Степенный старец покивал и сказал, забавно плямкая:

— Тогда, мням, я лучше сейчас сойду, благородные господа. Вы, мням, оставайтесь тут, дайте отдых лошадям и вашим, мням, замечательным солдатам, а я постараюсь договориться побыстрей. Мням В замке сейчас командует мой внучатый племянник, мням, юноша, мням, пылкий и увлекающийся, но пока я сидел в замечательной, мням, темнице нашей обожаемой королевы, он, мням, конечно, не успел утратить почтения к моим, мням, сединам. Я уверен, господа, все закончится благополучно. Мням.

Лун отвесил учтивый поклон. Тарк угрюмо сверкнул синими зрачками. Нулан сосредоточенно кивнул, шевельнув кустистыми бровями. Граф выбрался из кареты и засеменил к своему родовому гнезду.

— Уф, сучья духотища. — Тарк достал из парчового рукава белый батистовый платок и вытер квадратный подбородок. — Долго еще тут париться? — спросил он Луна.

Арамеец невозмутимо указал на дверцу кареты.

Раздраженно крякнув, Тарк выбрался на обочину, уселся прямо на пыльную траву. Некоторое время спустя точно так же поступили Нулан и Лун. Тысяча (точнее, восемьсот девяносто солдат конной городской стражи, остальных еще предстояло нанять), не дожидаясь разрешения, спешилась и разбрелась по сторонам дороги. Возница на козлах кареты, малый самого что ни на есть злодейского облика, полез в котомку за лепешкой и говяжьим окороком.

— Ну, и до каких пор трухлявый пень будет испытывать наше терпение? — осведомился Тарк, когда жара резко пошла на убыль, предвещая скорые сумерки. — Клянусь силищей Брана, мне скоро надоест сюсюкать с проклятыми бунтарями.

— А вот и ответ. — Нулан вскинул руку в сторону замка, над которым взлетело черное пятнышко.

— По нам! — Тарк вмиг узнал в черном пятнышке снаряд катапульты. — Бежим!

Они бросились в сторону от дороги, что не мешало бы сделать и громадному вознице. Отесанный гранитный валун в полтора обхвата угодил точнехонько в козлы, превратив стражника в кровавую лепешку под днищем кареты. Шестерка перепуганных коней пустилась вскачь, понесла в сторону замка пробитый насквозь экипаж; через бросок копья карета, оставшаяся без задних колес, с грохотом завалилась набок.

Тарк, Лун и Нулан вернулись на дорогу. Скиф злобно пнул испятнанный человеческой кровью говяжий окорок и взглянул на арамейца.

— И как прикажешь понимать?

Лун недоуменно смотрел на замок.

— Ума не приложу. Говорят, нынешняя молодежь не слишком любит, когда старики лезут с советами. Но ведь граф Парро не простой старик. В его мозгу моя копия, достаточно убедительная, чтобы склонить кого угодно к чему угодно. Нет, я не возьмусь объяснить.

— Лучше бы все-таки взялся, — прорычал Тарк. — Иначе я сожгу этот поганый дворянский улей. У моих парней давно кулаки чешутся.

— Не так-то просто взять эти стены, — Лун подбородком указал на замок. — Там наверняка солидное войско. Только людей зря положишь.

Оскалив крепкие белые зубы, Тарк скользнул взором по высоким гранитным стенам и темным прямоугольникам бойниц. На вид — грозная цитадель. Его тысяча заняла уже четыре таких замка, нигде не встретив отпора. Колдовство Луна всегда срабатывало безукоризненно. А защитники четвертой усадьбы и вовсе сбежали, как последние трусы. Не устоит и эта.

Завтра утром, решил Тарк, прибегнем к запасному плану. Лун в непробиваемых серых доспехах подъедет к крепости и, не обращая внимания на стрелы, позаботится о лучниках. У нас появятся две-три дюжины воинов в замке, они откроют стрельбу по своим и поднимут панику. Лишь бы выломать ворота, тогда, считай, замок наш. В нем от силы две-три сотни защитников. В других было не больше.

«Не завидую этим упрямым болванам», — подумал Тарк.

— Нулан, — сказал он своей «правой руке», самому толковому из девяти сотников, — отведи людей немного назад и разбей лагерь. Прямо на виду у этих благородных ублюдков. Возьми наших «старичков», добавь полсотни новобранцев и выставь секреты на всех дорогах и тропках. По три-четыре человека, пусть меняются ночью, как сами договорятся. Может быть, наши друзья и тут попытаются смазать пятки. Твоя задача простая: не упустить их из виду, но и не спугнуть раньше времени, а то забьются обратно в крепость, выковыривай их потом.

— Будет сделано, Тарк. — Нулан повернулся, но скиф удержал его за плечо.

— И вот еще что. — Тарк опустил под ноги хмурый взгляд. — Негоже оставлять беднягу на дороге. Он кто был, иракзай? Скажи его землякам, пусть подметут останки и предадут огню, как полагается. Кое-кто, — добавил он с ненавистью, глянув на замок, — дорого за это заплатит.

ГЛАВА 3

С запада к благословенному Нехрему тянулся дым далеких пожаров. На набережной полноводной реки, что подарила имя городу, грузный старый монарх, опираясь обеими руками на мраморный парапет, понуро глядел вслед заходящему солнцу.

Токтыгая окружал прекрасный город — золото куполов, невосточная прямизна и ширь улиц, затихающий гомон торговых галерей, чарующий сумрак парков. По дряблым щекам старика текли слезы и срывались на розоватый камень.

— О величайший среди великих, мы в безвыходном положении, — потерянно бубнил Виджа, бывший посол Нехрема в Арамее. — Наверное, сам Бальдер прогневался на нас, неразумных чад своих, и придумал суровое испытание. Нехрем не погибнет, если вы, мой обожаемый повелитель, не соблаговолите внять призыву арамейского монарха. Но Нехрем лишится древней династии, столь дорогой сердцам ваших подданных. Ибо таково условие Абакомо, честолюбивейшего среди честолюбивых, ставящего свои прихоти над судьбой всего мира. Либо вы склоняете голову перед ним, либо на ваш трон восходит какой-нибудь простолюдин без чести и совести с городских окраин или того хуже, алчный до наших богатств чужеземный наместник, второй Сеул Выжига.

— Виджа, — промолвил нехремский царь, сдерживая всхлипы, — как же ты мог?

— Ваше величество?

— Как же ты мог, мерзавец, вернуться ко мне с такими… с такими… — Токтыгай разрыдался, задергал плешивой головой.

Виджа сокрушенно вздохнул и опустил глаза на мозаичные плитки набережной.

— Никто и не спрашивал моего согласия, о благороднейший среди благородных. Меня вызвали во дворец Абакомо, долго протомили на парадном крыльце, наконец ко мне вышел какой-то мелкий чиновник и высокомерно сообщил, что с этого дня Нехрем не более чем провинция Великой Империи Арамеи. Вам поручается довести это до сведения господина Токтыгая, сказал он, и в случае, если господин Токтыгай согласится принести Великому Императору клятву верности, за ним и его потомками будет пожизненно закреплен пост губернатора. Отказ же господина Токтыгая равносилен бунту — заметьте, ваше величество, бунту, а не объявлению войны, — и повлечет за собой рейд карательных войск.

Мне показывали эти войска, о бесстрашнейший среди бесстрашных! Свет не видел подобной мощи, никакие армии, никакие стены не устоят перед ними. Их кони, подобно мифическому чудовищу Мушхушу, дыханием обращают живых людей в пепел. Их воины в серых доспехах неуязвимы для нашего оружия, а оружие арамейцев — это неотразимый бич самого Мардука, их омерзительного божества.

Ваше величество! Я и мои родичи всю жизнь служили верой и правдой вам, достойнейшему среди достойных, и гордому нехремскому народу. Какую б волю вы ни изъявили, мы будем с вами до конца. Единственное, о чем я вас молю, — о мудрости! Великолепная Бусара, первая по величине и красоте жемчужина вашей короны, лежит в руинах, всех ее несчастных жителей пожрала плотоядная Иштар. Запад государства разорен кровожадными ордами варваров, на севере бушует крамола, на востоке скалит клыки молодой арамейский волк;, а на юге, в нищей, ограбленной Шейре, алчный Сеул не внемлет вашим призывам к союзу, к совместному отпору арамейским и апийским полчищам.

Шейра тоже обречена, и Сеул понимает это яснее ясного, как и то, что при любом исходе он не усидит на краденом троне. Абакомо сделает красивый жест, поставит над Шейрой своего губернатора, милостивого и справедливого, — доведенные до отчаяния шейрийийцы примут его на «ура», и Абакомо наберет из них надежнейшие войска для новых завоеваний. Но Сеула это нисколько не огорчает, ибо в благодатной Хандии он давно уже построил собственный маленький рай, куда и сбежит при малейшем намеке на опасность.

Мы совершенно одиноки, о храбрейший среди храбрых! У нас нет денег, нет боеспособной армии, — только враги со всех сторон! Подумайте вот над чем, ваше величество: когда-нибудь, где-нибудь арамейская коса найдет на камень. Но до того она непременно успеет рассечь глотку апийскому монстру. Как только падет новоявленная «Великая Империя», благословенный Нехрем воспрянет, и народу хватит мудрости, чтобы не осуждать вас за вынужденную уступку року и с благодарностью водрузить царский венец на вашу голову или на голову вашего наследника. Мы поднимем из пепла Бусару и вернем Даис, мы присоединим Шейру и выйдем на Великий Путь Шелка и Нефрита, И для этого вам необходимо совершить подвиг: пойти на поводу у обстоятельств.

Токтыгай растирал слезы по обвислым щекам, и Виджа никак не мог понять, ободрили монарха его слова или окончательно ввергли в уныние. Бывший посол Нехрема в Арамее и сам чуть не плакал, и к печали примешивалась изрядная толика страха — а вдруг милостивейший среди милостивых придет в ярость, что случается временами, и отправит своего недостойного раба в Зиндан Танцующих, не такой огромный, как в погибшей Бусаре, однако ничуть не менее смертоносный?