Еще одно древнее воспоминание всплыло в сознании Шишупала, словно оно было связано серебряной нитью со счастливыми воспоминаниями о Джарасандхе. Две царевны Магадха никогда не относились к царевичу Чеди по-доброму, считая его лишь пленником, обладающим небольшими привилегиями. И все же Шишупал не мог забыть ледяную руку, сжавшую его сердце, когда он увидел, как они после переворота, учиненного узурпатором, возвращаются из Матхуры, лишенные всех своих нарядов, с обритыми наголо головами. Облаченные в белые цвета вдов, они казались призраками прежних высокомерных девиц. Именно тогда императора покинул смех, сменившись чем-то в равной степени печальным и зловещим.

Приветственные крики толпы вывели Шишупала из размышлений. Среди благородных господ, расположившихся на одном ярусе с ним, он узнал господина Хираньявармана, вечно мрачного, с тех пор как случилось то страшное оскорбление, когда его дочь вышла замуж за царевича Панчала, который вел себя скорее как царевна. Рядом сидел господин Вишарада из Каунти. Шишупала развеселило его появление здесь, но он совершенно не был ему удивлен. Пусть цепи и невидимы, но он по-прежнему скован ими. Когда началась война, Каунти стал на сторону Матхуры. Но после сокрушительного поражения две зимы назад Вишарада начал поставлять больше всего солдат для империи. Таков путь войны.

Сахам Дев по прозвищу Юный Волчонок, надменный, недостойный и слабоумный сын императора и его наследник, сидел в стороне, его заляпанный грязью меч был прислонен к спинке стула. Царевич заметил пристальный взгляд Шишупала и коротко кивнул ему. Ни для кого не было секретом, что Джарасандх ненавидел своего сына столь же сильно, как любил дочерей. Сахам не был Львом, это было ясно видно по его вялому взгляду, его припадкам и его сгорбленным плечам. Джарасандх не мог поверить, что наследник был зачат от его семени — иначе разве он бы выбрал Шишупала, который уже был женат, который был сыном вассала, для борьбы за руку Драупади, когда его собственный сын был свободен и ему было всего лишь девятнадцать? Шишупал мог бы даже испытывать симпатию к наследнику, если бы тот не сделал все, что в его силах, чтобы заслужить презрение своего отца. Слабость — это одно, жестокость — совсем другое.

Тем временем на поле боя еще один боец проиграл Дантавакре. Первый ярус одобрительно взревел.

— Чеди! — взвыла галерея. — Дантавакра! Чеди!

Сражающихся оставалось всего двое, и не было никаких сомнений в том, на чьей стороне была симпатия зрителей. Презренный люд так любит показуху, подумал Шишупал. Дантавакра, уже вновь оказавшийся в седле своего облаченного в серебряную кольчугу белоснежного скакуна, на седле которого виднелся герб со львом, пришпорил коня, направив его к последнему остававшемуся на ногах сопернику — довольно миниатюрному воину в зеленых доспехах, со столь бледным гербом на щите, что рассмотреть его было невозможно.

Лук против трезубца.

Когда расстояние уменьшилось, миниатюрный воин на вороном коне вскинул лук и выпустил тучу стрел в одетого в кольчугу Дантавакру. Тот легко отражал стрелы щитом. Но шквал их был неумолим, а противник Дантавакры, быстро сменив лук на кривой меч, выбил щит из рук царевича Чеди. Лошади, белая и черная, кружили друг вокруг друга, как птицы во время брачного сезона, а всадники обменивались ударами. Сверкнул меч, и трезубец развернулся вниз, соскользнув и едва не задев ногу воина, а обух кривого меча ударил Дантавакру по голове, отправив его, как надеялся Шишупал, во владения головной боли. Но сам Дантавакра успел пришпорить свою лошадь, прежде чем соперник смог его прикончить.

Дантавакра провел пальцами по своим шелковистым волосам и откинул их с лица, подмигнув толпе. Восхищенные женщины лишились чувств, не понимая, что этот дурак проигрывает. А тот развернул лошадь и бросился на врага, а затем внезапно выскочил из седла, став на него ногами. Шишупал нервно шагнул к перилам. Идиот! Его же сейчас просто убьют!

— Твой брат — настоящий артист, Шишупал, — с усмешкой заметил царевич Сахам.

— В конце концов, дуэль — это форма искусства, мой царевич, — возразил Шишупал.

— Посмотрим.

И в этот миг Дантавакра оттолкнулся от седла и врезался плечом во врага. Толпа взвыла! Они готовы были платить за то, чтобы увидеть, как Дантавакра выполняет этот трюк. Бойцы рухнули с лошадей, но в середине падения крошечный воин развернулся так, чтобы приземлиться на Дантавакру, который принял на себя весь удар, а его соперник вскочил и, усевшись на живот Дантавакры, зажал его между бедер, как в тисках, а затем вскинул упавший щит Дантавакры, направив острый конец ему в шею. Сдавайся, дурак! Дантавакра слабо, как тюлень, захлопал ладонью по земле. И на этом все кончилось.

Не было ни приветствий, ни криков. Очевидно, что многие потеряли деньги.

Дантавакра всегда был любимцем публики. Надеюсь, он не сломал бедро!

Маленький воин снял шлем, обнажив жесткие черные волосы, и Шишупал поразился, разглядев, насколько он молод. Его щеки и подбородок едва ли нуждались в бритве. Щедро намазанные жиром косы, в которые были вплетены амулеты из костей и перьев, свисали до плеч. Юноша вытер тыльной стороной ладони вспотевший лоб, неуверенно поднялся на ноги и вскинул щит в направлении императорской ложи — в знак приветствия победителя императору.

Сахам Дев вскочил на ноги, от души хлопая в ладоши:

— Если девятипалый мальчишка может победить твоего брата, то, похоже, Дантавакре пора начать тренироваться со сталью, а не с деревом.

Шишупал пропустил мимо ушей насмешку по поводу аморальной репутации его брата. Все внимание Когтя было сосредоточено на мальчишке: из его четырехпалой руки сочилась кровь, и щит он держал пусть и неуверенно, но твердо. Шишупал присоединился к аплодисментам, бурно хлопая столь одаренному воину.

Служители арены выбежали на поле, чтобы помочь победителю и побежденному. Шишупал видел, как молодой воин помог Дантавакре подняться, обменявшись с ним несколькими словами. Дантавакра убрал с лица упавшие на глаза волосы и устало пожал победителю руку, а затем повернулся к толпе и вскинул свой трезубец, и зрители вновь разразились криками и приветствиями. Идиоты! Приветствуют его так, как будто он победил.

Внезапно раздался пронзительный крик, и Шишупал повернул голову. Дантавакра обменялся с победителем мрачным взглядом, и они поспешно покинули арену. Что происходит?

Откуда-то раздалось невнятное бормотание, и на арену дисциплинированно, как какая-то зловещая армия, вышли жрецы в белых одеждах. Жрецы. Разум Шишупала наполнился ядом. Унни Этрал. Фанатичные поклонники Ксат и Ямы. Верховный жрец Нараг Джестал, чья голова была скрыта капюшоном мрачного белого плаща, появился из ниоткуда и шагнул в царскую ложу. Толпа притихла, словно над людьми скользнула тень смерти.

— Богиня Света и Жизни была добра к этим благородным воинам, ибо она ведает, что они ее всадники, которые, когда придет время, доставят дары ее брату Яме. — Джестал эффектно замолчал, а остальные люди в капюшонах встали по периметру арены.

— О, нет, нет… — съеживаясь, захныкал Майасур.

— Не волнуйся, Майасур. — Шишупал оттащил его в сторону. — Если ты покажешь страх, у тебя будут неприятности. — Шишупал окинул взглядом толпу, выискивая, нет ли вокруг того, кто мог его подслушать. — Хотя я все еще не понимаю, как благородные семьи Магадха допустили возникновение религии, идея веры которой оправдывает жестокое обращение с ее собственными приверженцами.

— Потому что это древний инстинкт — служить кому-то, быть кем-то порабощенным, — тихо откликнулся Майасур. — В прошлом это были дэвы. Порою это цари. А теперь это Этрал. На самом деле они ничем не отличаются от наминов.

— Наминов? — удивленно спросил Шишупал.

— Наминам удалось скрыть свои знания от мира и убедить невежественных простолюдинов, что их жизни ценятся выше, чем у остальных. Священники обрели истинную силу, отказавшись от нее, — это как с любовью. Сейчас они скрывают знания от тех, кого они считают низшими. И они не единственные в истории, кто так поступает. Годлинги или Нар Дэвак, как их называют, женятся между собой, чтобы сохранить чистоту своих линий. Как и те, чья кровь проклята. Ладно, они не в счет, они уничтожены. Я хочу сказать, что недоступность для остальных делает что-то ценным. Я полагаю, что как только Этрал стали популярными, они закрыли свои двери для прочего люда. Сделали это недоступным. И любой, кто не был с этим согласен, оказался выброшен за пределы круга.

Это имело смысл. Унни Этрал являлся отдельной верой в рамках веданской религии. Они не создавали новое божество, а просто фанатично поклонялись одному, пылко отвергая других, создав культ Ксат, Богини Света и Жизни, и ее близнеца Ямы, Бога Тьмы и Смерти. Яма не был одним из веданских богов, он лишь перевозил души на своем буйволе через Озеро Загробной жизни на Суд — его имя часто использовалось солдатами для ругани. Но Этрал возвел Яму в статус божества, создав религию внутри религии. И поскольку в конечном счете это все равно было поклонение одному из божеств, намины не выступали против. До тех пор, пока не стало слишком поздно.