— Знаешь, бывают дни, — продолжила Сатьябхама, — когда Рукмини стоит рядом с тобой на официальных собраниях, вся такая сияющая и женственная… Я создаю темные миры, темные истории, темный кокон, охватывающий мой разум, сочиняю байки, что Рукмини — тупица, глупая корова, которая не может отличить меч от копья. Все это помогает мне примириться с реальностью и просыпаться ночью без криков.

— Даже если ты знаешь, что иначе я бы тебя не получил?

— Дело не в тебе, Кришна. Я знаю, что нравлюсь тебе такой, какая я есть. Дело во мне. В том, что меня это так ранит! Это идиотизм. — Она выпустила еще один зловонный клуб дыма. — Я хотела научиться боли и владением сталью, но, возможно, вместо этого мне следовало изучать людей. Мне предназначено остаться на поле боя.

— Возможно… Но потом я вспоминаю о сотнях девушек, которых ты спасла от жизни в аду… — Он указал на едва заметные фигуры Серебряных Волчиц. — И думаю, что вместо этого ты училась жизни.

Сатьябхама ничего не ответила. Кришна знал, что это очень ее беспокоит, пусть даже она и была сейчас не права. Сатьябхама была настоящим бриллиантом, но порою она становилась стеклом. А еще он знал, что никогда так и не сможет подобрать правильные слова, которые заставят ее поверить, что она не такая. Но их могла подобрать сама Сатьябхама. Он вспомнил юного солдата — ученика Сатьябхамы, который после Говердхуна только и смог ей сказать:

— Этого не должно было случиться.

И вспомнив, что ответила Сатьябхама, он решил это повторить.

— Сатья, одна мудрая женщина однажды сказала: «Так не должно было случиться. Но это происходит, и лишь от нас зависит, что случится дальше».

Сатьябхама улыбнулась и продолжила когда-то произнесенную фразу:

— Мы лишь можем охранять тех, кто не может защитить себя сам, потому что именно за ними и нужно присматривать. — Но закончили они уже вместе: — И самое главное, мы не должны просить за это никакой награды. Ибо это единственное, что дает нам право предстать в Судный день перед Ямой и иметь тогда это гребаное право жаловаться!

Сатьябхама кивнула:

— Ты это помнишь?

— Я записал эти слова и заучил их за два дня.

Сатья покачала головой:

— Кришна, ты шарлатан! — Она искоса глянула на него: — То есть ты думаешь, я должна направиться с тобой на сваямвар? Даже если все эти женщины будут действовать мне на нервы?

Кришна никогда не был особенно правдивым человеком. Но иногда река слов разделялась не на «ложь» и «истину», а на «истины, которые нужно было сейчас услышать» и «истины, которые слышать сейчас совсем не стоило». Он посмотрел на нее и сказал:

— Я думаю, ты должна делать то, что, будь оно все проклято, ты желаешь сама.

— Знаешь, когда я впервые об этом задумалась, я увидела, что моя жизнь подобна яблоне. С кончика каждой ветки свисало волшебное яблоко. В одном я увидела чудесное будущее, где у меня был бы дом, полный счастья, дети и шелковые одежды, а не мечи, друзья, а не подчиненные, поклонники, а не соперники. В другом яблоке я увидела блестящего военачальника, чьи одежды были пропитаны кровью и потом, а третье вело меня к библиотеке из свитков, к бесконечному знанию. Еще в одном была императрица, а в другом — повар, готовящий вкуснейшие блюда. Вытянув шею, я разглядела яблоко, где я была бы известным поэтом, и другое — где я была бы первой женщиной — ачарьей, и третье — где я — первая женщина, которая победила на Императорских Соревнованиях. Выше были и другие яблоки, но я их не разглядела.

— И что ты тогда сделала?

— Я просто стояла у корней дерева и умирала с голода, не зная, какое яблоко выбрать. Я хотела получить их все!

— Это классика! Но, выбрав одно, ты потеряешь остальные.

Она кивнула.

— И что ты тогда сделала?

— До сих пор — ничего. — Она выпустила еще один клуб дыма. А теперь я просто сжигаю это проклятое всеми Богами дерево.

Кришна улыбнулся.

Она вытянула ноги и закрыла глаза, повернув лицо к солнцу.

— Мой отец всегда говорил: не ной по поводу желаний, дочка, а просто будь сильной.

— Твой отец был мудрым человеком.

— Очень. Так что пусть оно все пропадет пропадом! Пусть моя жизнь и состоит из одних страданий, но это моя жизнь, прожитая по-моему, и она мне дорога.

Она снова становилась самой собой: Сатьябхамой — воительницей, точно знающей, кто она и чего она хочет от жизни. Следующей своим путем. Она затушила отвратительно воняющий окурок и выбросила его прочь.

— Я не поеду, Кришна, потому что я этого не хочу. Да и мы уже явно опоздали, если хотели добраться в Панчал. Чтоб промыть мозги царевнам, нужно время.

Он, конечно, на это надеялся, но его это все же удивило.

— Не поедешь? Ты ведь и сама хочешь одарить этих задавак такими оскорблениями, которые их крошечные умишки попросту не поймут.

Она бросила на него удивленный, понимающий взгляд.

— Конечно, хочу. Но я решила не давать им больше такую власть надо мной. Мне на хрен не сдалось им что-то доказывать. Пусть они занимаются тем, что получается у них, а я буду заниматься тем, что получается у меня. Я буду говорить то, что захочу. Пусть меня и называют грубиянкой, но на деле я Рассказчица Печальных Истин. Может, веданцы и не привыкли к таким женщинам, но, знаешь, это их проблема.

Кришна встал, повернувшись к Сатьябхаме:

— Твой отец гордился бы тобой. — Она была на пять пальцев выше него. — Мир никогда не будет контролировать тебя.

Сатьябхама наклонилась и поцеловала Кришну в губы. И оба они вознесли в своем сердце торжественную благодарность всем Богам за то, что они дали им мужество жить так, как они хотели.

— Ты прекрасная женщина, — сказал Кришна, когда они оторвались друг от друга. — Я буду скучать по тебе, Сатья.

— Лжец. — И Сатьябхама направилась к ступеням, лишь на мгновение остановившись, чтоб бросить через плечо: — Так ты действительно собираешься промыть мозги этой бедной Драупади, чтобы она выполнила твою просьбу? Может, не стоит играть в эти игры?

— У тебя есть меч, у меня лишь разум. И порою он может быть острее любого ассирийского клинка. Мы играем с дарами, которые даруют нам Боги. И чем они тогда становятся для нас? Либо коврами к трону, либо жертвой на пути к нему.

— Кажется, сегодня мы довольно ловко подбираем слова. Ты выбрал, за кого она выйдет замуж?

— У меня есть несколько идей, — откликнулся Кришна, и огонь, горевший в его глазах, был достоин поджигателей, зажегших факелы рядом с лавкой, где продаются фейерверки.

— Я узнаю этот взгляд. Нас ждут одни проблемы… И куда ты теперь?

— В конюшню к грифону. Пришло время вспомнить, что он принадлежит мне.

III

Первым, что увидел Кришна, войдя в огромную конюшню, была Чаша — одна из Серебряных Волчиц Сатьябхамы, растянувшаяся на спине Гаруды и медленно массировавшая огромные белые крылья грифона.

— Вижу, Гаруда нашел новую подружку, — заметил Кришна, и Чаша вздрогнула. — И похоже, она совершенно не желает ходить на тренировки.

Чаша в ужасе уставилась на него, но Гаруда успокаивающе оглянулся на нее своими голубыми глазами и ткнул огромным когтем длиной с фут в сторону Кришны.

— Но я не собираюсь ее сдавать! — быстро поправился Кришна, вскинув руки.

Гаруда хмыкнул и вернулся к трапезе.

— Он уже позволил тебе покататься на нем? — подозрительно спросил Кришна.

— Пока нет, мой господин, — застенчиво ответила Чаша. — Но я и не хочу на нем ездить, — нервно добавила она. — Он просто… такой чудесный. Величественный… — мечтательно добавила она, посильней закутываясь в золотую накидку.

Кришна глянул на Чашу. Ей было лет одиннадцать, не больше. Он слышал о ней от Сатьябхамы. Эта любительница всех бездомных животных в одиночку лечила половину уличных собак Матхуры.

— Чаша. — Сатьябхама столь неожиданно выглянула из-за спины Кришны, что напугала всех присутствующих. — Десять нарядов.

Кришна нежно оглянулся на Сатьябхаму, всем своим видом намекая, что бедную девочку стоило бы простить, но третья жена была неумолима. Чаша мрачно кивнула.

— На Первой Сестре, — добавила Сатьябхама.

Услышав это, Гаруда вскинул голову и резко повернулся к ней, но тут же съежился под ее стальным взглядом.

— Да, Повелительница Войны, — сказала Чаша, уставившись себе под ноги, и сердито направилась к выходу из конюшни.

— Она ведь просто ребенок! — Кришна приладил седло на высокую спину Гаруды и через мгновение оказался в нем с грацией танцора.

— Ребенок, которого едва спасли от прожорливых жрецов Унни Этрала. Они бы искалечили ее… В отличие от большинства других Волчиц, она не освящена огнем боли. Я хочу сделать ее сильной, чтобы, если настанет день, когда эта боль придет, она могла встретить ее с мечом в руке.

Кришна вздохнул:

— Я просто имел в виду… Иногда мы можем позволить детям оставаться детьми.

— Думаешь, почему я не остановила ее, когда увидела, как она сбежала с тренировки, чтоб поиграть с Гарудой?

Кришна улыбнулся, отпуская ремни:

— О, жена моя, пожалуйста, в мое отсутствие не сожги Матхуру дотла и не убей моего брата, каким бы раздражающим он ни был. Он у меня всего один.

Сатьябхама зловеще улыбнулась.

— Ничего не обещаю, о мой муж и господин. И да, Буря и Штиль будут сопровождать тебя в Панчал в качестве королевского эскорта. Осмелюсь предположить, что Гаруда может вместить троих. Если я не могу отправиться туда, чтобы присмотреть за тобой, за меня сделают это мои щенки.

Неплохо сыграно. Кришна насмешливо глянул на нее.

— Не льсти себе. Я тренирую эту парочку — они смогут стать чем-то большим, чем обычные солдаты. Неплохо, если среди Волчиц будет кое-кто поумнее. Я сказала им одеться в гражданское. А еще они проинструктированы, что, если Драупади хотя бы прикоснется к тебе, они должны отрезать ей нос.

— Мне так приятно это слышать! — поклонился Кришна. — Добро пожаловать, Штиль… Буря, — обратился он к вышедшим из-за спины Сатьябхамы женщинам. — Что за…

— Это что, считается гражданским, Волчицы? — сдавленно прохрипела Сатьябхама.

Покрасневшая Штиль, которая, вероятно, даже в туалет ходила в униформе, сейчас, в мужском костюме, который обычно надевала на похороны, к погребальным кострам, выглядела очень смущенной. А вот Буря…

— Буря, «одеться в гражданское» означает надеть то, что ты носишь вне работы, — сухо сказал Кришна.

— Но мой господин, я ношу вне работы именно это! — с упреком откликнулась Буря.

— И что, когда ты в это одета, за тобой не бегут мальчишки с камнями? — едко спросила Сатьябхама.

Буря беспокойно поежилась, поправила огромный тюрбан с перьями и подтянула усыпанные позолотой и полыхающие как пламя шаровары:

— С чего бы это?

Кришна рассмеялся:

— Уж поверь мне, Сатья, их никто не примет за охранников. Пойдемте, девочки. Герои и царевны ждут!

Гаруда свирепо вскинул голову и расправил свои мощные крылья, предвкушая полет.

— Вперед, мой друг! — Кришна легонько похлопал грифона, и тот выбежал из стойла, встряхнул крыльями, и, подхватив поток воздуха, взмыл в небо. Странно, но Кришна, который ненавидел взбираться на высокие стены, обожал летать на грифоне, поднимаясь в небо на сотни футов. Возможно, все дело было в том, что он при этом чувствовал. Полную безопасность.

Конец ознакомительного фрагмента