— Нет, не надо доктора, — попросила мисс Паркер. — Мне нужна помощь другого рода.

— Я помогу тебе, Элеонора, — пообещала Асунсьон. — Говори, что надо делать. А ты, Мария, оставь нас, пожалуйста, наедине.

— Если нельзя вызвать врача, то позволь мне хоть перевязать ее! — проявила настойчивость Мария. — А потом я уйду и, клянусь, забуду все, что здесь услышала.

Асунсьон разрешила ей перевязать Элеонору, а та рассказала, где сейчас должна быть и что делать.

— Я прошу тебя, Асунсьон, поезжай туда предупреди ребят, иначе они все погибнут.

— У меня другое предложение, — сказала Асунсьон. — Сейчас я обряжусь в наряд крестьянки и пойду туда вместо тебя. Скажи только пароль.

— Асунсьон, я боюсь за тебя! — воскликнула Мария.

— Ты лучше за меня помолись, — ответила Асунсьон. — И помни о своей клятве.

Оставшись одна, Росаура не находила себе места. Энрике помогает заговорщикам, Августо борется с ними. Как все это вынести женщине, чье сердце разрывается надвое?

Пабло говорил, что времени почти не осталось, А вдруг и в самом деле не осталось, и тогда Энрике попадет в кровавую западню вместе со всеми, для кого она уготована!

Росауре стало совсем плохо от этой мысли. Сидеть сложа руки она больше не могла и помчалась в гарнизон к сыну: надо предупредить Августо, что среди восставших может быть и его отец! Надо как-то предотвратить возможное кровопролитие!

Однако поговорить с сыном ей не удалось: Августо сказал, что отправляется на очень важное задание. Он конечно же не стал объяснять, на какое именно, только Росаура догадалась, сердцам своим почувствовала: Августо едет туда же, где сейчас находится Энрике.

Не зная, что еще предпринять, она поспешила в редакцию газеты, где работал Пабло. Если он успел предупредить своих товарищей о засаде, то должен был, вероятнее всего, вернуться в редакцию. И тогда все тревоги были бы позади.

Но и там Росауру ждало разочарование. Чавес сказал, что Пабло еще с утра уехал интервьюировать какого-то землевладельца и с тех пор здесь не появлялся.

Теперь оставалось только одно: молиться, чтоб все остались живы, чтоб отец и сын не убили друг друга в перестрелке.

Войдя в церковь, она стала истово молиться и внезапно потеряла сознание. На помощь ей пришла женщина, тоже творившая здесь молитву. То была Мария Оласабль де Линч. Так она сама представилась Росауре. А та в ответ назвала лишь свое имя.

Вычистив клетки и накормив животных, Катриэль оседлал своего любимого коня и поскакал за город — на душе было муторно и хотелось вдохнуть чистого степного воздуха.

На выезде из Санта-Марии он увидел группу людей, среди которых был его коллега по цирку, Россо. Вот так встреча!

— Каким ветром тебя сюда занесло? — спросил, подъехав поближе, Катриэль.

— Забудь, что ты меня здесь видел, — не скрывая досады, ответил Россо. — И уезжай отсюда побыстрей!

Катриэль, не ожидавший такой грубости от Россо, застыл в изумлении, но внезапно увидел еще одного знакомого — Пабло.

Тот успокоил Россо, сказав, что Катриэлю можно доверять, так как он друг мисс Паркер.

— Но что здесь происходит? — спросил Катриэль. — Вы все так взволнованны.

— Прости, но тебе действительно лучше этого не знать, — сказал Пабло. — Поезжай домой

В это время до Катриэля донеслась фраза, оброненная кем-то из заговорщиков: «Мы должны спасти мисс Паркер!»

— Что с нею? Ей угрожает опасность? — встревожился Катриэль. — Пабло, я жду ответа! Мисс Паркер — дорогой для меня человек.

— Видишь тот домик вдали? Мисс Паркер вошла туда, не зная, что ее ждет засада. Если мы не придем вовремя — ее убьют.

— Я пойду с вами! решительно заявил Катриэль. — И никто из вас не сможет меня прогнать.; — Тогда надень хотя бы этот плащ, чтоб тебя потом не узнали, — сказал Энрике, взявший на себя командование операцией.

— Показались кареты губернатора и свиты. В них наверняка сидят гвардейцы, — молвил Асурдуй.

— Мы должны опередить их. За мной! — скомандовал Энрике. — К задним воротам!

— Элеонора! — крикнул Катриэль, заметив в глубине двора женщину в крестьянской одежде. — Спасайтесь! Здесь засада!

Голос сына заставил Асунсьон на мгновение остановиться, и она тотчас же была схвачена солдатом.

Энрике ударил его прикладом по голове, бросив Асунсьон:

— Бегите!

Солдаты, находившиеся внутри здания, стали палить по заговорщикам.

— Отходим! — приказал своим бойцам Энрике.

Гвардейцы, высыпавшие из карет, тоже откры¬ли огонь. До слуха Энрике донесся зычный голос Августо, отдававшего команды подчиненным.

— Хватайте старуху! — кричал Августо

— Возьмите ее живьем!

В начавшейся перестрелке Асунсьон потеряла из виду Катриэля и оттого металась под пулями, не желая уходить с места боя без сына.

— Сынок, спасайся! — кричала она по-индейски, пока Энрике на скаку не подхватил ее и не усадил на лошадь.

В тот же момент пуля гвардейца настигла Асунсьон. Тело ее безжизненно повисло на руках у Энрике.

— Проклятье! Пешими нам их не догнать, выругался Августо. — А эта старая ведьма — индианка. Она что-то кричала по-индейски.

— Больше она уже ничего не сможет крикнуть, — сказал гвардеец, чей выстрел оказался прицельным.

Повстанцы тем временем собрались в условленном месте, под густыми ивами, и Катриэль бросился к раненой Мисс Паркер.

— Катриэль… Живой… — еле слышно вымолвила Асунсьон.

— Айлен! — воскликнул ошеломленный Катриэль. — Я спасу тебя! Ты только потерпи немного…

— Вы ранены? — спросил Асурдуй Энрике.

— Да. Но я предпочел бы умереть, — с горе¬чью ответил тот, не объясняя причины своего мрачного настроения.

Рана Энрике оказалась неопасной — пуля лишь слегка задела плечо.

Перевязывая мужа, Росаура не удержалась от вопроса:

— Там был Августо?

— Да.

— Это он тебя ранил?!

— Вполне возможно, — глухо произнес Энрике.

Августо же горько переживал провал операции. Встретив его в приемной губернатора, Гонсало спросил, отчего он такой мрачный. Августо, зная, что Линчу можно доверять, рассказал о сегодняшним происшествии.

— Они явно знали, что губернатора там не будет. И напали только затем, чтоб освободить краснокожую старуху.

— Краснокожую старуху?! — изумился Гонсало. — Вы ее хорошо рассмотрели?

— Нет. Но она кричала что-то на своем языке. Потом одному из солдат удалось ее подстрелить.

— Насмерть?

— Не знаю, — ответил Августо. — Но в любом случае она долго не протянет.

Чутье подсказало Гонсало, что этой «краснокожей старухой» могла быть только Асунсьон. Вряд ли найдется какая-нибудь индианка, которая будет участвовать в правительственном заговоре, да еще вместе с белыми!

Своими подозрениями он поделился с Викторией, но та сразу же сказала, что это абсурд.

— Нет, я уверен, — возразил Гонсало, — и могу это доказать. Ты будешь свидетелем. Если она ранена, пусть попробует объяснить, где она попала под пули.

— На меня не рассчитывай, — твердо молвила Виктория.

— Но я все равно поеду туда с гвардейцами и генералом, — заявил Гонсало. — Уверяю тебя: уже сегодня мы избавимся от Асунсьон, и от ее краснокожего сыночка.

— Нет, я не могу тебе этого позволить, — повторила Виктория. — Ты заблуждаешься относительно Асунсьон и можешь сам опозориться.

Ей, однако, не удалось убедить Гонсало, и, когда он поехал за гвардейцами, Виктория все рассказала Марии. К дому Асунсьон сестры прибыли одновременно с Гонсало, генералом и несколькими гвардейцами.

Асунсьон к тому времени уже успела продиктовать мисс Паркер текст завещания, назвав своим единственным наследником Катриэля.

— Пусть доктор Асурдуй заверит его и… огласит.

— Перестань, Асунсьон, — со слезами на глазах молвила мисс Паркер. — Ты будешь жить! Это я во всем виновата…

— Нет, Элеонора, мои силы на исходе, — возразила Асунсьон. — Не вини себя. Позови Катриэля, я хочу побыть с ним…

Но в этот момент раздался громкий стук в дверь, и Браулио сказал, что там — гвардейцы.

— Я их встречу, а вы, мисс Паркер, присмотрите за мамой, — распорядился Катриэль.

Буквально ворвавшись в дом, Гонсало заявил, что Асунсьон не только предала интересы Родины, но и опорочила честный род Оласаблей, поэтому должна немедленно предстать перед судом.

— Мама спит, — ответил Катриэль, стараясь выглядеть как можно спокойнее. — И я не стану ее будить из-за вашего нелепого вымысла.

Мария и Виктория тоже в один голос стали заверять генерала, что Гонсало попросту клевещет на их тетку.

— Я готов принести извинения, если ошибся, — сказал Гонсало. — Но для этого мы все должны увидеть Асунсьон и порасспросить ее кое-о-чем.

— Я не стану будить маму, — вновь повторил Катриэль. — У нее был трудный день. А завтра мы с ней можем сами приехать к генералу, чтобы развеять все подозрения.

— Ваше нежелание позвать сеньору Оласабль только увеличивает мои подозрения, — сказал генерал. — Пригласите ее сюда, будьте добры.

На лице Катриэля появилась растерянность, но вдруг он услышал у себя за спиной голос Асунсьон:

— Я вас слушаю. В чем дело? Почему вы беспокоите меня в столь поздний час?

Взглянув на мать, Катриэль увидел, что она одета и причесана как для приема гостей, только лицо ее чересчур бледное.

— Простите, сеньора, — смутился генерал. — Вероятно, тут вышла ошибка. Досадная ошибка.

— И все же я прошу вас объяснить подробнее, что все это значит? — строгим голосом потребовала Асунсьон.

— Один безответственный человек поставил под вопрос наше честное имя! — выпалила Виктория, гневно глядя на Гонсало.

— Наоборот, я только хотел снять все подозрения, — заюлил он, на ходу меняя тактику. — Сегодня было совершено нападение на войсковое подразделение, и в этом налете участвовала женщина, по приметам похожая на вас, Асунсьон. Так что я просто обязан был прибегнуть к такому, возможно, неординарному методу.

— Не сомневаюсь, что вами руководило именно это благородное желание, а отнюдь не тяжба вокруг имения, — язвительно произнесла она.

— Тяжба? — изумился Генерал.

— Это старые семейные склоки, они к делу не относятся, — ответила ему Асунсьон.

Генерал еще раз принес свои извинения и велел гвардейцам покинуть дом. Гонсало последовал за генералом. А Виктория возбужденно заговорила о том, что не верила в виновность тети и намерена была защищать ее изо всех сил.

— Спасибо, — тихо молвила Асунсьон, и Мария, знавшая, что на самом деле сегодня произошло, постаралась увести сестру.

Затем, уже на улице, попросила Гонсало и Викторию подождать ее в экипаже, сказав что вернется через минуту.

Увидев блудную, обессилившую Асунсьон, она припала к ней:

— Я люблю тебя. Держись. Надо вызвать врача.

— Ни в коем случае! — прошептала Асунсьон. — Иди к ним, чтоб они ни о чем не догадались. Скажи, что я возмущена и собираюсь уехать отсюда в длительное путешествие. А сын останется вместо меня. Ты все поняла?

— Да. Клянусь, никто ничего не узнает, — едва сдерживая слезы, молвила Мария.

— Спасибо тебе, — из последних сил улыбнулась Асунсьон. — Не оставляй Катриэля.

Поцеловав ее на прощание, Мария направилась к экипажу.

А Асунсьон отдавала последние распоряжения сыну:

— Когда настанет час — отнеси меня в повозку и похорони в тихом спокойном месте. Где-нибудь в поле, у реки… Это будет наше сокровенное место, куда ты сможешь приходить со своими тревогами и болью…

Глава 7

Августо долго ходил подавленный после поражения в операции, которая, в случае удачи, могла бы стать важным этапом в его служебной карьере.

Своего огорчения он не скрывал от родителей, и те вынуждены были утешать его, заодно ненавязчиво втолковывая, что у бунтовщиков есть свои веские причины для борьбы, и дело это не такое простое, как может показаться на первый взгляд.

Августо вроде бы и соглашался с родителями, но в тоже время твердил одно: «Я — солдат, и должен быть верным присяге!»

— Ну ладно, давай поговорим о чем-нибудь другом, — предложил ему Энрике. — Как ты проводишь тут свободное время, есть ли у тебя друзья?

— У меня есть…девушка, — произнес Августо, вспомнив при этом о Милагрос, с которой не виделся уже два дня.

— И кто же она? — взволнованно спросила Росаура.

— Это…очень достойная девушка, из уважаемой семьи, — горделиво ответил Августо. — Лусия Линч.

Ошеломленные Энрике и Росаура сидели молча, с вытянутыми лицами, и Августо, по-своему истолковав их реакцию, улыбнулся:

— Ну что вы? Я ведь уже не мальчик. Когда то это должно было случиться.

— Да, все так, — молвил Энрике, стараясь прийти в себя. — Это дочь Гонсало Линча?

— Ты с ним знаком? — обрадовался Августо.

— Нет. Но это слишком благородное семейство, я слышал.

— Конечно! Может, даже самое благородное во всем городе! — воскликнул Августо. — Однако меня там очень тепло принимают. И когда я сказал дону Гонсало о вашем приезде, он выразил желание с вами познакомиться.

— Сынок, у нас нет даже приличной одежды, чтобы пойти к ним, — сказала Росаура.

— Это не беда! Вы можете купить здесь новые наряды, — возразил Августо. — Поймите, для меня очень важно, чтобы вы познакомились с Лусией и ее семьей. Кто знает, когда еще вы приедете в Санта-Марию?

— Мы подумаем, сынок. Дай нам немного времени, — попросил отсрочки Энрике.

Оставшись вдвоем с Росаурой, он не стал скрывать своего смятения:

— В Санта-Марии тысячи девушек. Почему же он выбрал именно дочку Гонсало Линча?!

— Ты хочешь сказать: дочку Марии? — произнесла Росаурато, на что у Энрике не хватило духу.

— Да. Мне нельзя туда идти!

— Ты все еще любишь ее?

— Нет. Я люблю тебя, и ты это знаешь, — ответил Энрике. — Мы столько лет вместе, что ты уже стала частью меня, и я тебе за это благодарен. Ты — мой ангел-хранитель, моя жена и верная подруга.

— Спасибо, — растроганно молвила Росаура. — Ты никогда не говорил мне таких слов…

— Прости. Я должен был говорить тебе их каждый день, — обнял ее Энрике. — А что касается моего прошлого… Честно говоря, я и сам не ожидал, что оно вновь зацепит меня, да еще и с таким коварством.

— А знаешь, я видела твою Марию, — сказала вдруг Росаура. — Да, в церкви. У меня потемнело в глазах, и она помогла мне. Мы обменялись несколькими словами, но я поняла тебя, Энрике. Такую женщину можно было полюбить на всю жизнь.

Он молчал, изумленно глядя на Росауру, восхищаясь ее мужеством и мудростью. А она продолжила:

— Нам никуда не деться от своего прошлого, так же, впрочем, как и от настоящего. Раз уж так распорядилась судьба, то давай наберемся духу и пойдем к Линчам. Ради Августо. Может, ему повезет больше, чем тебе, и он будет счастлив с дочерью Марии.

— Я не перестаю тобой восхищаться! — сказал Энрике. — Лучшей спутницы жизни Господь и не смог бы мне даровать. Мы пойдем в этот дом, и я вынесу все ради будущего нашего сына.

После смерти Асунсьон Мария поклялась себе, что никогда больше не будет, плыть по течению судьбы и во всем повиноваться Гонсало.

— Ты украл у меня все. Даже мою дочь! — гневно бросила она мужу, и Гонсало внутренне содрогнулся от ее слов.

— Что за вздор ты несешь? — сказал он, преодолев страх, внезапно настигший его через столько лет после содеянного преступления.

— Не надо ничего говорить, — строго произнесла Мария. — Лусии я не нужна, а тебя — не могу видеть. Я ухожу, Гонсало.

— Куда? Ты сошла с ума!

— Нет. Никогда прежде я не рассуждала так здраво, как теперь, — ответила Мария и принялась укладывать вещи в саквояж.

Поняв, что это серьезно, Гонсало бросился за помощью к Виктории:

— Останови ее! Придумай что-нибудь! Помоги мне!

Но никакие доводы не действовали на Марию и тогда Виктория воскликнула в отчаянии:

— Ты ведь заодно бросаешь и меня! Ты не подумала об этом? Если ты уйдешь, я тоже не смогу оставаться здесь. Это твой дом.

— Только до той поры, пока здесь живешь ты!

— Но не могу же я предложить тебе и Камиле уехать вместе со мной, — сказала Мария.

— А Лусия? Ты еще ни словом не обмолвилась о дочери, — напомнила ей Виктория.

— Я попробую увезти ее с собой.

— И ты думаешь, она оставит любимого отца? Да ни за что на свете! Ты окончательно ее потеряешь.

Мария и сама это знала не хуже Виктории, но оставаться в доме, где правит Гонсало, тоже не могла.

— Что же мне делать? — заплакала она, уро¬нив голову на грудь Виктории. — Помоги мне, сестричка!

— Конечно, я помогу тебе не сомневайся, — тоже заплакала Виктория.-Только ты успокойся, не руби с плеча. Может, нам стоит уехать куда-нибудь вместе с девочками? Хотя бы в «Эсперансу». Отдохнем там. Возможно, тебе удастся сблизиться с Лусией, а мне — с Камилой…

— Как я могу туда поехать? бедная Асунсьон… — от невысказанного горя Мария заплакала навзрыд. — Асунсьон поймет нас, — уверенно произнесла Виктория. — А мы должны думать о наших детях. Ради них можно сделать что угодно.

В конце концов Мария согласилась с предложением сестры, а вот их дочерей не обрадовал предстоящий отъезд: Лусии не хотелось расставаться с Августо, а Камила только начала ходить по редакциям, предлагая свои сочинения и на¬деясь на то, что, может быть, кто-нибудь опубликует их.

Зато Гонсало обрадовался возможности сохранить семью и пустил в ход все свое влияние на дочь, уговорив ее поехать в имение вместе с матерью.

— Завтра к нам на ужин придут родители Августо, а послезавтра можете отправляться в дорогу.

— Нет. Я уже велела приготовить экипаж. Мы уедем сегодня же, — уперлась Мария, вызвав очередной приступ гнева у Лусии.

— Тебе придется извиниться перед Августо, — сказала Мария Гонсало. — Я не в том состоянии, чтобы улыбаться гостям и вести с ними светские беседы.

Таким образом, встреча сестер с их незабвенным Энрике не состоялась.

Вместо похода к Линчам супруги Муньис отправились в цирк к Катриэлю, узнав, что Асунсьон погибла.

— Держись, сынок, — обнял его Энрике. — Если будет трудно — приезжай к нам, мы всегда тебе поможем.

На следующий день Росаура и Энрике уехал из Санта-Марии.

Из-за перипетий на службе и приезда родителей Августо несколько дней не мог выбраться в цирк, а тем временем там произошли события весьма неприятные для Милагрос. Увидев подарок и записку Августо, Анибал не только устроил буйную сцену ревности, но и решил свернуть гастроли в Санта-Марии, хотя это было и убыточно для цирка.

Милагрос поняла, что у нее нет иного выхода, как оставить арену и выйти замуж за Августо. При этом надо обязательно забрать в свой будущий дом Хуансито, иначе жертва будет бессмысленна.

Поговорив с братишкой, Милагрос прямо объяснила ему, в какой сложной ситуации оказалась, и Хуансито преодолел свою неприязнь к офицеру — только бы жить вместе с сестрой, а не с бешеным Анибалом.

Но и решившись на такой рискованный шаг, Милагрос не почувствовала облегчения. Грустная — грустная бродила она по цирку, и лишь на манеже преображалась, становясь все той же искрометной и обворожительной Милагрос, какой была до приезда в Санта-Марию.

Чрезмерная загруженность Августо и невозможность выкроить время для встречи были только на руку Милагрос — она хотела хоть немного привыкнуть к мысли, что станет женой, по сути, чужого ей человека. Но вот Фунес сообщил, что Августо приедет к ней завтра днем, и Милагрос вновь охватил страх. Правильно ли она но убегая от одного нелюбимого мужчины к другому? Неужели же нет какого-нибудь третьего пути?