Глава 15


Цирк «Олимпико» готовился к празднику, каких здесь не бывало уже давно. Шатер искрился гирляндами, повсюду стояли корзины с цветами, а с наступлением темноты предполагалось устроить сказочный фейерверк.

Вот только со священником вышла заминка. Во-первых, не всякий священник захочет венчать новобрачных в цирке, а во-вторых, жених-то — индеец!

— Но он же носит крест, — напомнила всем Хуана. — И значит — христианин!

— Я никогда не считал себя христианином, — пояснил Катриэль. — А крест ношу как память о моей матери. Но в нем кроется еще какая-то загадка, которую я пока не смог разгадать.

— Ты думаешь, такого объяснения будет достаточно для священника? — спросил Хуансито, обеспокоенный тем, что венчание может не состояться.

— Я поговорю с ним, и, надеюсь, он меня поймет.

— Не надо ничего усложнять! — высказала свое мнение Милагрос. — Пригласим судью, чтобы соблюсти формальность. А в остальном — пусть нас венчает сама Любовь!

Однако Каньете все же удалось найти священника, который с удовольствием обвенчал такую красивую пару.

Затем на новобрачных посыпались подарки и здравицы. Зазвучала музыка. Хуана украдкой всплакнула, но ее вовремя одернул Каньете, пригласив на танец.

С наступлением темноты зажглись огни фейерверка.

Милагрос и Катриэль уединились, чтобы помечтать о том, как счастливо они будут жить в «Эсперансе» — растить хлеб, воспитывать детей …

Катриэль еще не знал о решении суда, но был уверен, что непременно получит «Эсперансу» в свое владение.

Доктор Асурдуй ехал на свадьбу Катриэля с радостным сообщением6 они выиграли суд у Линча!

До Арройо-Секо оставалось ехать не более двух часов, но адвокат все же решил перекусиь в придорожной таверне и дать небольшую передышку лошадям.

Вскоре туда же вошли трое мужчин, сразу привлекшие внимание Асурдуя. Поначалу он не смог сказать, что именно его насторожило в их внешности или поведении. Но затем, приглядевшись внимательнее, понял: военная выправка! Да, мужчины были в штатской одежде, но вели себя как некое воинское подразделение, и среди них был явный командир, к которому двое других обращались строго-подчинительно, едва ли не становясь перед ним на вытяжку. Речь их была по-военному четкой и звучной, хотя они и старались говорить тихо.

Сомнений больше не оставалось: это — переодетые жандармы и, вполне вероятно, они преследуют его, Асурдуя. На всякий случай он сунул руку в карман, где лежал заряженный пистолет, и стал прислушиваться к их разговору.

Они же говорили о том, как бесшумно схватить Катриэля, чтоб циркачи ничего не заметили и не вступились за него.

Асурдуй рассчитался с хозяйкой таверны и поспешил в дорогу — ему надо было во что бы то ни стало опередить жандармов.

Однако тут случилось непредвиденное: в экипаже сломалась ось, колесо отвалилось. Арройо-Секо было уже совсем близко, и Асурдуй пошел туда пешком, не дожидаясь когда кучер починит экипаж.

Еще издали он увидел огни фейерверка — значит свадьба в самом разгаре. В тот же миг за его спиной послышался стук копыт — это приближались жандармы.

Понимая, что ему не удастся предупредить Катрэля, Асурдуй сам вышел им навстречу и сделал два точных выстрела. А затем, уже смертельно раненый, выстрелил в командира — Фунеса.

Спустя час бездыханные тела всех четверых обнаружили Энрике, Росаура и Пабло, тайком пробравшиеся из Санта-Марии в Арройо-Секо.

Под покровом ночи они похоронили своего друга и соратника, помянув его в скорбном узком кругу.

А утром Пабло нашел среди бумаг погибшего постановление суда о том, что законным владельцем «Эсперансы» является Катриэль.

Энрике отправился в цирк, чтобы сообщить две новости — печальную и радостную, но счастливые молодожены уже уехали в «Эсперансу», так и не узнав, от какой опасности уберег их доктор Асурдуй, заплатив за это собственной жизнью.

Понимая, что Бенито можно спровоцировать на откровенность только хитростью, Маргарита предложила довольно рискованный план, согласно которому важна роль отводилась Камиле. Девушка должна была пойти в излюбленную таверну Бенито, подсесть к нему и якобы случайно проговориться, что ей известно, где скрывается Мария Линч-Оласабль. Бенито наверняка захочет услужить своему господину и — клюнет на приманку.

Со все более нарастающей тревогой обе женщины ждали возвращения Камилы из таверны, и наконец она появилась — вместе с Бенито.

Увидев, что его и самом деле не обманули, он сразу же строго заговорил с Марией:

— Сеньора, я должен отвести вас домой. У меня есть указание вашего мужа.

— Это невозможно, — вступила Маргарита, прикрывая лицо платком. — Сеньора Линч тяжело больна и не в силах передвигаться. Возможно, ей осталось жить всего несколько часов.

В подтверждение этих слов Маргариты Мария слабым голосом вымолвила: «Скажите Гонсало… Я не хочу его видеть» и лишилась чувств.

Беното подхватил падающую Марию, уложил на кровать.

— Дайте мне какой-нибудь плащ или одеяло, — бросил он Маргарите. — Я заверну ее и унесу домой.

— Нет. Она доверилась нам, и мы за нее в ответе, — уперлась Маргарита.

— Тогда я уведомлю сеньора Линча, — пригрозил Бенито, и Мария, на мгновение очнувшись, взмолилась:

— Не делайте этого, прошу вас. Гонсало будет счастлив отравить мои последние дни.

Затем глаза ее закрылись, она опять впала в забытье. Маргарита сказала, что позовет врача, а за умирающей попросила присмотреть Бенито.

— Нет, я все же унесу тебя домой, живую или мертвую! — злорадно произнес он, пытаясь завернуть Марию в простыню. — Полагаю, Гонсало будет даже приятней увидеть тебя мертвой.

Мария вновь очнулась:

— Нет, не трогайте меня! Я хочу умереть в мире…

Бенито рассмеялся:

— И это вы называете «в мире»? Умереть на руках человека, которого всю жизнь презирали, смотрели на него, как на гадкого червя? Нет, я не упущу возможности отомстить вам за высокомерие!

— Для меня уже не имеет значения ваша месть, — промолвила, словно в бреду, Мария. — Слава Богу, я сумела дать моей дочери семью и отца … Гонсало так и не узнал, что Лусия — не его дочь…

Услышав это, Бенито стал хохотать:

— И вы думаете, дон Линч этого не знал? Полагаете, что обманули его? А не хотите ли услышать на смертном одре, что вы лелеяли и баловали вовсе не свою дочь?! Я сам подменил девочек, подсунув вам внебрачную дочь Гонсало!

— Вы лжете! — воскликнула Мария внезапно окрепшим голосом.

— Ага, проняло? — продолжал тешиться Бенито. — Нет, я говорю правду. Могу даже напомнить, как все было: Доминга ушла за врачом, но ее тюкнули по голове, а роды принимала повитуха Рамона. Я в это время держал наготове дочь проститутки, любовницы вашего супруга. А потом передал ее Рамоне и взамен взял вашу, только что родившуюся девочку.

— Что ты с нею сделал, убийца? — закричала Мария, которой больше не было нужды притвориться. — Где моя девочка?

— Этого я не знаю, но, даже если б знал, не сказал бы. Никогда не прощу вам этого фарса! Вы меня обманули, я открыл тайну. Только вы не учли, что с этой тайной нельзя оставаться в живых!

Он занес над Марией нож, но тут в комнату вбежала Маргарита. Сбросив с головы платок, она открыто встала перед Бенито:

— Ты не узнаешь меня, мерзавец? Я — Маргарита, мать той самой девочки, которую вы с Гонсало у меня украли. Может, меня ты тоже захочешь убить?

Ошеломленный Бенито на мгновение оцепенел, а потом произнес тихо, но страшно:

— Да, придется убрать вас двоих. Вы сами не оставили мне другого выхода.

И тут он услышал пронзительный крик Камилы: «Дядя Гонсало! Скорее! Сюда! Он хочет убить тетю!»

— Вам повезло, — процедил сквозь зубы Бенито и выпрыгнул в окно.

Мария и Маргарита плакали.

Камиле нечем было их утешить, и она ушла, сказав, что завтра приведет сюда Лусию.

Долгое отсутствие Камилы окончательно вывело из равновесия Викторию, полагавшую, что дочь сбежала с Мариано. И, когда Камила наконец пришла домой, мать вынесла ей суровый приговор:

— Я завтра же отдам тебя в монастырь, чтоб ты не путалась с этим адвокатишкой!

— Предпочту любое место этому дому! — ответила Камила и ушла на конюшню.

А там ее уже поджидал Мариано, не вынесший разлуки и пришедший повидать любимую.

Они припали друг к другу, и Мариано сказал, что больше не уйдет отсюда один, без Камилы.

— Да, теперь нам ничто не помешает быть вместе! — ответила она. — Завтра я отведу Лусию в монастырь, попрощаюсь с тетей, и мы с тобой обвенчаемся. А потом — найдем моего отца!

Однако на следующий день Виктория строго-настрого запретила дочери выходить из дома, и Лусия отправилась на свидание с матерью одна.

Разумеется, она не знала, что ее с волнением ждут сразу две матери!

Мария и Маргарита долго думали, открыть ей правду сейчас или немного погодя. В конце концов победила точка зрения Маргариты, сказавшей:

— Лусии сейчас и так трудно. Она горько разочаровалась в отце, которого любила, и только-только начал понимать тебя. Вам надо еще как следует сблизиться. А я буду счастлива уже тем, что увижу ее. Когда мы найдем твою дочь, ты меня поймешь.

— Только бы она была жива! — не удержалась от возгласа Мария.

— Сердце подсказывает мне, что это так и есть, — ответила Маргарита. — Ты вырастила мою дочь, а я не пожалею сил, чтобы найти твою.

Лусия, пришла в монастырь, со слезами бросилась к Марии:

— Мамочка, прости меня! Я так мучила тебя, обижала … Лишь теперь мне стало ясно, что ты во многом была права. И еще я понял, насколько люблю тебя!..

Они сидели обнявшись и впервые в жизни говорили как подруги. Лусия упрашивала мать вернуться домой, обещала всячески оберегать ее. Но Мария ответила, что должна уехать в длительное путешествие:

— Не могу тебе сейчас сказать, куда еду и зачем, но ты знай, что я люблю тебя и постараюсь возвратиться как можно скорее.

Затем она представила Лусии Маргариту:

— Доверяй ей во всем, как если бы она была твоей матерью. И запомни, что у нее ты всегда найдешь поддержку и защиту.

Маргарита трепетно обняла свою дочь, и ей стоило больших усилий сдержать подступившие слезы.

Тем временем Виктория оставила дочь под присмотром Гонсало и тоже направилась в монастырь Успения Богородицы — устраивать туда Камилу.

Для Мариано это стало своеобразным сигналом: он понял, что больше нельзя медлить ни секунды, а потому, тайком пробравшись на кухню, уговорил Домингу предупредить Камилу и отвлечь внимание Гонсало.

Старая служанка согласилась взять на душу и этот невинный грех.

Но, оказавшись наконец в объятиях Мариано, Камила сказала, что не может уехать, не повидав тетю и не простившись с ней.

Так они все сошлись в стенах монастыря — Мария, Виктория и их дочери.

Лусия еще не успела уйти, когда к Марии прибыли Камила и Мариано.

— Тетя, благословите нас, — попросила Камила.

Мария пожелала им счастья, Лусия поцеловала кузину, пообещав сохранить их побег в тайне.

Затем все, в том числе и Маргарита, вышли во двор — проводить влюбленных беглецов.

И тут столкнулись с Викторией, которая только что поговорила с настоятельницей и уже собиралась и уже собирались идти домой.

Нетрудно представить, какой гнев охватил ее при виде этой компании

— Камила рядом с ненавистным Мариано, да еще и наперсница Мария, и предательница Лусия!..

Словно разъяренная пантера, бросилась Виктория к дочери и, ухватив ее за руку, потащила Камилу обратно в монастырь. Но Мария преградила ей дорогу:

— Отпусти ее! Камила имеет право быть счастливой!

Виктория, не помня себя, закричала на сестру:

— Уйди, змея, воровка! Ты поломала мне жизнь, украла у меня все — родителей, дом, любимого человека, — а теперь добралась и до моей дочери! Ненавижу тебя, ненавижу!

— Наконец-то ты заговорила искренне, — с горечью произнесла Мария. — Я долго не хотела верить в то, что ты пытаешься меня извести. Думала, это все происки Гонсало. Но, видимо, жизнь тебя так ожесточила, что я больше не узнаю в этой злобной женщине мою сестру.

— Да, я переродилась, — подтвердила Виктория. — И в этом — твоя вина!

— Что ж, прости меня, если сможешь, — ответила Мария. — А насчет мести — ты можешь быть довольна: я должна признать, что живу в аду. Может, тебе хоть теперь станет немного легче…

Увлеченная открытой схваткой с сестрой, Виктория отпустила руку дочери, и Камила. Бросив на мать прощальный взгляд, полный горечи и любви, тихо удалилась с Мариано.

Лусия же, с ужасом наблюдая за матерью и теткой, сжала руку Маргариты и попросила:

— Умоляю вас, не отпускайте маму одну! Удержите ее здесь или поезжайте вместе с ней! Я за нее боюсь.

— Хорошо, доченька, хорошо, — ответила Маргарита. — Я не оставлю Марию, не волнуйся.

На следующий день она вместе с Марией собралась в дорогу. Но прежде чем отправиться на поиски повитухи Рамоны, Мария тайком встретилась с Домингой и рассказала ей о подмене детей.

— Простите меня, госпожа, — заплакала та. — Не уберегла я вашу малютку!

— Не надо плакать, Доминга, — сказала ей М ария. — Даст Бог, я найду ее. А ты береги Лусию. Только тебе могу ее доверить!

Весть о гибели Фунеса всколыхнула в Августо новый приступ ненависти к индейцу — более удачливому сопернику, которого выбрала Милагрос.

— Разрешите мне самому отправиться на поиски этого бандита и отомстить за гибель друга, — сказал он генералу, и тот одобрил рвение лейтенанта.

На сей раз Августо с чистым сердцем мог сказать Лусии правду — что отправляется на задание, а потому просит не волноваться, если его долго не будет.

Гонсало же вновь завел речь о предстоящей свадьбе, надеясь ее ускорить, и напомнил, что хотел бы познакомиться с родителями жениха.

— К сожалению, это теперь невозможно, — ответил Августо. — Потому что мой отец … умер. А мать … После смерти отца она слегла …

Гонсало посочувствовал будущему зятю, и на том они расстались.

Августо было известно о решении, суда, поэтому он сразу же направился в «Эсперансу», не сомневаясь, что найдет своего соперника именно там.

Катриэль и Милагрос действительно жили в «Эсперансе», наслаждаясь своим счастьем. Вместе с ними был и Хуансито, и, конечно же, верный Браулио.

Милагрос, никогда не имевшая собственного дома, никак не могла привыкнуть к тому, что теперь она здесь — хозяйка. А Хуансито и вовсе казалось, будто он попал в сказочную страну, где рядом с людьми вольготно живут лошади, коровы и маленькие пушистые жеребята.

Катриэль пригласил к себе своих друзей — индейцев, представил им жену и сказал, что они с Милагрос мечтают сделать эту землю цветущей для всех — независимо от расовой принадлежности.

С утра до вечера он работал не покладая рук, и рядом с ним все время находился Хуансито, стараясь перенять навыки земледельца. Катриэль очень привязался к мальчику и однажды отдал ему таинственный крест:

— Храни его как самое дорогое из моих воспоминаний, потому что и мое прошлое принадлежит тебе, сынок.

Милагрос очень растрогалась, услышав эти слова.

— Я благодарна тебе за то, что ты так любишь Хуансито, — сказала она, целуя Катриэля, — но моя мечта: иметь еще несколько ребятишек, похожих на тебя.

— Пусть мальчики будут похожи на меня, — согласился он, — а девочки — непременно на тебя!

Так они миловались в своем благодатном имении до той поры, пока солдаты, направляемые лейтенантом Монтильо, не напали на них у реки, во время рыбной ловли.

Августо отдал приказ: стрелять по индейцу, но Милагрос внезапно бросилась под пули, стремясь заслонить собою мужа.

Плот, на котором находились Милагрос и Катриэль, перевернулся, а их бездыханные тела тотчас же ушли под воду.

— Идиоты! — в бессильной злобе закричал Августо на своих подчиненных. — Вы убили ее!..

Затем он, боясь разрыдаться прямо на глазах у солдат, побежал в рощу и там, зарывшись лицом в траву, дал волю слезам. Губы его при этом почти беззвучно шевелились, беспрестанно повторяя одно и тоже: «Нет, это я убил ее! Я убил!..»

Глава 16


Анибал, тоже считающий себя повинным в смерти Милагрос, одиноко брел по бескрайней долине, стараясь держаться поближе к реке, чтобы не сбиться с пути и до захода солнца выйти к нужной деревне.

Если бы кто-нибудь из его прежних знакомых случайно встретился с ним на дороге, то мог бы и не узнать в этом понуром страннике некогда буйного Анибала: черная монашеская тога, смиренный взгляд.

Раскаявшийся грешник ныне обрел пристанище в монастыре и теперь, в качестве послушания, должен был идти от селения к селению, неся Слово Божье. За плечами у него висел темный, сурового полотна мешок с образками. Анибал раздавал их местным крестьянам, иногда получая в благодарность ломоть хлеба, кружку молока и место для ночлега.

Солнце близилось к закату. Анибал, отмахавший за долгий день немалое расстояние, присел на берегу, окунул в воду усталые ноги.

И тут его взору открылось то, что он поначалу принял за божественное видение: Милагрос! Она лежала на прибрежных камнях — живая! Только стонала от боли, и тело ее было покрыто кровоточащими ранами.

Анибал стал творить покаянную молитву, полагая, что Господь испытывает его этим видением. Но Милагрос вновь застонала, и он не удержался от того, чтобы приблизиться к ней, дотронуться до нее.

Когда же его пальцы явственно ощутили живую плоть, Анибал вскрикнул:

— Господи, благодарю тебя! Ты простил меня и сотворил это чудо!

Затем он перевязал раны Милагрос и понес ее на руках в селение.

Родители Августо тяжело переживали разрыв с сыном, и Энрике в конце концов не выдержал — отправился в Санта-Марию, несмотря на риск быть узнанным и схваченным жандармами.

Но идти в казарму он все же не решился, а пошел прямо к Линчам, надеясь там встретиться с Августо, а заодно и выполнить наконец свое обещание — представиться родителям невесты.

Гонсало же остолбенел, услышав, что перед ним — Энрике Муньис, давний любовник Марии, враг, который к тому же оказался еще и отцом Августо.

— Значит, вы не умерли, как я думал? — произнес он после некоторой паузы. — Вы живы и потеряли стыд настолько, что посмели переступить порог моего дома?

— Я пришел сюда только ради наших детей, — спокойно пояснил Энрике, но Гонсало разозлился пуще прежнего:

— Наших? Что вы имеете ввиду? Может, не исключаете возможности, что Лусия — ваша дочь, поскольку вы в свое время спали с Марией?

— Это неправда, и я не позволю вам оскорблять достойнейшую из женщин! — тоже разгневался Энрике.

— В этом нет нужды! Я сам способен постоять за честь собственной жены! — отрезал Гонсало, добавив: — Так же, впрочем, как и за честь собственной дочери. Ваш сын никогда не получит ее руки! Можете ему это передать. И покиньте, пожалуйста, этот дом. Нам больше не о чем разговаривать.

Выйдя на улицу, Энрике какое-то время постоял в растерянности, но неожиданно его окликнул Августо:

— Что вы здесь делаете?

Энрике рассказал о том, что случилось накануне и много лет назад, когда он был влюблен в Марию Оласабль.

— Почему вы скрывали это до сих пор? — спросил Августо.