— В том, чтобы положить конец войне, — ответил Зигмар, — объединить племена и основать Империю, которая сможет противостоять порождениям Тьмы.
Девушка кивнула и поинтересовалась:
— И кто же будет править этой Империей?
— Мы. Унберогены.
— То есть ты.
Зигмар спросил:
— Что, разве это так плохо?
— Нет, Зигмар, потому что у тебя золотое сердце. Я в самом деле уверена в этом. Если тебе когда-нибудь удастся основать Империю, то она будет сильной и справедливой.
— Ты говоришь «если»? Не веришь в мои силы?
— Если такое вообще возможно, то ты справишься, — сказала Равенна, делая шаг вперед и взяв Зигмара за руку. — Только пообещай мне кое-что.
— Все что угодно.
— Осторожней. Ты же не знаешь, о каком обещании пойдет речь.
— Не имеет значения, — улыбнулся Зигмар. — Твое желание для меня закон.
Равенна погладила его по щеке:
— Ты милый.
— Я серьезно! Проси, я исполню.
— Тогда пообещай мне, что когда-нибудь войнам придет конец, — сказала Равенна, глядя ему прямо в глаза. — Когда ты достигнешь желаемого, опусти оружие и перестань сражаться.
— Обещаю, — не задумываясь ответил он.
Глава пятая
Мечты королей
Зима подступила к Рейкдорфу: день ото дня становилось все темнее и холоднее, и вот землю накрыл белым покрывалом первый снег. Величаво и медленно текли воды Рейка и несли с собой льдинки от самых Серых гор.
Унберогены готовились зимовать. Амбары ломились от зерна. Хлеба было вдоволь, ни одной семье не грозил голод. Король Бьёрн отправил обозы с зерном на запад, в край эндалов, ибо тамошнюю, и без того бедную, землю отравляли злые болотные воды.
С обозами ехали вооруженные воины, ибо даже зимой в лесах было небезопасно. Разбойников останавливали глубокие снега, но жутким тварям, таящимся в лесах, снег и холод — не помеха.
В Марбург воинов племени унберогенов вел Вольфгарт, который ехал во главе отряда в новой кольчуге, совсем недавно выкованной Алариком и Пендрагом. Сначала воин не желал расставаться со своим бронзовым нагрудником и латами, но, когда гном продемонстрировал преимущества железных доспехов, Вольфгарт тут же сбросил старую броню и с удовольствием облачился в новую кольчугу.
Отряд Вольфгарта собирался зимовать у эндалов. Назад их ждали только весной, и в холодные и безрадостные зимние дни Зигмару очень не хватало верного друга.
Студеные недели шли своей чередой. Зигмар жаждал приступить к исполнению клятвы, но, пока над миром властвовала зима, ничего поделать он не мог. Зимой воевать нельзя, и выступить в такой мороз было бы равносильно самоубийству. День за днем жители Рейкдорфа наверстывали упущенное во время страды, ибо лишь в зимнее время могли забыть о тяжком сельском труде.
Ремесленники изготавливали украшения, ткали гобелены, обучали молодежь резьбе по дереву, обработке камня и многим другим искусствам.
В кузнице Аларика стучал молот, из высокой трубы вырывались облака горячего пара. Пендраг ежедневно наведывался в кузницу, чтобы изучить секрет ковки железных мечей, которые долго не тупились и не ломались.
Зима полностью вступила в свои права, и торговля почти прекратилась. В холодную пору лишь караваны гномов осмеливались тронуться в путь, их низкие и тяжелые дроги тянули столь же коренастые и мускулистые лошадки. Каждый обоз привозил руду, искусно сработанное оружие и доспехи, а также бочонки крепкого пива.
Обоз сопровождали гномы в мерцающих кольчугах и тяжелых латах, причем казалось, что им глубокие сугробы нипочем. Из-под бронзовых шлемов виднелись только длинные, заплетенные в косы бороды. Аларик лично приветствовал каждый караван и говорил на резком языке горного народа, а унберогены смотрели на все это в щелочки закрытых ставнями окон.
Едва кончалась разгрузка повозок, их тут же нагружали зерном, мехами и другими товарами, которых не было в царстве гномов. Король Бьёрн обменивался посланиями с королем Курганом Железнобородым: правители делились новостями.
Зигмар много времени уделял тренировкам воинов, оттачивая их и без того грозное мастерство.
Конечно, вовсе без боев дело не обходилось и зимой. Несколько раз попеременно то Зигмар, то его отец вели воинов в лес, чтобы сразиться со звероподобными тварями, нападавшими на отдаленные поселения. И каждый раз всадники возвращались в Рейкдорф с насаженными на копья головами.
Звери были не единственными врагами. Тевтогены нагло вторгались на территорию унберогенов и угоняли крупный рогатый скот и овец. Однако не всегда они успевали добраться до своих земель, обычно их ловили и убивали. Настал черед Герреона поучаствовать в такой стычке, и он заслужил уважение своим мастерским обращением с мечом. Хотя, как он и предполагал, его с ровесниками разделяла пропасть, ведь он не участвовал в сражении при Астофене.
Дни становились длиннее, и воины унберогенов уезжали все дальше от дома, присматривали за границами. С приходом весны там участились стычки, вновь и вновь приходилось обращать в бегство разбойников, которые вторгались на земли племени унберогенов.
Шли дни. Жители Рейкдорфа пережили зиму. Потеплело, и на сердце у людей полегчало. Солнце дольше гуляло по небу, снег начал таять, и с каждым новым днем в лесу прибывало золотистых и зеленоватых тонов.
Крестьяне потянулись на поля, готовясь к севу с помощью сеялок, изготовленных мастером Пендрагом. Старейшины Рейкдорфа объявили, что столь благополучная зима выдалась на их памяти впервые.
Когда появились первые подснежники, на северном берегу Рейка был замечен отряд, движущийся к городу. Вооруженные воины бросились к стенам, но вскоре признали развевавшееся над всадниками знамя и распахнули ворота. В Рейкдорф вернулся Вольфгарт, который провел своих воинов под мрачным изваянием Ульрика и был встречен приветственными криками жителей города.
Радостно оказаться дома. Чтобы отпраздновать благополучное возвращение воинов, было решено закатить великий пир. Все желали услышать новости с запада, и Вольфгарт упивался ролью рассказчика.
— Марбад, — объявил он, — сам скоро пожалует в Рейкдорф.
В кузнице было душно, дышалось тяжело, под потолок взлетали искры и горячий дым, кузнечные мехи неистово нагнетали в горн воздух. Докрасна раскалились кирпичи горна, ревел древесный уголь, через который нагнетался воздух.
— Эй, человече, нужно больше воздуха! — кричал Аларик. — Чтобы удалить примеси, температура в горне должна быть выше!
— Аларик, никак невозможно быстрее гнать воздух, — отвечал Пендраг. — Напор воды ослаб.
— Эй, а утром все было в порядке.
— Так то утром, — жалобно отозвался Пендраг, выпуская из рук изогнутую рукоятку кузнечных мехов. — Придется подождать, пока вода не поднимется.
Вода из Рейка крутила большую лопасть, которая, в свою очередь, приводила в действие кузнечные мехи, раздувавшие горн до температуры, необходимой для выплавки железа.
Прежде воины унберогенов сражались бронзовыми копьями и мечами. И лишь прошлой весной, когда Аларик впервые появился в Рейкдорфе, Пендраг с его помощью первым из людей выковал железный меч.
Вскоре у каждого воина появился железный клинок. Кузнецы Рейкдорфа обучились технике обработки металла, известной гномам, и каждый день занимались изготовлением кольчуг.
— Прилив, — покачал головой Аларик. — Нам в Караз-а-Караке до приливов нет дела. День и ночь в самое сердце наших владений льют великие водопады с вершины горы. Ах, человече, тебе нужно взглянуть на громадные горны гор! От жара самое сердце царства пылает красным цветом, от ударов молотов трясутся горы!
— Что поделать — тут у нас нет водопадов, — напомнил Пендраг. — Придется обходиться приливами.
— А какие машины! — не унимался Аларик, не обращая внимания на слова Пендрага. — Огромные железные поршни с шипением вращают колеса, ревут мехи. О горные боги! Да разве я мог предположить, что пожалею о том, что нет со мною рядом инженера!
— Инженера? А кто это? Кто-то вроде кузнеца?
— Нет, — рассмеялся Аларик. — Инженер — это такой гном, который придумывает машины наподобие вот этих вот кузнечных мехов, только намного больше и гораздо лучше.
Пендраг взглянул на шипящие и пыхтящие мехи, складывающиеся в гармошку и надувающиеся по мере того, как вертится в канале лопастный насос. С помощью гнома лучшие мастера города целый месяц трудились над мехами, которые приводит в действие вода, и они казались Пендрагу верхом изобретательности.
— Мне казалось, что мы здорово сработали эти мехи, — защищался он.
— Вы, человечки, обладаете кое-какими способностями, это верно, — буркнул Аларик, тем не менее Пендрагу стало ясно, что даже такую сомнительную похвалу гном выдавил скрепя сердце. — Но нет никого искуснее гномов, а потому нам придется обходиться этим вот хитроумным, так сказать, изобретением, пока я не уговорю кого-нибудь из инженеров спуститься с гор.
— Ты же сам помогал соорудить мехи, — заметил Пендраг. — Разве ты не инженер?
— Нет, парень, — хмыкнул гном. — Я кое-кто другой. Я могу выковать такое оружие, которое ты и вообразить не можешь, нечто наподобие боевого молота сына короля.
— Ты о Гхал-маразе?
— Да, Череполом — могущественное оружие, что верно, то верно, — кивнул Аларик. — Король Курган благословил ваш народ, когда подарил Зигмару этот молот. Скажи-ка, парень, известно ли тебе значение слова «уникальный»?
— Думаю, да. Так говорят про что-то особенное. Единственное в своем роде.
— Верно, — кивнул Аларик, — это то, что не имеет себе равных, нечто неповторимое. Таков Гхал-мараз, уникальное оружие, выкованное в древние времена с таким мастерством, что ни один гном не смог сделать такое же.
— Значит, и ты не можешь?
Аларик раздраженно зыркнул на Пендрага, словно тот подвергал сомнению искусство гномов вообще, и сказал:
— Парень, умение мое велико, но даже мне не изготовить такого оружия, как Гхал-мараз.
— Даже если бы в твоем распоряжении был инженер?
Гном захохотал, бородатое лицо просветлело.
— Точно, даже с инженером не смог бы. Таким, как я, не нравится жить без каменной крыши над головой, так что вряд ли мне удастся убедить кого-нибудь спуститься с гор и остаться.
— Но ты-то сам ведь остался, — заметил Пендраг, глядя, как блекнет пылающий горн, меняя цвет с золотисто-оранжевого на гневный тускло-красный.
— Верно, но знаешь, как за это меня прозвали в Караз-а-Караке?
Пендраг покачал головой:
— Нет. Так как же?
— Аларик Безумный, — отвечал гном. — Вот так-то. Все считают, что я тронулся умом, раз поселился с людишками.
Сказано было беспечно, только за словами явно стояло что-то серьезное.
— Тогда почему ты остался с нами? — спросил Пендраг. — Отчего не вернулся домой, в горы? Только не подумай, что я хочу, чтобы ты уехал.
Гном отошел от горна и взял клинок с низкой деревянной скамьи, протянувшейся во всю длину стены. Железо было темным, рукоять и гарда еще нуждались в отделке.
— Вы, людишки, раса молодая, к тому же жизнь ваша так коротка, что гномы считают обучение человека пустой тратой времени. Гнома назовут опытным кузнецом лишь тогда, когда он будет упражняться в этом ремесле на протяжении нескольких ваших жизней. По сравнению с искусством гнома, работа человека примитивна и груба.
— Так почему же ты?.. — донесся голос от двери. — Я хочу спросить, отчего ты возишься с нами?
В дверном проеме темным силуэтом вырисовывался Зигмар, плотно закутанный в плащ из медвежьей шкуры. В кузницу влетел поток холодного воздуха, сын короля шагнул внутрь и плотно прикрыл за собой дверь.
Аларик положил клинок на место и опустился на толстоногий стул подле скамьи. Кивнув Зигмару в знак приветствия, он отвечал:
— Потому что вы на многое способны. Страшен этот мир — орки, чудища и те, о которых лучше не упоминать, — и все норовят утопить нас в крови. Эльфы в страхе бежали на свой остров, и теперь остановить порождения зла могут только люди и гномы. Кое-кому из нашего народа кажется, что нужно просто запечатать врата в наше царство и предоставить вам с орками сражаться между собой. Но я считаю иначе: если мы не поможем вам достойно вооружиться и не научим это оружие создавать, тогда погибнет раса людей, а потом придет и наш черед.
— Ты думаешь, мы настолько слабы? — спросил Зигмар, пересек кузницу, остановился у скамьи с незаконченными клинками и взял один из них.
— Слабы?! — вскричал Аларик. — Не глупи, парень! Я достаточно прожил среди вас, чтобы понять: вы сильны, только ссоритесь из-за пустяков, словно дети, и вам нечем сражаться с врагами. Когда ваши предки пришли из-за гор, у них были бронзовые мечи и доспехи, верно?
— Так говорят старцы, — подтвердил Пендраг.
— У народа, обитавшего на здешних землях до вас, было каменное оружие да кожаные нагрудники, и вот смотрите, что вышло: этого племени больше нет. Я видел орков к востоку от гор, их так много, что вы помрачились бы рассудком, если бы всех их узрели. Без железного оружия и доспехов они вас перебьют.
Зигмар повертел в руках клинок и спросил:
— Пендраг, ты сможешь выковать железный клинок сам, без помощи мастера Аларика?
— Думаю, что смогу, — кивнул Пендраг.
— Ты уверен? — спросил Зигмар, положил заготовку для меча обратно на скамью и подошел к Пендрагу. Горн дышал жаром, кожа королевского сына покрылась потом, но взгляд его был пристальным и твердым. — Скажи честно, ты можешь выковать меч?
— Могу, — отвечал Пендраг. — Я знаю, как очищать руду от примесей, теперь у нас есть кузнечные мехи, и можно разогреть горн до нужной температуры.
— В момент прилива, — проворчал Аларик.
— В момент прилива, — согласился Пендраг. — Да, могу выковать. Кстати, я даже размышлял о том, как будет эффективнее удалять…
Зигмар улыбнулся и остановил поток слов друга движением руки:
— Отлично. Когда сойдет снег, я соберу всех кузнецов наших земель, и ты научишь их ковать железные мечи. Мастер Аларик прав: без хорошего оружия и доспехов мы пропадем.
— Ты хочешь, чтобы именно я обучал их? — удивился Пендраг. — Почему не мастер Аларик?
— При всем уважении к мастеру Аларику, придется признать, что он не останется с нами навсегда, пришло время самим научиться ковать.
— Совершенно верно, — согласился Аларик. — Вдобавок назавтра можно и помереть, и что тогда вас ждет?
Пендраг сердито глянул на Аларика, а Зигмар тем временем продолжал:
— Король постановил, что к концу лета в каждой унберогенской деревне будут ковать железо. Вы с мастером Алариком изготавливаете замечательные вещи, но вдвоем вы не сможете обеспечить оружием всех воинов.
Пендраг встал, плюнул на ладонь и протянул побратиму руку со словами:
— К концу лета?
— Думаешь, справишься? — спросил Зигмар, тоже плюнул на ладонь и пожал руку Пендрагу.
— Справлюсь! — заверил Пендраг.
Всего неделю назад сошел снег, а к Суденрейкскому мосту уже ехал король Марбад. Над ним развевался стяг с изображением ворона, а впереди шагали волынщики в длинных килтах из кожаных полос и в блестящих нагрудниках из многослойных бронзовых дисков.
Рослые юноши-музыканты играли на волынках, которые представляли собой мешок и две деревянные трубочки, в одну из которых нужно дуть, а на другой — перебирать пальцами.
Музыка неслась над рекой, и рыбаки на дальнем берегу Рейка, когда увидели знамя с вороном и того, кто ехал под ним, стали хлопать в такт веселой и ритмичной мелодии.
Унберогены хорошо знали короля эндалов — седого старца с морщинистым и обветренным лицом. На склоне лет он стал худощав, но бронзовые доспехи, отлитые для мускулистого молодца, говорили о некогда могучем телосложении. На голове у него красовался высокий шлем, украшенный черными крыльями, крепившимися на прикрывавших щеки пластинах, с плеч на круп коня ниспадал длинный темный плащ. Рядом с королем ехал отряд Вороновых шлемов — высоких воинов в черных плащах и таких же крылатых, как у Марбада, шлемах. Это были лучшие воины племени эндалов, которые поклялись защищать короля ценой своих жизней.
Король эндалов перешел по мосту через Рейк и начал подъем к городу. Навстречу ему широко распахнулись ворота, и сам король Бьёрн вместе с Зигмаром вышел встречать почетного гостя. Следом шел Альвгейр, а за ним — стражи Большой палаты, в плащах из волчьих шкур и с боевыми топорами с длинными рукоятями.
Опытным взглядом Зигмар окинул всадников, оценив дисциплину в строю. Лица Вороновых шлемов были сосредоточенны, они никогда не расслаблялись, не теряли бдительности и всегда сжимали рукояти мечей. Даже на дружественной территории. Эти мужчины были сильны, выносливы и сухопары, как хищники, только вот их тщедушные кони не шли ни в какое сравнение с широкогрудыми скакунами унберогенов.
— Чертовски рад вновь свидеться с тобой, Марбад! — взревел король Бьёрн, и его мощный голос долетел до реки.
Зигмар улыбнулся, услышав в голосе отца подлинную радость, потому что за всю зиму ничего подобного не замечал.
С тех пор как похоронили Триновантеса, потух огонь в глазах отца, и Бьёрн украдкой странно посматривал на сына.
Король Марбад поднял глаза, и его только что мрачное лицо расплылось в широкой улыбке. В последний раз король эндалов приезжал в Рейкдорф давно, поэтому Зигмар весьма туманно его помнил. Наездники в черном проследовали к воротам Рейкдорфа, разъехались и встали в ряд так, чтобы король оказался посредине. По краям выстроились волынщики, а знаменосец остался около Марбада.
— Рад видеть тебя в добром здравии, Бьёрн. — Голос Марбада оказался весьма мощным. — Слышал, тебе пришлось нелегко.
— Вольфгарт чересчур сгустил краски, — отвечал Бьёрн, отлично понимая, откуда ветер дует.
Марбад перекинул ногу через шею лошади, легко соскочил на землю, и короли обнялись, похлопывая друг друга по спине, словно встретившиеся после долгой разлуки братья.
— Как долго мы не виделись, Марбад! — воскликнул Бьёрн.
— Что верно, то верно, друг, — ответил Марбад и взглянул на стоящего подле отца юношу. — Неужели это Зигмар! Когда я видел его в последний раз, он был совсем мальчишкой.
Все еще обнимая друга, Бьёрн повернулся к сыну и сказал:
— Верно! Я и сам не могу в это поверить. Кажется, что только вчера он сосал грудь и мочился в постель!
Зигмар хоть и рассердился, но досады не выказал, а Бьёрн подвел к нему своего побратима. Несмотря на то что оба друга не виделись целую вечность, они вели себя так непринужденно, словно расстались день назад. Вложенный в ножны из потертой кожи меч на боку Марбада притягивал взгляд Зигмара. Рукоять украшала блестящая серебряная резьба и голубой самоцвет, украшавший навершие эфеса.
То был Ульфшард — клинок, выкованный дивным народом в стародавние времена, когда по земле бродили демоны, а люди жили в пещерах и общались посредством мычания и завываний.
Зигмар прервал созерцание оружия и расправил плечи, когда на них легли обтянутые перчатками ладони короля Марбада, лицо которого светилось от гордости.
— Ты стал очень хорош, Зигмар, — проговорил Марбад. — О боги, я вижу в тебе мать!
— Отец говорит, что у меня ее глаза, — отвечал Зигмар, польщенный комплиментом.