Шарроукин попытался разобраться в противоречивых показаниях ауспика и сопоставить то, что он видит, со словами Велунда.

— Ты уверен? спросил он. — Мне кажется, что «Завет» разворачивается, чтобы дать залп по нашим двигателям.

— Не люблю, когда корабли на хвосте висят! — заявил Брантан.

Гаруда растопырил крылья и недовольно заклекотал.

— Он идет не за нами, — с нажимом повторил Велунд.

— У него отличная огневая позиция, заметил Шарроукин.

— Продолжаю придерживаться курса, ответил Велунд.

— Трон тебя раздери, Сабик Велунд! воскликнул Брантан и затопал по палубе к железному отцу.

Шарроукину на мгновение показалось, что капитан собирается оторвать Велунда от рулевого управления.

Расстояние между кораблями перестало сокращаться, а затем снова начало увеличиваться.

Шарроукин выдохнул:

— «Завет» отходит.

— Я же говорил тебе, что «Завет» несется уничтожить «Гнев Европы».

Обзорный экран залило светом звездолет Несущих Слово по очереди выпустил несколько залпов по объекту преследования. Имперскому кораблю, запертому между двумя другими вражескими крейсерами, некуда было уйти от жестокого обстрела, разъедавшего его щиты. Торпедные катера и бомбардировщики подлетели ближе к «Гневу Европы», и снаряды волнами ударяли в обшивку могучего космолета. Благодаря вспомогательным ускорителям боеголовки глубже врезались в корпус-корабля, и уже там, в его утробе, срабатывали взрыватели замедленного действия.

Взрывная волна прокатилась по всему крейсеру — детонации гремели во внутренних отсеках, разнося «Гнев Европы» на части. Из многочисленных ран вырывались бурлящие клубы его крови — химического пламени, раскаленного докрасна от чистого кислорода. Шарроукин наблюдал за тем, как гибнет величественный корабль, и будто ледяной кулак сжимал его сердце. «Гнев» сражался до конца, как сражался бы последний из своего рода, но избежать смерти так и не сумел. Пока звездолет умирал, волна радиации заставила все сенсоры забарахлить, но Шарроукин успел разглядеть, как глубоко в его машинариуме все чаще вспыхивают огни высокочастотных атомных взрывов.

И это могло означать только одно.

— У «Гнева» вот-вот рванет реактор! — крикнул Шарроукин. — Велунд, вытаскивай нас отсюда!

— Отставить! — рявкнул Брантан. — Подведи нас поближе!

— Что?! — изумленно переспросил Шарроукин. — Нет! Ты же нас всех погубишь!

Он шагнул было к Брантану.

— Оставайся па посту! — огрызнулся монструозный капитан Железных Рук.

— Велунд, не надо! — позвал Гвардеец Ворона. — Подходить хоть сколько-нибудь близко к этому кораблю — самоубийство!

— Разворачивай нас, — велел Брантан. Щиты «Завета истины» опущены. Держи курс прямо на их мостик. Шарроукин, живо предоставь мне расчет по стрельбе!

— Велунд, вытаскивай нас отсюда, — взмолился Шарроукин. — Он же убьет нас всех ради мести!

Брантан развернулся, пугающе быстро для такой огромной туши. Могучий кулак, срезанный с шасси павшего брата Бомбаста, ударил Никоне в грудь.

Тот отлетел назад, перевернувшись в воздухе, чтобы приземлиться на одно колено, и рефлекторно потянулся рукой к бедру, где в ножнах покоился гладий с черным клинком.

Подняв глаза, Шарроукин увидел, как Гаруда уселся на консоль ауспика. Орел наклонил голову вбок и как будто рассматривал его немигающими глазами.

Птица помотала головой — или Никоне просто показалось?

Гаруда сорвался с места, вернулся на плечо Брантана, и Гвардеец Ворона выдохнул. Палуба содрогнулась — носовая бомбардировочная пушка «Сизифея» выстрелила в упор. Защитные системы ближнего радиуса «Завета» не успели отреагировать, и снаряды, способные сровнять с землей целый город, ударили в командную палубу и уничтожили ее полностью.

Линейный корабль типа «Оберон» обладал чудовищной мощью и прочной броней, щетинился орудийными комплексами, но без щитов становился уязвимым. Снаряд «Сизифея» угодил глубоко в узел командного центра и смертельно повредил мозг «Завета». В космос вырвались языки пламени и расползающиеся облака расплавленной стали.

«Сизифей» пролетел сквозь ширящееся облако раскаленного пара и каскад обломков, преследуемый выстрелами наскоро наведенных лазерных батарей и залпами ракет из противоторпедных осколочных гранатометов.

— Резкий разворот! — скомандовал Брантан, отворачиваясь от Шарроукина. Гаруда уже снова устроился на плече капитана. — Веди нас обратно. Я хочу прикончить этого ублюдка.

— Он уже вышел из боя, — проговорил Шарроукин.

— А я не хочу, чтобы он вышел из боя\ — отрезал Брантан. — Я хочу, чтобы он сдох.

«Сизифей» содрогнулся снова — Велунд заложил резкий вираж, уводя корабль вправо, носом вниз, чтобы скрыть перемену курса за потоком сияющей плазмы, струившейся из раненого линкора.

— Таматика! — гаркнул Велунд в вокс. — Мне нужно, чтобы эти реакторы запылали сильнее!

Из динамика полился сердитый двоичный код, а затем из машинного отсека откликнулся Таматика:

— Уверяю тебя, железный отец, я делаю все, что в моих силах, только чтобы уберечь эти реакторы от перегрева, иначе они убьют нас всех. Это все, что я могу с помощью кучки рабочих сервиторов.

— Делай, что можешь, Железнорожденный, — ответил Велунд, отключая вокс. — Никона?

Шарроукин не ответил, сверля взглядом спину Ульраха Брантана. Он наконец-то выдохнул, перестав задерживать дыхание, и ощутил резкую боль в ребрах. Расслабив бледные пальцы, сжимавшие гладий, Гвардеец Ворона понял, что едва не набросился с оружием на собрата-легионера.

На спятившего собрата-легионера, да, но по-прежнему всецело преданного Императору.

— Никона, — позвал Велунд спокойно, но непреклонно. — Мне нужны глаза в этой битве. Возвращайся к пульту, брат.

Шарроукин медленно кивнул и убрал клинок в ножны.

Пустоту освещали бесчисленные атомные взрывы, переливающиеся цунами электромагнитных всплесков, вызванные отголосками взрывов боеприпасов «Завета».

Отслеживать обстановку было практически невозможно.

Даже ауспик-савант или офицер с десятками лет опыта за плечами наверняка запутался бы в абракадабре, поступавшей с сенсоров.

— Подходим, — сообщил Велунд бесстрастно, словно объявлял заурядный орбитальный маневр. — Орудийная палуба, как скоро бомбардировочная пушка будет готова к стрельбе?

Из динамиков мостика послышался страдальческий голос Атеша Тарсы, апотекария из Саламандр:

— Нумен работает над этим, но для перезарядки нужно не менее семи минут. Каждый этап приходится выполнять вручную.

— Значит, будем стрелять бортовыми, — проговорил Велунд, закрывая канал.

Из вокс-гарнитуры полились нестройные завывания, и Шарроукин поморщился.

Наполовину двоичный код, наполовину демоническое пение.

В чистом виде то, что адепты Механикума называли мусорным кодом.

Это Криптос верещал из своей камеры под палубой.

Он не предупреждал — он кричал от ужаса…

— Держитесь, держитесь, держитесь! заорал Велунд.

И спустя мгновение Шарроукин увидел его — клиновидный нос, рассекающий космос. Корабль приближался с подходящей для выстрела стороны и уже успел выпустить смертоносные торпеды, а его мощные лазеры уничтожили остатки щитов «Сизифея».

Этот корабль и кричал по воксу, пробивая защитные протоколы «Сизифея» беспощадным клинком своего имени:

«Костолом»! «Костолом»! «Костолом»!

Раскаленные лучи света пробили многие палубы ударного крейсера, и из-за смещения обоих кораблей повредило укрепленную надстройку. Сотни метров обшивки сорвало, как срывает мясо с кости нож мясника.

От взрывов, уносивших в вакуум целые секции, корабль покачнулся, как кулачный боец, получивший сильный удар.

Ауспик запищал, сигнализируя о приближающихся ракетах.

Кроваво-красный свет смертельного ранения залил мостик, раскрасивший демоническими бликами фигуру Брантана.

— Ты нас всех погубил, — прошипел Шарроукин.

А затем мир вывернуло наизнанку.

И красный свет сменился белым.