— Я согласна стать твоей женой, Августо.

Он жадно припал к ее руке.

На похороны Росауры приехали Энрике с Марией. Останься он с Росаурой, она была бы жива, невольно думалось Энрике.

Узнав же, что вскоре предстоит еще одна свадьба, Мария и Энрике не обрадовались: кому как не им была известна пагубность подобных решений.

— Доченька, заботься об Августо, но зачем выходить за него замуж? Поверь, гораздо достойнее остаться вдовой любимого человека, чем выйти снова замуж из одной только жалости, — уговаривала ее Мария.

— Я поклялась Росауре, когда мы нашли ее мертвой, — тихо ответила Милагрос.

— Будь она жива, она никогда бы не благословила ваш брак. Уж я-то знаю, — горько сказал Энрике.

Обостренным материнским чутьем Мария угадывала в Августо себялюбца-вымогателя, из тех, что готовы на все, лишь бы добиться желаемого.

Разве сейчас не вымогал он у Милагрос сострадание, чтобы заполучить ее в жены? Именно потому, что Мария винила себя в гибели Росауры и Виктории, она стремилась уберечь от неверного шага дочь. Но неужели за ее эгоизм должна расплатиться Милагрос, став добровольной жертвой такого же обуреваемого страстями себялюбца?

— Росаура не могла не дорожить жизнью Августо, и он будет жить, — твердо отвечала Милагрос. — Может, я и не буду так уж несчастлива. Ведь счастлива же Лусия.

Лусия была в самом деле счастлива. Каждый день она открывала все новые достоинства в своем муже, и месяц, последовавший за свадьбой, был для нее действительно медовым. С нетерпением ждала Лусия и Камилу с Мариано, которые наконец решились переехать в Санта-Марию. Ей хотелось как-то загладить свое прежнее отношение к Камиле, которая отнеслась к ней с таким великодушием.

А Камила наконец нашла довод, который убедил Мариано в необходимости переезда

— Гонсало больше нет. А Эрнесто? Что с ним? Разве я не вижу, что ты постоянно думаешь о нем? Мы разузнаем все и о твоем отце, и о маме.

И Мариано сдался.

В той отчаянной перестрелке Эрнесто, к счастью, не погиб. А когда оправился от раны, узнал, что уже не числится в списке врагов нового режима. Он так долго прожил за границей и так недавно вернулся, что и не мог быть ярым приверженцем старого, не мог участвовать и в махинациях Гонсало Линча, так что, сняв с него все обвинения, новое правительство его оправдало.

Теперь главным делом Сантьяго стало отыскать Викторию. Всюду, где только мог, он осторожно наводил справки, но ничего не узнал. Он тосковал, страдал; мучился. Объездил все окрестные города. Виктория стала не отпускающим его наваждением.

Возвращаясь из очередной бесплодной поездки, Эрнесто заглянул в маленькую таверну на окраине, чтобы пропустить стаканчик и подкрепиться, как вдруг за одним из столиков увидел Викторию. Увидел, но не поверил своим глазам. Что она здесь делает? Одета небрежно, однако с той претензией на дешевую роскошь, какая отличает женщин определенного разряда. Что за дурацкий маскарад!

— Виктория? Вы? — воскликнул Эрнесто.

— Боже мой! Жив? — И на миг глаза Виктории радостно вспыхнули, но тут же голова ее надменно откинулась, и на губах заиграла такая знакомая полупрезрительная, полунасмешливая улыбка.

Эрнесто почтительно поцеловал ей руку.

— Что вы здесь делаете? Что за маскарад?

— Маскарад? Я здесь работаю, — все с той же улыбкой ответила Виктория, — и иногда даже получаю удовольствие от работы.

Но Эрнесто словно бы и не услышал вызывающего ответа. На его лице было написано такое неподдельное счастье, что Виктории расхотелось издеваться и над ним, и над собой. А если не издеваться, то что? Растрогаться?

— Виктория, — говорил между тем Эрнесто. — Вы, наверное, не знаете, что мне вернули конфискованное имущество и даже дали разрешение купить дом. А если у меня будет дом, то мне нужна жена и хозяйка. Я не ищу святую, мне нужна любимая.

Виктория нахмурила брови.

— А мне кажется, что сейчас не время и не место шутить, Эрнесто! Лучше расскажите, как вы остались в живых?

— Благодаря железному здоровью. Но я вовсе не шучу, я действительно не могу жить без вас, Виктория! Я разыскивал вас повсюду, и могу вам рассказать…

— Не надо! И прошу вас, оставьте меня! Я для всех умерла. И пока не собираюсь воскресать!

— Не оставлю! Я тоже умру для всех, и потом мы воскреснем вместе!

Виктория раздраженно отмахнулась — ей не до пустой болтовни. Что может понять прекрасный Эрнесто в ее трагедии, из которой нет никакого исхода? Когда-то она надеялась на сладость мести, но теперь знала, что месть горька и унизительна. А значит, ее ненависть, ее боль останутся неутоленными. В газетной хронике она прочитала о свадьбе Лусии Линч-Оласабль. Вполне может быть, что на свадьбе была и Камила… Пусть. Молодым она не хотела мешать. Мучило, доводило ее до исступления другое. То, что она узнала от бородатой Хуаны и старика Каньете. Циркачи совсем недавно стали выступать у них в таверне, веселя народ. Виктория не одобряла этой затеи Розалинды, но что поделаешь? — выручка сразу увеличилась А самих циркачей она терпеть не могла, точно так же как и Милагрос, которая расположилась теперь в их любимой «Эсперансе»! Хуана и Каньете поддерживали отношения с Милагрос, получали от нее письма, и Виктория узнала, что ее сестра Мария, которой она желала одних только бед, наслаждается счастьем с Энрике Муньисом! Подумать только! С Энрике! При одной мысли об этом на глазах Виктории, которая давно разучилась плакать, закипали слезы.

— Судьба просто глумится надо мной! Глумится! — повторяла она, едва сдерживая рыдания.

И отныне она приказала всем, в том числе и Эрнесто, называть ее Марией. — Пусть хотя бы имя, ненавистное имя, будет затоптано в грязь!

Мариано с Камилой довольно быстро обжили заброшенный дом.

— Я и не знала, что он такой большой! — радостно сказала Камила. — Здесь мы откроем мою школу!

В ответ на недоуменный взгляд Мариано она рассказала о своей мечте. Мариано не возражал. Его восхищала бьющая через край энергия Камилы.

Вскоре у Камилы не было ни одной свободной минутки — школа, газета. Посмотрев на первых учеников, которых стали приводить к ней мамы после объявления о школе для малышей, Камила поняла, что ей надо приготовить еще и комнату для сна и для игр, иначе ее ученики ничему не научатся.

Мариано пришлось на несколько дней уехать в Арройо-Секо, чтобы завершить там все дела. Было ясно, больше они туда не вернутся. По дороге он не мог не заехать в «Эсперансу» и узнал о случившихся там несчастьях — о смерти Росауры, о лежащем при смерти Августо.

Печальные новости он немедленно сообщил Камиле телеграфом. И Камила, вся в слезах, поспешила к Лусии, считая, что не имеет права оставить ее в неведении относительно судьбы Августо.

Как только Камила ушла, Лусия тут же принялась собираться в «Эсперансу».

— Я должна быть с Августо, — твердила она. — Я должна успеть с ним попрощаться!

Пабло помрачнел. Он и не думал, что поспешность Лусии, ее тревога так больно отзовутся в его сердце.

— Неужели ты заметишь мое отсутствие? — с внезапной язвительностью спросила Лусия. — Ведь с тобой останется Камила! Я только и слышу, какая она талантливая и замечательная. Теперь тебя и не вытащишь из редакции!

Пабло остолбенел. Такого он не ждал. Он мог объяснить внезапный выпад Лусии только старинным афоризмом о том, что лучшая защита— нападение. Значит, чувства Лусии к Августо еще глубже, чем ему представлялось!.

Маргарита попыталась утихомирить разбушевавшиеся страсти, отговорить дочку от поездки.

— Лусия, ты же понимаешь, что ничем не поможешь Августо. Твое место здесь, рядом с мужем. Вы не должны разлучаться, и ничто не должно вторгаться в вашу жизнь!

— Мамочка! В нашу жизнь уже вторглась Камила. Он только о ней и говорит! Я же почти не вижу его! — со слезами на глазах принялась жаловаться Лусия

— Мне кажется, ты все драматизируешь, деточка! — принялась успокаивать дочку Маргарита. — Придумай и себе занятие в газете!

Советы давать легко, а вот что поделаешь с чувствами? Лусия и Пабло враждебно смотрели друг на друга, и каждый чувствовал себя обиженным, и каждый чувствовал себя правым

Глава 25

Как ни скромно собирались Милагрос и Августо отпраздновать свою помолвку, но все-таки нужно было сделать кое-какие покупки.

После трагических событий в «Эсперансе» Мария и Энрике продали свой маленький домик и вместе с Домингой переселились к Милагрос. Мария чувствовала, как нуждается дочь в ее помощи, и с радостью была готова помогать ей растить внучку.

В «Эсперансе» Мария вновь оказалась в стране своего детства. Росаура покоилась на том же мирном сельском кладбище, где и ее родители, и Мария, сидя возле их могил, горько плакала о Виктории, о которой они так ничего и не сумели узнать.

Ни Мария, ни Энрике не одобряли будущей свадьбы. Августо чувствовал это и очень нервничал. Печальна и серьезна была и Милагрос, но Августо твердил ей:

— Я уверен, мы будем счастливы, и придет день, когда у тебя на лице вновь расцветет улыбка. Тогда Мария с отцом убедятся, что к тебе вернулась радость жизни! Они поймут, что прошлое отошло в область преданий, а мы идем в счастливое будущее. Поймут, что мы правы…

Милагрос слушала его, но не улыбалась. О каком счастье говорит Августо? О счастье каждый день исполнять свой долг? Она была готова исполнять его. Но ночами ей стали сниться странные сны. Вот уже дважды ей снился Анибал в монашеской одежде, он смотрел на нее, и губы его шептали:

— Катриэль жив! Катриэль жив!

Милагрос просыпалась в холодном поту. — Что

они значили, эти сны? Если все от Бога, то зачем Он их посылает?

Милагрос никому не говорила о своем смятении, продолжая понемногу готовиться к свадьбе. И вот, взяв с собой список покупок, они с Марией в один прекрасный день отправились в Арройо-Секо.

Увидев расклеенные афиши «Представление театра «Олимпико», Милагрос вопросительно посмотрела на Марию.

— Хочешь пойти? — спросила Мария. — Пойдем! Конечно!

Она понимала, что Милагрос идет в театр на встречу со своим прошлым, и надеялась, а вдруг всколыхнувшиеся воспоминания убедят ее дочку в ненужности этой нелепой свадьбы? Как-никак в цирковом прошлом был не только Августо, но и Катриэль…

Занавес раздвинулся, и что же? Милагрос смотрела и не понимала, кто мог узнать их историю с Катриэлем? Это была пьеса о ее, Милагрос, любви.

Юная циркачка и индеец полюбили друг друга — встретились две души, и любовь их была так прекрасна, так чиста и так совершенна, что показалась многим опасной. Зло поднялось на добро и свет, влюбленных разлучили…

Милагрос была так потрясена представлением, что ей и в голову не пришло поинтересоваться, кто же автор пьесы. Она восприняла это как очередной знак судьбы. Судьба опять напоминала ей о Катриэле. Но зачем? Она ведь и без того не забывает о нем ни на секунду!

— Разве можно забыть его? — говорила она Браулио. — До конца своих дней я буду помнить о нем…

Браулио только покачивал головой. Он тоже не мог понять, для чего его хозяйке выходить замуж за калеку Августо. Нет, дело было не в слепоте, у Августо слепой калекой была его душа, и знали об этом даже слуги, они не хотели себе такого хозяина. Даже пьянчуга Франсиско, и тот пришел на днях и стал отпрашиваться в Арройо-Секо.

— Пойду поищу себе там работу! Не могу забыть Катриэля. А этому служить не хочу, — сказал он

И Браулио не стал его удерживать. Он и сам не хотел бы иметь дело с Августо, но тут были еще Мария, Милагрос, малышка, Хуансито — он не мог их бросить на произвол судьбы.

Лусия так и не приехала в «Эсперансу». Маргарита сумела отговорить ее. Кто как не Маргарита, вспоминая Гонсало, понимала, как пагубна ревность, и всеми силами пыталась затушить ее огонь, который разгорался все жарче, все неистовей в дочери.

Если совсем недавно Лусия была счастлива заботами о доме, о муже, то с приездом Камилы, похвалы которой она постоянно слышала от Пабло, все привычные женские занятия опостылели ей.

Видя, как дочь мечется по дому, не находя в нем покоя, Маргарита опять ей посоветовала:

— А почему бы тебе не попросить Пабло ка-кой-нибудь работы в газете?

— Да, я так и сделаю! — теперь Лусия радостно ухватилась за материнский совет.

Пабло был несказанно удивлен, когда услышал желание жены.

— Зачем тебе работать? Что хорошего ты нашла в нашем сумасшедшем доме? С чего вдруг решила, что работа в газете сделает тебя счастливой? — спрашивал он.

— Мне важно быть не просто твоей женой, а еще и другом, делить твои интересы, заботы, — настаивала Лусия.

— Но ты и так мне друг, или я ошибаюсь? — рассмеялся Пабло. — И все мои заботы делишь вместе со мной? Оставь свои фантазии, любовь моя! Разве не счастье жить в своем доме вместе с матерью и любящим мужем? Чего тебе надо больше?

Не надо было Пабло задавать этого вопроса. Ревнивое сердце Лусии сочло его для себя унижением.

— Я давно знаю, что ты любишь не меня, а мое тело, — гневно заговорила она. — Но если ты считаешь, что я шлюха, которой этого достаточно, ты ошибаешься!

— Бог знает, что ты говоришь! — воздел руки к небесам Пабло. — Опомнись! Ты для меня самое драгоценное в мире сокровище. И если хочешь работать со мной, то давай попробуем! Но все это совсем не так интересно, как тебе кажется!

Добившись своего, Лусия сразу остыла, но все-таки на всякий случай прибавила:

— Тебе же не кажется странным, что работает Камила?

— Но ведь Камила не моя жена, — отвечал Пабло. — Впрочем, я не уверен, что Мариано так уж доволен тем, что она работает.

И Пабло был совершенно прав. Мариано почти не видел Камилы дома. Вернее, когда она была дома, то возилась с ребятишками, а потом допоздна готовила какие-то материалы в газете. В общем, он чувствовал себя одиноким и заброшенным.

Ты не любишь меня, — как-то не выдержал и сказал Камиле Мариано. — И моя любовь тебе больше не нужна.

— Господи! Да ты единственный в мире мужчина, которого я люблю, — торопливо ответила Камила. — И я так тебе благодарна за то, что ты понимаешь меня, не ревнуешь, не запираешь в четырех стенах, как сделал бы любой другой муж в Санта-Марии. Неужели ты думаешь, что я не способна оценить такое чудо, как ты?

Мариано рассмеялся. Слова Камилы польстили ему, тем более что она сказала совершенную правду. На какое-то время он успокоился. Но вот беда! Сам он никак не мог найти себе работу, несмотря на то что считался прекрасным адвокатом: его близкое знакомство с Гонсало Линчем было не слишком выигрышной визитной карточкой. Память о Гонсало была еще свежа, и, куда бы Мариано ни обращался, ему всюду отвечали отказом.

И он вновь почувствовал себя обделенным. Поскольку Камилы вечерами не было дома, он стал заглядывать в таверны и сидеть там. И с каждым стаканом вина чувствовал себя все несчастнее и несчастнее.

— «Я для нее пожертвовал всем, — говорил он себе. — Бросил хорошее место, оставил город, где все меня уважали, и превратился в жалкую тряпку, о которую моя жена только и знает, что вытирает ноги».

Теперь он частенько являлся домой пьяным, и Камила стала приходить в отчаяние. Но не могла же она из-за прихоти Мариано бросить газету или школу, где дела пошли так хорошо. Нет, она никогда не бросит своих малышей, к которым так привязалась.

Камила нервничала, Пабло заметил это. Ему не составило труда догадаться, что ее огорчает.

— Признаюсь тебе откровенно, когда Лусия выразила желание работать у нас в газете, я на нее накричал, — сказал он. — Так что Мариано я понимаю. Ему кажется, что его любовь для тебя ничего не значит. Чувствует себя ненужным, оставленным. К тому же он никак не может устроиться на работу.

— Но я готова сделать все, чтобы помочь ему устроиться, — горячо сказала Камила.

— Знаешь, когда у мужчины неприятности с работой, он никогда не примет помощи от женщины, добившейся успеха, особенно если эта женщина — его жена, — с усмешкой сказал Пабло.

И Камила поняла, что не может не прислушаться к его мнению.

— Так что же мне делать? — в отчаянии спросила она. — Неужели нет никакого выхода

— Почему? — засмеялся Пабло. — Просто поисками работы для Мариано займусь я.

Камила благодарно посмотрела на Пабло— до чего же все-таки хорошо иметь верных, надежных друзей.

Деловых связей в городе у Пабло было не так уж много, и помочь Мариано сразу он не смог. Но не отчаивался и не спеша обдумывал, какие шаги ему предпринять. Естественно, что все свои действия он обсуждал с Камилой, и они нередко имели вид двух заговорщиков. Лусию, которая теперь часто бывала в редакции, их шушуканье только убедило в том, что подозрения ее справедливы.

Видя оживленное лицо Пабло, когда он обсуждал с Камилой какую-нибудь статью, Лусия приходила в отчаяние и все у нее валилось из рук. При других обстоятельствах она, может быть, и вошла бы в работу. Как-никак Гонсало Линч позаботился о том, чтобы его дочь получила хорошее образование, да и в уме, и в сметке природа ей не отказывала. Но ведь Лусию интересовала в редакции не работа, а Пабло, только Пабло, и поэтому она не слышала того, что ей говорили, прислушиваясь лишь к голосу мужа и Камилы. Читая статью, не понимала, о чем читает, тут же уходя в свои ревнивые мысли. Словом, работа у нее не ладилась, и Лусия сердилась еще больше, виня Пабло и в этом. А он все надеялся, что жена, убедившись в сложности работы, от нее откажется. Но Лусия не собиралась ни от чего отказываться, раз она убедилась совсем в другом — в том, что Пабло всерьез увлекся Камилой, и, значит, она во что бы то ни было должна была оставаться в редакции и следить за ними.

Ревнивые мысли не тревожили Мариано, он ревновал свою жену только к работе. И, не имея собственного дела, все больше опускался.

Когда он в очередной раз явился домой пьяным, его стала укорять их экономка, так как Камилы, естественно, еще не было дома:

— Сеньор Мариано, опомнитесь, здесь же как-никак дети, они приходят в школу! — увещевала она его.

— Здесь мой дом! — заплетающимся языком возразил он. — А никакая не школа!

И вдруг махнул рукой и прибавил:

— Не-ет, ты права, никакой это не мой дом. Тут школа. А мне тут нет места!

Проспавшись, он не забыл своих пьяных мыслей. На трезвую голову они показались ему еще справедливее. Целый год он прикидывал то так, то этак, но выходило одно — в этом доме ему места нет! И тогда он собрал свои вещи, дождался Камилу и сказал:

— Я уезжаю в Арройо-Секо. В твоем доме я стал пустым местом. Дом этот — твой, ты содержишь его на свои деньги, нашим домом он не стал. Так что прощай. Мне не нужны ни твои деньги, ни твое сострадание!

И Мариано вышел из дома, закрыв за собой дверь. Камила осталась стоять, не в силах сдвинуться с места. Чего-чего, а такой развязки она не ждала.

Узнав, что Мариано оставил Камилу и, похоже, навсегда, Лусия мрачно усмехнулась: уж кто-кто, а она знала причину его ухода! Ей хотелось вцепиться в обманщика Пабло и разорвать его на мелкие кусочки. Смешать с грязью! Сровнять с землей! Как он смеет так весело смеяться? Как

смеет быть счастливым и довольным? Он, который должен не спать ночей из-за своей нечистой совести!