюшка. Поднеся птицу ближе к уху, аргонианин услышал прерывистое хриплое дыхание и отдаленные голоса двоих мужчин — настолько тихие, что разобрать слов он не сумел.

И вдруг пронзительно вскрикнула женщина.

Этот голос Светло-Глаз знал, как свой собственный. Кричала Аннаиг.

— Сюда, девчонка! — грубо прорычал мужчина.

— Просто передайте отцу, что повезли меня на корабле! — выкрикнула Аннаиг. — Думаю, ему не все равно!

— Ему, может быть, и не все равно! — ответил грубый голос. — Но его здесь нет! Быстро в лодку, девчонка!

В ответ Аннаиг немедленно разразилась витиеватыми ругательствами, половину которых наверняка придумала на ходу, поскольку Светло-Глаз никогда не слышал от нее ничего подобного. А уж он-то был уверен, что полностью постиг весь ее богатый лексикон. Похоже, напрасно.

С глухим рыком аргонианин повернулся в сторону доков. Выходит, отец его подруги и правда знал что-то особенное, раз устроил похищение собственной дочери, только бы убрать ее подальше из города. Значит, дела обстоят еще хуже, чем кажется на первый взгляд.

Светло-Глаз побежал обратно к морю.

Глава пятая

Аннаиг тешила себя надеждой, что сможет вырваться на свободу, когда окажется на корабле, но головорезы, нанятые ее отцом, — а главное, его деньги — быстро привлекли капитана на свою сторону. Этот аргонианин, настолько старый, что края его чешуек стали прозрачными, приказал доставить девушку и ее вещи в тесную каюту, по размерам не больше уборной, и запер дверь снаружи. При этом он пообещал, что позволит ей свободно перемещаться по судну лишь тогда, когда между кормой и берегом окажется несколько лиг.

Конечно, пленница настойчиво продолжала искать выход. От попытки пролезть в маленькое окошко она отказалась сразу — для этого ей сначала пришлось бы обернуться хорьком или кошкой. Крики тоже принесли мало пользы — на причале царили суета, шум и гам, кто бы обратил внимание на ее приглушенные толстыми переборками призывы? Простукивание стен не дало результата — если там имелись потайные проходы, то спрятанные достаточно надежно, чтобы случайный человек сумел их обнаружить.

Аннаиг еще продолжала напрасные поиски, но из глаз ее хлынули горькие слезы гнева, страха и беспомощности. В глубине сознания билась навязчивая мысль: отец никогда не поступил бы с ней так, если бы не смертельная опасность… Но почему же сам он решил остаться и умереть? И почему сделал выбор, не спрося ее?

На этом громкие рыдания Аннаиг утихли и перешли в более достойные, можно сказать, благовоспитанные всхлипывания. И тут ей показалось, что кто-то окликает ее по имени. Девушка глянула на окно, потом на дверь… Нет, не оттуда. Да и звук тихий-тихий, почти неслышный.

Когда она сообразила, в чем дело, ей захотелось в полный голос обозвать себя дурой! Ну как же можно забыть?!

Аннаиг сняла медальон и раскрыла его. В маленьком зеркальце появилось лицо Светло-Глаза — рот аргонианина был приоткрыт, показывая зубы, что выдавало волнение.

— Глаз… — прошептала она.

— Где ты? — спросил ящер.

— На корабле.

— Как он называется?

— «Тсонашап», по-нашему — «Плывущая лягушка».

Изображение аргонианина повернуло голову.

— Ага! Я его вижу. Он снимается с якоря.

— Я в маленькой каюте на корме. Тут короткий коридор… — Девушка замолчала и прикусила губу. — Глаз, не пытайся сюда попасть. Я думаю… Думаю, наш город ожидает нечто ужасное. Поэтому постарайся как можно скорее убраться подальше из Лилмота. Но не пробуй меня вытаскивать — тебя поймают. Уходи! Уходи из города. И чем дальше, тем лучше! Прямо сейчас!

Светло-Глаз моргнул.

— Прямо сейчас я собираюсь закрыть твою птичку и спрятать ее подальше.

— Глаз!.. — воскликнула она, но изображение уже исчезло.

Вздохнув, Аннаиг закрыла медальон. Она чувствовала себя усталой, разбитой и к тому же очень хотела есть.