— У меня есть небольшая оружейная мастерская, — сказал радушный хозяин, — а вы, капитан, полагаю, кое- что смыслите в оружии. Вот и займемся вместе этим делом. В память о моем дорогом Рамонсито.

Энрике и Росаура приняли предложение Мартинеса.

А тем временем их сын Августо уже вступил в новую должность и с поручением губернатора отправился в дом Гонсало Линча.

— Я Августо Монтильо, уполномоченный господина губернатора, — представился он хозяину.

— Почту за честь принять у себя такого гостя, — ответил Гонсало и, увидев, какими восторженными глазами смотрит на офицера дочь, тоже представил ее: — Лусия, моя единственная дочь.

Августо поцеловал сеньорите руку и перешел к делу:

— Понимаю, какое горе постигло вашу семью. К сожалению, я не имел чести быть знакомым с доном Оласаблем, но господин губернатор уважал и любил его.

— Дон Мануэль был достойным человеком и всегда преданно служил губернатору, — вставил Гонсало.

— Да, мне известно, — продолжил Августо и, передав Гонсало письмо, добавил от себя: — В этом письме господин губернатор подтверждает, что во всем доверял главе вашего дома, а теперь так же будет доверять вам, сеньору Гонсало Линчу.

— Не могу поверить, что удостоился такой чести! — подобострастно воскликнул Гонсало. — Позвольте поблагодарить вас за любезность. Передайте господину губернатору, что у него никогда не будет повода усомниться в моей верности и преданности.

Эта беседа происходила в кабинете Гонсало, куда он пригласил гостя, дав понять Лусии, что ее присутствие в данном случае нежелательно.

Однако, уже провожая Августо в гостиную, он увидел там дочь, явно поджидавшую, когда офицер выйдет из кабинета.

— Лусия? — изобразил удивление Гонсало, стараясь сгладить неловкую ситуацию. — Что ты делаешь здесь одна?

— Жду, когда Доминга принесет мне костюм для верховой езды, — нашлась она.

— Вы любите ездить верхом? — вступил в разговор Августо.

— Да! — радостно ответила Лусия, польщенная его вниманием.

— Это и мое любимое занятие, — сказал Августо, — но девушки редко увлекаются тем, что считается мужской привилегией.

— Лусия не похожа на остальных девушек, — улыбнулся Гонсало. — Она — особое создание.

— Вижу, вижу, — многозначительно произнес Августо, и сердце Лусии затрепетало, как пойманная в сети пташка.

Гонсало предложил гостю рюмку ликера, а когда Августо отказался, сославшись на служебные дела, то пригласил его посетить их дом в другое, свободное время.

В самом конце их беседы в гостиную вошла Виктория, и Гонсало тоже представил ее молодому офицеру. Когда же тот ушел, Лусия обратилась к тетке:

— Правда, он очень милый?

— Мне так не показалось, — разочаровала ее Виктория. — По-моему, в нем есть что-то неприятное.

— Вы просто его не рассмотрели! Вам надо обратиться к врачу с таким зрением! — грубо ответила ей Лусия.

Виктория сделала вид, что не заметила грубости.

— Я пошутила, — сказала она. — Он, безусловно, красавчик. Чтобы понять это, мне достаточно было бы взглянуть всего лишь на тебя. Хотя я бы не стала расхваливать его при отце и постаралась бы, чтоб сам офицер не заметил, насколько понравился тебе.

— У Лусии от меня нет секретов, — сказал Гонсало. — Что же до этого Монтильо, то он — блестящий офицер, из семьи военных, в общем, человек нашего круга.

Августо же рассказал своему приятелю Фунесу о визите к Линчам в таких выражениях:

— По-моему, эта Лусия, наследница Оласаблей, в меня влюбилась. Можешь представить такую удачу? У нее ведь огромное состояние! И уж поверь, я не упущу своего шанса!

В таком превосходном настроении Августо и отправился в цирк, сопровождая губернатора и его семейство. Все представление он смотрел вполглаза, мечтая о женитьбе на Лусии Линч, но когда на арене появилась великолепная, ослепительная Милагрос, Августо восторженно шепнул Фунесу:

— Она словно с небес спустилась и парит над ареной!

— Оставь свою романтику для сеньориты Линч, — остудил его пыл Фунес. — Не знаешь разве, какая у циркачек дурная слава?

— Нет, эта Милагрос — совсем другая! Я чувствую!

— Сам проверишь или предоставишь это мне? — усмехнулся Фунес.

— Только попробуй к ней сунуться! — пригрозил Августо.

После представления он направился за кулисы к Милагрос, но был буквально вышвырнут оттуда Анибалом.

— Ее братец — сумасшедший! — пожаловался Августо Фунесу. — Но меня это не остановит! Милагрос все равно будет моей!

— А как же сеньорита Линч? — напомнил ему Фунес.

— Одно другому не мешает. Я же не собираюсь жениться на циркачке!

Катриэль с волнением ожидал возвращения Асунсьон из Санта-Марии, но вместо нее оттуда приехал адвокат Ортис, состоящий на службе у Гонсало. Узнав, что Асунсьон в отъезде, он предъявил судебный иск Катриэлю и посоветовал ему добровольно, не дожидаясь решения суда, покинуть «Эсперансу».

Катриэль ответил, что имение принадлежит его матери по закону и Гонсало Линчу не удастся завладеть чужой собственностью.

— Вы слишком самоуверенны, молодой человек, — заявил Ортис. — Не тратьте свой пыл на возмущение, а лучше укладывайте чемоданы и освобождайте имение по-хорошему.

— А вы передайте сеньору Линчу, что имения он никогда не получит, — сказал Катриэль, поставив точку в разговоре с адвокатом.

Когда же Ортис уехал, Катриэль сам стал собираться в дорогу, наказав Браулио никого не пускать в имение.

— Я хочу поговорить с Линчем как мужчина с мужчиной, — пояснил он цель своей поездки в Санта-Марию.

Приехав в город, Катриэль зашел в первую попавшуюся таверну, чтобы перекусить и спросить дорогу к дому Линча. А поскольку одет он был по-индейски — два полотнища из мягкой кожи, прикрывающие тело от пояса до колен, такая же, кожаная, жилетка и легкие высокие сапоги, — то к нему сразу же пристали двое подвыпивших мужчин: дескать, не место здесь индейцу.

Катриэль сумел достойно ответить им, избежав при этом драки, чем привлек внимание находившегося тут Бенито. А узнав, куда направляется Катриэль, Бенито вызвался проводить его к дому Гонсало.

Доминга, открывшая дверь незваному гостю, опешила, увидев перед собой индейца, и сказала, что доложит хозяину, однако Катриэль вошел в гостиную, не дожидаясь позволения Гонсало. Это крайне возмутило Викторию, особенно когда она узнала, что дерзкий индеец — не кто иной, как приемный сын Асунсьон.

Услышав странный шум в гостиной, туда спустился Гонсало, и Катриэль прямо заявил ему, что никому не позволит выгнать Асунсьон из ее имения.

— Если вы хотите поговорить со мной, то ведите себя спокойнее, — сказал Гонсало. — Иначе я попрошу слуг вытолкать вас за дверь.

— Давайте поговорим разумно, — согласился Катриэль.

— Не думаю, что с индейцем можно говорить разумно, — усмехнулся Гонсало, — но раз уж вы здесь, то пойдемте в мой кабинет.

Виктория от негодования лишь развела руками, а Камила с изумлением и болью смотрела на мать.

Все аргументы Гонсало, которые он представил Катриэлю, сводились к тому, что дон Мануэль в поте лица трудился много лет, создавая имение, обрабатывая землю и разводя скот, а его сестра Асунсьон в это время жила в Европе, поэтому и не может рассчитывать на владение «Эсперансой».

— Я выслушал вас, — спокойно произнес Катриэль. — А теперь послушайте меня. Моя мать работала на этой земле более двадцати лет, и я сам не жалел сил, чтобы превратить «Эсперансу» в процветающее имение. Лучшее во всей провинции! Работники нас уважают. Спросите у них, кто хозяева этих земель!

— Мнение неотесанных мужиков меня не интересует, — высокомерно бросил Гонсало.

— Так же как и люди, обрабатывающие землю, — продолжил за него Катриэль. — Вам наплевать на их законные права. Но позвольте вам напомнить, что дон Мануэль уступил имение моей матери по договору.

— Может, вы принесете мне этот договор? — язвительно молвил Гонсало.

— Да, принесу!

— Не обольщайтесь, молодой человек, — рассмеялся Гонсало. — Этого договора не существует в природе! Вы поняли меня?

— Да, кажется, я начинаю понимать, к каким методам вы тут прибегаете, — покачал головой Катриэль.

— Я использую те методы, которые только и возможны в борьбе с алчной женщиной и диким индейцем! — заявил уязвленный Гонсало. — Имея дело с такими, как вы, я просто обязан нанести удар первым!

Спор между Катриэлем и Гонсало достиг своего предела, когда в гостиную вошла Мария и, увидев обеспокоенных Викторию и Камилу, спросила, что случилось.

— К нам ворвался этот индеец, которого пригрела Асунсьон, — пояснила возмущенная Виктория. — Ты бы видела его! Такой буйный, агрессивный! Я боюсь за Гонсало.

— Ну, за Гонсало нечего опасаться, — уверенно молвила Мария. — Значит, Катриэль здесь?!

— Да. И предупреждаю тебя, — кипя от гнева, заявила Виктория, — если он не уберется отсюда через пять минут, я сама вызову гвардейцев!

Мария стала успокаивать сестру, а Камила, сгорая от стыда за мать, выбежала из комнаты, чтоб никто не мог видеть ее слез.

Однако на пороге она столкнулась с Асунсьон, приехавшей просить племянниц о помощи.

— Не вовремя ты приехала, Асунсьон, — сказала ей Виктория.

— Почему? Что случилось? — встревожилась та.

— Здесь Катриэль, — пояснила Мария. — Спорит с Гонсало в кабинете.

Асунсьон тотчас же устремилась в кабинет.

А там страсти накалились до такой степени, что Гонсало уже грозился вышвырнуть вон Катриэля из этого дома. Но, увидев Асунсьон, он удивленно вскинул брови и молвил, сохраняя хладнокровие:

— Та-а-к, все в сборе!.. Надеюсь, мне не понадобится повторять то, что я уже сказал вашему… воспитаннику?

— В этом нет нужды, — приняла вызов Асунсьон. — Мне и так известно, что вы сожгли архив моего адвоката, уничтожили завещание Мануэля и мой договор с ним об «Эсперансе»! Вы подкупили свидетелей! И даже сумели обмануть моих племянниц! Но предупреждаю: в «Эсперансу» вы сможете войти только через мой труп!

— Думайте, о чем говорите! — угрожающим тоном произнес Гонсало. — Я ведь могу быть очень жестоким.

— А вы не думайте, что способны испугать нас, — поддержал мать Катриэль. — Мы не боимся стервятников. А вы — стервятник! Питаетесь останками умерших!

Выдержка изменила Гонсало, и он закричал в ярости:

— Вон из моего дома! Я не позволю грязному индейцу пятнать честь уважаемой семьи!

У Катриэля тоже сдали нервы. Не помня себя, он бросился к Гонсало и, ухватив его за лацканы сюртука, стал трясти, бросая ему в лицо гневные слова:

— Я тебе сейчас покажу, на ком из нас — грязь! Ты, трус и негодяй, будешь сам молить меня о пощаде!

Асунсьон попыталась остановить сына, но он не отпускал обидчика.

И тогда произошло то, чего не ожидал никто: внезапно распахнулась балконная дверь, и оттуда выбежали Бенито и его подручный, который мгновенно заломил индейцу руки за спину. А Бенито приставил к шее Катриэля острый нож.

Асунсьон стала умолять Гонсало отпустить сына, однако ей пришлось делать это в течение нескольких минут, пока всемогущий дон Линч вдоволь не насладился ее унижением.

Катриэля он велел отпустить лишь после того, как получил от Асунсьон твердое заверение, что она больше не будет претендовать на «Эсперансу».

Когда мать и сын покинули кабинет, Гонсало набросился на Бенито:

— Кто тебе позволил являться сюда?

— Мне показался подозрительным этот тип, я решил подстраховать вас, — ответил Бенито. — Без моего разрешения тебе здесь делать нечего, — строго произнес Гонсало, добавив несколько мягче:- А за заботу — спасибо. Постарайтесь выйти отсюда незаметно, чтоб вас никто не видел.

В гостиной к Асунсьон подошла Виктория и, потупив взор, тихо произнесла:

— Мне жаль, что так получилось.

— И это все, что ты можешь сказать? — спросила Асунсьон. — Неужели ты не понимаешь, что меня хотят выбросить из имения и лишить земли, которая принадлежит мне по праву?

— Я в это дело не хочу вмешиваться… К тому же закон…

— Ну да, закон. А я говорю тебе о чувствах! Как же быть с ними? — Виктория молчала, и Асунсьон продолжила, не дождавшись ответа: — Ты всегда любила «Эсперансу» и готова драться за нее даже со мной. Но почему же — таким образом?

— Я к этому не имею отношения и сделать ничего не могу, — ответила Виктория, придерживаясь прежней тактики.

— Это ты не можешь ничего сделать? — изумилась Асунсьон. — Ты? Виктория Оласабль? Да ты же единственная наследница имущества моего брата! Думаешь, я поверю, что ты подчинилась Гонсало? Или в тебе действительно уже не осталось ни гордости, ни характера, чтобы настоять на своем? Ты стала другой?

Мария, молча слушавшая этот диалог, с замиранием сердца ждала, что же ответит сестра. А Виктория приняла вызов Асунсьон:

— Да, я стала другой!

Асунсьон печально покачала головой:

— Конечно, годы проходят, люди меняются…

— Причем, меняются настолько, — подхватила ее мысль Виктория, — что способны предать своих братьев и породниться с нашими врагами!

Катриэль не смог стерпеть такого оскорбления, о чем прямо сказал Виктории:

— Вы возненавидели меня с первого взгляда, с первой секунды, хотя я этого не заслужил. Я вам — не враг, и никогда им не стану. Просто не смогу быть врагом той Виктории Оласабль, которой восхищался, слушая рассказы мамы, и с которой мечтал познакомиться!

— Вы опоздали на двадцать лет, — сказала ему Виктория. — Та, кем вы так восхищались, умерла. Ее убили.

Асунсьон молча взяла сына за руку и, не простившись, покинула дом.

Мария бросилась за ней вдогонку:

— Не уезжай, пожалуйста. Я пойду к Гонсало…

— Нет, все кончено, — обняла ее Асунсьон. — Прощай, Мария. Спасибо тебе.

Пока Асунсьон прощалась с Марией, к Катриэлю подошла Камила:

— Я дочь Виктории, Камила. Мне больно было слышать то, что говорила мама, и я прошу у вас прощения. Она… Она много страдала, поэтому, наверное, иногда говорит не то, что думает.

Катриэль был растроган поступком девушки и, взяв ее за руку, сказал:

— Спасибо, Камила. Хоть один человек в этом доме поговорил со мной нормально.

Вечером Мария уехала к Асунсьон — поддержать ее и Катриэля, а Виктория, выдержав трудный разговор с дочерью, пытавшейся внушить матери, что с Асунсьон поступают несправедливо, отправилась на кухню, к своему заветному графинчику.

Глава 4

Первые представления цирка «Олимпико» прошли в Санта-Марии с оглушительным успехом, Милагрос сияла от счастья, но очень скоро ей довелось пережить горе: она потеряла человека, который был для нее отцом.

Мигель умер под тяжестью металлического ящика, свалившегося на него во время разгрузки циркового оборудования. Последние слова его были обращены к Милагрос: он просил ее позаботиться о Хуансито.

После смерти отца Анибал почувствовал себя полновластным хозяином в цирке, но взялся командовать так круто, что сразу же восстановил против себя всю труппу.

Надо сказать, его и раньше здесь недолюбливали за грубость и несдержанность. Лишь одна Лара, акробатка, питала к Анибалу истинную страсть, чем он беззастенчиво и пользовался, проводя с нею ночи в цирковом фургончике. Однако жениться на Ларе вовсе не собирался и всякий раз грубо обрывал ее, когда она заводила об этом речь.

Милагрос тоже не всегда была довольна Анибалом, но при этом она любила его как брата и могла только сожалеть, что у него такой тяжелый характер. Но в последнее время деспотизм Анибала стал просто пугать Милагрос. Уж слишком рьяно опекал ее Анибал, не пуская к ней за кулисы восторженных поклонников, и не разрешал выходить одной в город.

Не кажется ли тебе, что ты превратно понимаешь свои братские обязанности? — не выдержала однажды Милагрос. — Даже папа никогда не держал меня на привязи.

— Теперь я за тебя в ответе! — строго произнес Анибал. — А здесь, в Санта-Марии, особенно много охотников поразвлечься с хорошенькой циркачкой. Думаешь, я не знаю, что на уме у этого наглого офицеришки Монтильо, который приходит на каждое представление и норовит прорваться к тебе любой ценой?

— А ты не допускаешь мысли, что в твою сестру может кто-то влюбиться? Ведь я уже взрослая, Анибал! В моем возрасте девушки выходят замуж, и я тоже хочу полюбить достойного человека и выйти за него замуж!

Анибал от злости скрипнул зубами, но промолчал.

Лишь на следующий день он решился открыться перед Милагрос, сказав ей то, о чем умалчивал много лет.

— Я люблю тебя! — признался он. — Давно люблю! Все эти годы я ждал, пока ты вырастешь, чтобы потом жениться на тебе!

— Но я же твоя сестра! — испуганно воскликнула Милагрос.

— Да, сестра, но не по крови, и ты это хорошо знаешь. Я не позволю ни одному мужчине приблизиться к тебе на пушечный выстрел и добьюсь, что ты рано или поздно станешь моей женой!

— По-моему, ты просто пьян, — сказала Милагрос, чтобы не показать Анибалу своего испуга.

— Да, я выпил. Для храбрости. И рад, что наконец все высказал тебе.

Он потянулся к Милагрос, пытаясь обнять ее, но она вовремя увернулась. Анибал догнал ее у двери и, больно сжав ей плечи, страстно поцеловал в губы.

Содрогаясь от рыданий и ужаса, она побежала к Хуане — толстой добродушной женщине, имевшей физический недостаток — у нее была густая борода, как у мужчины. И Хуана не брила ее, а, наоборот, обыгрывала свою бороду в номере с клоуном Каньете. С тех пор как умерла Хосефина, Хуана в какой-то степени заменила Милагрос мать. И сейчас она тоже, как смогла, успокоила несчастную девушку, пообещав, что, если понадобится, весь цирк встанет на ее защиту.

— Но есть еще один способ урезонить Анибала, — добавила, поразмыслив, Хуана. — Если рядом с тобой появится надежный мужчина, то Анибалу придется смириться. Почему бы тебе не обратить внимания на того бравого офицера, что каждый вечер добивается встречи с тобой?

— Ох, я боюсь, как бы это еще больше не рассердило Анибала, — высказала сомнение Милагрос, но Хуана пообещала быть все время на страже:

— Я буду ходить за. тобой как тень, и пусть только Анибал посмеет сунуться к тебе! Он еще не знает, на что способна бородатая женщина!

На следующий день Милагрос приняла предложение Августо и отправилась с ним на прогулку, правда, в присутствии Хуаны. Это обстоятельство, конечно, было серьезной помехой для Августо, но он радовался и тому, что Милагрос хоть как-то проявила к нему благосклонность.

— Она будет моей! — все более уверенно заявлял он в разговорах с Фунесом.

— А как идут дела с Лусией Линч? — поинтересовался тот однажды.

— Там тоже все в порядке! — подмигнул ему Августо. — Сегодня иду к ним на ужин.

Лусия ни от кого не скрывала, что влюблена в Августо и хочет выйти за него замуж. Такая откровенность пугала Марию и шокировала даже многоопытную Викторию. Но Гонсало, как всегда, был на стороне дочери. Более того, он считал Августо вполне подходящей партией для Лусии.

Марии же, наоборот, этот парень активно не нравился.

— В нем есть что-то неприятное. Какая-то холодность и надменность, — поделилась она своими впечатлениями с Викторией.

— Не говори только этого Лусии, — посоветовала Виктория. — А то опять поссоритесь.