Остановившись рядом с Тейо и Крысой, Кайя вскоре обнаружила, что вокруг — не то чтобы вовсе случайно — собрался совет из представителей всех десяти гильдий. Ее догадку немедля подтвердил Огненный Разум:

— Как новое Воплощение Договора я посоветовался с представителями каждой из десяти гильдий.

Кайя невольно отметила, что с нею он не советовался, хотя гильдию Орзовов ныне — не то чтоб по собственной воле — возглавляла она. С этой мыслью она бросила взгляд на своего адъютанта, Тамика, и тот кивнул, подтверждая Нив-Миззетову правоту. Оставалось только гадать, советовался ли дракон с ним, или пошел прямиком к бывшей начальнице Тамика, Тейсе Карлов, у коей насчет Синдиката имелись собственные мысли и планы.

— Все мы, — продолжал Нив-Миззет, — сошлись на том, что известные особы — те, кто сотрудничал с Николом Боласом, — должны понести наказание.

Горгона Враска, царица Роя Голгари, встрепенулась, глаза ее засияли волшебным огнем.

— Не тебе меня судить. И не тебе подобным.

— Тебя уже осудили, — непреклонно, но без угрозы ответила ей Лавиния, действующая глава Сената Азориусов. — Однако твои сегодняшние действия смягчают приговор.

Тут вперед выступил Рал, новый глава Лиги Иззетов.

— Болас, — обычно несвойственным ему примирительным тоном заговорил он, — ввел в заблуждение и использовал в своих целях не только тебя. Точно та же вина лежит и на нас с Кайей. Возможно, мы осознали ошибку раньше, чем ты, однако ссоры с союзницей не желаем. Особенно с союзницей, готовой подтвердить верность Равнике и собственной гильдии делом.

Взгляд Враски вовсе не сделался менее подозрительным и настороженным, но свет в ее глазах угас.

— Я слушаю.

— Сегодня, — заговорила Аурелия, глава Легиона Боросов, — на Равнике погибли сотни, а может, и тысячи разумных существ. Подобных актов террора нельзя оставлять без наказания. Трое из нас сделали все, что в их власти, помогая дракону и поощряя его злодеяния. А именно: Теззерет, Довин Баан и Лилиана Весс.

— Но разве Лилиана… — начал было Тейо.

— Весс, — перебил его Ворел, биомант из Ассоциации Симиков, — слишком поздно сменила сторону. Только после того, как послужила непосредственной причиной большей части резни.

— И все трое — мироходцы, — заметил Лазав, глава Дома Димиров. — Нам до них не дотянуться. Но вот вы — вполне сможете.

Такой оборот пришелся Кайе не по душе.

— О чем именно ты просишь?

— Рал Зарек, — внес ясность Огненный Разум, — уже согласился отправиться в погоню за Теззеретом. Враска, тебе в наказание за былые грехи вверяется казнь Довина Баана. А тебе, Кайя, десять гильдий желают проучить убийство Лилианы Весс.

Часть первая. Уцелевшие

Глава вторая. Лилиана Весс

Лилиана Весс, спотыкаясь, ковыляла через трясины Калиго, направляясь примерно туда, где лежал в руинах дом ее детства.

«Потому что — куда тут еще подашься?»

Настала ночь. Низко повисшая над горизонтом луна проливала на землю не слишком много света, и разум Лилианы тоже накрыла тьма. Мысли мешались, путались, превращались в мрачный лабиринт, воистину — в место бедствия…

«Совсем как развалины Площади Десятого Района».

Вспомнилась Равника. Вспомнился собственный шепот: «Убей. Прикончи». Вспомнилось, как она утирала слезы, всем сердцем радуясь, что способна пролить их. Затем ей вспомнилось, как она гонит все чувства прочь: для жалости к самой себе было не время. Чувства… Даже сейчас Лилиана подавляла их без пощады — безжалостно, непреклонно теснила в самую глубину души все самое человеческое, что в ней еще оставалось.

«Спокойно. Чувства тебе сейчас не помощники».

Нет, она не станет делать вид, будто покинула Равнику из чувства вины или стыда. Она ушла, так как оказалась в опасности.

«Да, так оно и было. Инстинкт самосохранения, не более».

Стража и прочие так называемые герои Равники начали уничтожать армию Боласовых Вековечных. Лилиана понимала: вскоре эти герои явятся и за ней — пусть самой подневольной, однако и самой заметной из ближайшего окружения Боласа.

«Им и невдомек, чем Болас меня удерживал. Они не вправе, не вправе притворяться, будто на моем месте поступили бы по-другому».

Во власти минутного непокорства она, точно разозлившаяся девчонка, пнула ближайший камень — и промахнулась. Потеряв равновесие, некромантка крепко ушибла плечо о поникшее дерево. А когда оттолкнулась от него, сучок, зацепившийся за подол, разорвал платье.

«Ну вот, довольна? Платье испортила. Если уж тебе очень нужно над чем-то поплакать, над ним и плачь! Только не смей плакать о…»

Нет. Оправдываться она не станет. Человеческим существом ей быть вовсе не обязательно, но, кто она ни будь, по крайней мере с самой собой, насчет самой себя, Лилиана будет честна. Она сделала выбор, приняла решение убивать по приказу Боласа, дабы спасти свою жизнь.

«Выбор вполне разумный. А то, что он правилен, никто и не говорит».

Лилиана с трудом шагала вперед. Зачем она явилась сюда? О том, как покидала Равнику, помнилось смутно. Сознательного решения отправиться на Доминарию не припоминалось вовсе. Однако в силу каких-то неведомых, необъяснимых причин она вернулась в имение Дома Вессов — туда, где родилась и росла…

«Туда, откуда моя жизнь отправилась в странствие через Девять Преисподних!»

Опершись на поникшее дерево, склонившее ветви к воде, она внезапно обнаружила, что держит в ладони дремлющий Камень Души Боласа, и потрясенно уставилась на него. Гладок, формой подобен яйцу, шелковисто блестит, а цвет… серебряный. Нет, золотой. Различить его цвета не удавалось никак — цвет словно бы менялся, стоило только повернуть камень другой стороной. Вдобавок самоцвет был куда тяжелее, чем мог бы показаться с виду. Прежде он постоянно парил в воздухе, а может, держался на чем-то меж Боласовых рогов. Многие годы Лилиана считала его простым украшением, декоративным элементом, не менее и не более. Как оказалось, с помощью этого камня дракон поглощал Искры, собранные с тел умирающих мироходцев.

«Искры, собранные для него мной».

Но отчего Камень не исчез, не разрушился вместе с драконом? Как он попал к Лилиане? Она совершенно не помнила, чтоб подбирала его там, на Равнике…

«Да и зачем мне было его подбирать? Как сувенир на память о чудесных временах рядом с Николом Боласом?»

Зашвырнуть бы его в болото, да поглубже… вот только сил не осталось даже на это.

«Ну, так разжать руку, и дело с концом. Пусть себе тонет».

Но, разумеется, бросать камень она не стала. Ведь он имел потенциальную ценность, хранил в себе потенциальную мощь, а мощью Лилиана Весс не разбрасывалась. Напротив, копила ее. Все это знали. Все в это верили.

«Кроме разве что Бифштекса».

Нет, Гидеон Джура в это не верил. Он верил… он верил в нее. Или, во всяком случае, в ее задатки. В способность стать не просто идеалом своекорыстия и стремления к власти, репутацию коего она столь деятельно холила, лелеяла и взращивала всем напоказ.

«Разумеется, это доказывает лишь то, что Гидеон Джура глуп. Был глуп».

Но в эту минуту память о нем затмила для Лилианы всё.

«На этот раз, Лилиана, я героем стать не смогу, но ты сможешь», — сказал он.

«Сделай же так, чтобы это не оказалось напрасным», — сказал он.

Все это он сказал, умирая. Умирая, дабы спасти ее жизнь. Лилиана всегда относилась к Гидеоновой вере в нее так цинично… Да что она такого сделала, чем ее заслужила? «И что такого сделал он, чем доказал, что разбирается в чужих характерах?»

Посему — да, после его гибели, после того, как он уже не сумел бы узнать, не окажется ли его смерть напрасной — и чего будет стоить ей — она попыталась почтить его самопожертвование победой над Боласом. Попыталась — и победила.

«Верно, победила. Это сделал не ты, Гидеон. Это сделала я. Никол Болас уничтожен мной, Лилианой Весс. Ты видел, как я одолела его ради тебя, Бифштекс? Видел?»

Сама она в эту минуту не видела перед собой ничего, кроме последней улыбки Гидеона, ужасающей и прекрасной. Разве что его пепел, подхваченный и унесенный ветром после того, как он принял на себя предназначенное ей проклятье. Да, она помнила эту улыбку, помнила пепел, но, хоть убей, не могла вспомнить лица Гидеона — лица человека, которого считала все равно что братом.

«В точности то же и с Джозу. Отчего же я не могу вспомнить их лиц?»

С этими мыслями она шла и шла, осторожно нащупывая под ногами твердую почву.

«Но твердой почвы нет. Этот ублюдок Гидеон вместе с еще большим ублюдком Боласом украли, выдернули саму почву у меня из-под ног. Кто я теперь? Кто такова Лилиана Весс?»

В эту минуту она ненавидела их. Обоих. Почти в равной мере. Почти…

«А как же с Джейсом?»

Ведь в тот день он пытался убить ее — пытался убить, пока она еще служила Боласу, пока посылала его Вековечных убивать жителей Равники, пока посылала его Вековечных добывать для дракона Искры мироходцев. Однако, когда все это кончилось, Джейс телепатически, мысленно дотянулся до нее, и вовсе не в гневе — с заботой. И после всего, что она сделала, после того, как даже Гидеону позволила умереть вместо нее, его сочувствие оказалось невыносимым. Ярость — дело другое, ярость его она поняла бы и пережила. А вот сочувствие… его сочувствие едва не уничтожило, не сокрушило Лилиану на месте.