Завидев Аманду, он встал. Удивительно, он всегда относился к подчиненным или прислуге с подчеркнутым почтением.

— Доброе утро, Аманда.

Получив разрешение обращаться к ней по имени, Вернон, однако, никогда не предлагал ей называть его «Доменико» даже при неофициальных разговорах.

— Доброе утро, мистер Вернон.

— Как прошел ваш выходной?

— Спасибо, хорошо. Делала наброски собора Сан-Марко.

Одним из увлечений Аманды была живопись, и все свободное время она посвящала ей, при каждом удобном случае посещая Венецию, чтобы сделать серию карандашных зарисовок. Достав из кармана блокнот, она приготовилась записывать указания.

— Сегодня, ближе к вечеру, у нас будет гостья… Лиз Адамс.

Ему не надо было пояснять Аманде, кто такая Лиз; это имя ей было хорошо знакомо: еще пять лет назад Лиз, став известной журналисткой, была внесена в обязательный список предшественницей Аманды, и теперь она сама отслеживала ее деятельность. Но вот почему именно эта журналистка интересовала мистера Вернона, оставалось загадкой.

— Поместите ее на втором этаже. Сегодня у нас будет небольшой прием. Я бы хотел, чтобы мисс Адамс сидела напротив меня.

— Получится тринадцать человек. Я знаю, что вы не суеверный, но ваши гости… К тому же рядом будут сидеть две женщины.

— Да, вот это совершенно непозволительно, — насмешливо произнес Вернон. — В таком случае пригласите генерала Харви.

Аманда сделала пометку в блокноте и спросила:

— Когда прилетает мисс Адамс? Думаю, вы хотите, чтобы ее встретил ваш шофер?

Вернон снял солнцезащитные очки, и она увидела, что его обычно ярко-голубые глаза потемнели и стали совсем синими, напомнив ей морскую пучину во время шторма.

— Самолет приземлится около четырех. Не вижу особой необходимости посылать за ней машину. Она опытная путешественница. Предоставим ей возможность самой добраться сюда.

Его голос звучал ровно и невозмутимо, но Аманде на мгновение почудилось, что его глаза враждебно блеснули. Она еще ни разу не испытывала на себе гнева босса и надеялась, что этого никогда не случится, потому что всегда была расторопным и предусмотрительным секретарем. Но если верить слухам, когда Вернон злился, то был страшен и необуздан. Некоторые служащие сравнивали его ярость с извержением вулкана. Возможно, они преувеличивали. Вся прислуга, начиная от домоправительницы и заканчивая садовником, состояла из итальянцев, а этой нации, как известно, присущ взрывной темперамент и склонности к гиперболизации. Конечно, южные народы более эмоциональны, чем северные, а мистер Вернон был наполовину американец, наполовину итальянец, и, вероятно, иногда итальянская импульсивность давала о себе знать.

В данный момент он был явно чем-то раздосадован. Его взгляд был устремлен на море, где зелено-голубые волны, разбиваясь о небольшую скалу, тысячами брызг падали на каменистый берег. Но этот вид не интересовал его: плотно сдвинутые в недоброй ухмылке губы, нахмурившиеся брови говорили о многом. Аманда подумала, что если только приезд мисс Адамс вызывает у босса такую негативную реакцию, то зачем вообще было соглашаться на интервью. Многочисленные журналисты годами добивались у него аудиенции, но всем им было отказано. Почему исключение было сделано именно для Лиз Адамс?

Самолет рейса 917 на Венецию был готов к вылету. Экипаж и пассажиры заняли свои места. Кроме Лиз в салоне первого класса сидело еще пять человек. Это позволило ей положить свои вещи на свободные сиденья и в случае необходимости легко и без проблем доставать нужное. Лиз взяла какой-то иллюстрированный журнал и принялась листать его, но вскоре поймала себя на том, что не может сосредоточиться на тексте. Она откинулась назад, закрыла глаза и отдалась во власть болезненных воспоминаний.

Да, прошло пять лет, она стала старше и увереннее, но все равно боялась встречи с Ником. Лиз знала, что вся ее защитная броня рухнет, если он хотя бы вполсилы применит свое обаяние.

Ник не был похож на Пола, доброго и отзывчивого. Несомненно, Вернон был гением в своей области и, как все подобные люди, чуть-чуть черствым и даже безжалостным. Он всегда получал то, что хотел. Но ему не удалось получить ее, по крайней мере на предложенных им условиях.

С тех пор прошло немало времени, и рана, видимо, зарубцевалась. А что, если, увидев ее опять, он снова впадет в безудержную ярость? Может, лучше сразу же по прилете сесть на обратный рейс? Но что в таком случае ее ждет, какое будущее? Чарли не осудит, если Вернон не пустит ее на порог и она вернется без интервью. Но если же она не получит его потому, что струсила и не приехала?.. Тогда она может заранее проститься с новыми заданиями и своей карьерой вообще, ибо ее недостойное поведение станет достоянием всей журналистской братии. Уж Чарли об этом позаботится, в этом Лиз была уверена.

Тем временем принесли ланч, и девушка с удовольствием принялась за еду, ничуть не заботясь об излишнем потреблении калорий. Поев, Лиз достала из сумки конверт, запечатанный пять лет назад и не вскрывавшийся с тех пор. Дрожащими руками она достала несколько любительских снимков. При виде их ее сердце сжалось от боли. Знай Чарли о том, что она хранит у себя эти фотографии, он бы ползал перед ней на коленях, прося разрешения опубликовать их. И неважно, что они были сделаны не профессиональным фотографом. Главное заключалось в том, что они по-новому раскрывали сущность человека, своим изобретением потрясшего мир.

Аэропорт Сан-Марко был расположен недалеко от моря. В последние минуты полета Лиз прильнула к иллюминатору и с замиранием сердца следила за тем, как перед ней разворачивается знакомая до боли линия побережья. Смешанное чувство радости и страха охватило ее.

Когда-то эти неспешные волны и отражающееся в них голубое небо были привычным для нее окружением. Но это было давно…

Пройдя все таможенные формальности, Лиз вышла наружу и зашла в телефонную будку, чтобы позвонить Чарли. Чарли оказался на месте и «сразу же снял трубку.

— Привет, Лиз. Какие проблемы?

— Пока никаких. Из твоего вчерашнего звонка я многого не поняла. Прежде всего, мне бы хотелось знать, как тебе удалось уговорить Вернона на открытое интервью?

— Я вообще его не уговаривал, это он сам предложил мне, но на определенных условиях, — нехотя ответил он.

— И каких же?

— Первое заключалось в том, чтобы именно ты приехала к нему. Вероятно, он ознакомился с твоими очерками и остался доволен.

— Еще что?

— Он настаивал на письменном соглашении, по которому ему представят для ознакомления копию подготовленного тобой материала. В случае несогласия он имеет право поправить его или даже запретить публикацию.

— Тебе не следовало соглашаться!

— У меня не было выбора. Я уверен, ему понравится все, что ты напишешь. Ведь у тебя всегда все было нормально, ни одной осечки.

— В данной ситуации я бы на это не рассчитывала.

— Но то, что именно тебя он выделил из всей когорты пишущей братии, говорит о многом, — возразил Чарли.

— Может быть… Может быть, — согласилась она, а про себя подумала о том, как мало босс знает о Верноне и о ней самой. — Я перезвоню тебе позднее.

В фирме проката машин ее приняли за итальянку и никак не могли поверить, что она иностранка. Дело в том, что Лиз блестяще владела итальянским, на котором, как, впрочем, и на французском, говорила с детства. Они с дядей часто швартовались в портах Италии, Франции и Греции, совершая традиционные круизы по Средиземному морю.

Она предпочла не ехать ближайшим путем к вилле по скоростной автостраде, где, как в игровом автомате, машины и автобусы с бешеной скоростью обгоняли друг друга. Ей нужно было время, чтобы трезво обдумать план последующих действий. Медленно проезжая по узким старинным улицам, Лиз вглядывалась в цветущие кусты герани на окнах домов, вдыхала слегка соленый морской воздух, смотрела на праздно гуляющие по набережным пары и неожиданно поняла, как сильно она скучала по этой неторопливо текущей, вольной жизни, по этому сказочному средиземноморскому краю. Ведь когда-то это был и ее мир…

2

С самого первого дня, когда яхта «Морская звезда» бросила якорь в небольшом заливе у холма, на котором возвышалась вилла «Сан-Пьетро», Лиз начала исследовать закрытый для туристов парк, окружавший величественное строение. Старый садовник-итальянец сообщил ее дяде, владельцу яхты, что парк раскинулся на сорока пяти гектарах. Так что там было что обследовать. Но самым любимым ее местом был бельведер с видом на Венецию. Его крыша покоилась на колоннах из розового мрамора, обвитых плющом и каким-то растением с бледно-красными цветами.

Однажды в жаркий полдень, когда дядя Джек отдыхал в своей каюте, Лиз сидела на балюстраде бельведера и брала воображаемое интервью у Элизабет Тейлор. Мысленно девочка встречалась и разговаривала со многими знаменитыми женщинами, готовя себя к тому дню, когда сама станет известной журналисткой. Об этом она мечтала с детства. Ее прадедушка и дедушка были главными редакторами еженедельного журнала, отец — военным корреспондентом в Корее. Даже ее дядя Джек писал заметки и статьи для клуба яхтсменов.

Единственными слушателями Лиз были прыткие ящерицы, прилепившиеся к колоннам и согласно кивавшие маленькими головками в ответ на ее рассуждения вслух.

— Мадам, какую бы карьеру вы избрали, если бы не стали актрисой?

Девочка не успела придумать ответа, как кто-то за ее спиной резко спросил:

— Ты кто?

Лиз так сильно вздрогнула от неожиданности, что чуть не свалилась с балюстрады. Она обернулась.

У входа в бельведер стоял незнакомый юноша. На нем была белая футболка и голубые джинсы. Он выглядел как многие итальянцы: смуглая кожа и черные волосы. Только его глаза были ярко-голубого цвета, как летнее небо.

— Меня зовут Лиз Адамс. А тебя как?

— Ник Вернон… Привет…

Когда он подошел к ней, девочка слезла с нагретой солнцем каменной ступени. Пожав ей руку, юноша извинился:

— Прости, что напугал тебя. Ты, должно быть, с той яхты, что бросила якорь в нашем заливе. Карло рассказывал мне о тебе.

— А ты родственник Карло?

— Нет, я родственник той пожилой дамы, что живет на вилле. Она моя прабабушка.

— Я никогда не встречала ее в парке. Карло называет ее герцогиней. Скажи, она действительно герцогиня или это ее прозвище?

— Это ее официальный титул, хотя она, как и я, по происхождению американка. Ей восемьдесят три года, она неважно себя чувствует и большую часть времени проводит в постели. Вот поэтому ты и не видела ее.

— Но ты говоришь без акцента.

— У нас с сестрой в детстве была гувернантка-англичанка. Моя мать итальянка, а отец американец, и мы жили десять лет в Венеции, до того как уехали в Америку.

— Я сирота, — просто сказала Лиз. — Но я не такая несчастная, какими обычно рисуют сирот в книгах. Если бы у меня были родители, как у других детей, мне пришлось бы жить в обычном доме. А так я живу на яхте «Морская звезда» вместе с дядей Джеком. — Она взглянула на наручные часы. — Ой, настало время приготовить ему чай. Хочешь, пойдем со мной, и я познакомлю тебя с ним? Мой дядя очень интересный собеседник и рассказчик. Он несколько раз совершил кругосветное путешествие на своей яхте. А я плавала только по Средиземному морю.

— Я никогда не был знаком с моряками или яхтсменами. Карло сказал, что вы не первый раз бросаете якорь в нашей бухте.

— Мы приплываем сюда каждый год. Цены за стоянку в пристанях постоянно повышаются, а мы не можем позволить себе такие траты, — призналась она. — Поэтому мы иногда идем на хитрость. В пляжном домике есть пресная вода и все необходимые удобства. Карло сказал, что герцогиня не возражает против того, чтобы мы временно пользовались им. А пока мы здесь, я помогаю ему в парке.

— Как долго вы живете здесь?

— Обычно две-три недели, а затем плывем южнее. А ты надолго приехал сюда?

— На все летние каникулы. Я учусь в колледже в Америке. А где же ты ходишь в школу?

— А я не хожу в школу. Дядя Джек обучает меня. Он разработал специальную образовательную программу, по которой я и учусь, чтобы впоследствии сдать необходимые экзамены экстерном.

Ник с любопытством посмотрел на нее.

— Сколько же тебе лет?

— Девять и три месяца. А тебе?

— Скоро девятнадцать, — с улыбкой ответил он. — Что случилось с твоими родителями?

— Папа был военным журналистом и одно время работал в Корее. Он погиб вместе с оператором во время бомбежки. Это случилось незадолго до моего рождения. А мама умерла спустя два года. Я даже не помню ее. Других родственников, кроме дяди Джека, у меня нет, и он удочерил меня. Самое первое, чему он обучил меня, это плавать и вообще держаться на воде. А ты умеешь плавать?

— Я учился плавать, когда был еще школьником. Не могу сказать, что в восторге от этого или чего-то другого… кроме электроники.

— И как выглядит это дитя? — поинтересовалась старая герцогиня, сидевшая на кровати, подпертая подушками со всех сторон. — Она красивая?

— Она симпатичная и очень смышленая. Когда они снимутся с якоря, я бы мог присоединиться к ним на время, например до Римини, а потом вернуться обратно.

— Превосходная идея, — одобрила герцогиня, наблюдая, как ее правнук с аппетитом уплетает спагетти. — Это намного полезнее, чем портить зрение, занимаясь своими схемами.

Ник глазами улыбнулся ей. Он был немного выше ее давно умершего мужа. Иногда этот голубоглазый юноша напоминал ей ее Доменико, неотразимого итальянского аристократа, приехавшего в Америку на поиски богатой невесты, чтобы с помощью ее приданого отреставрировать и вернуть прежний блеск родовому поместью, палаццо «Сан-Пьетро».

Прошло шестьдесят пять лет, и вилла снова нуждалась в ремонте. Некоторые владельцы столь величественных родовых гнезд были вынуждены перестраивать их в гостиницы для туристов или иных целей. Эта мысль разрывала старой женщине сердце, но альтернативы этому она не видела.

Ник был единственным членом семьи, когда-либо приезжавшим сюда. Но он был еще слишком молод, чтобы спасти палаццо от такой печальной участи. И хотя его американские родственники были людьми состоятельными, он, похоже, не унаследовал их деловой жилки. Он целиком и полностью посвятил себя изучению электроники и, возможно, добьется успеха и разбогатеет, но не раньше чем через двадцать лет. Но тогда будет уже поздно.

Наступил день ее шестнадцатилетия. Было утро, и Лиз готовила завтрак, когда услышала, как кто-то зовет ее с берега. Она вышла на палубу и увидела Ника с дорожной сумкой через плечо, приветственно махавшего рукой. Сердце девушки радостно забилось: его появление и празднование вместе с ним дня ее рождения было самым лучшим для нее подарком.

— Дядя Джек, последи за сковородкой, хорошо? Я встречу Ника, — крикнула она дяде.

Когда ялик подошел к берегу, Ник уже разулся и стоял в воде, готовый взойти на борт. За семь лет, прошедших со дня их первой встречи, они оба очень изменились. Долговязый и неуклюжий юноша, ребра которого, казалось, смотрят наружу, превратился в атлетически развитого, мускулистого мужчину. В этом была значительная заслуга ее дяди. Джек научил Ника управлять самостоятельно яхтой, а также приобщил к подводному плаванию и виндсерфингу. На какое-то время юноша отрывался от книг и схем и превращался в активного, ведущего спортивный образ жизни человека.

— Привет! Как жизнь? — приветствовал Ник девушку.

— Отлично! Какой сюрприз! Когда ты приехал?

— Вчера вечером, но слишком поздно для того, чтобы прийти и поздороваться. Тереза сказала, что ты вчера навещала ее на вилле и писала для нее письма.

— У нее сильно дрожат руки, и, если она напрягается, ей больно держать ручку. Но настроение у нее не такое подавленное, как раньше. Она знала о твоем приезде?

— Я купил билеты на очень дешевый тур в Венецию на три дня. Так что проведу здесь всего две ночи.

— Слишком долгий путь ради двух ночей, тебе не кажется?

— На то были особые основания. О, Джек, здравствуйте, — поздоровался Ник, когда ялик пришвартовался к яхте и он увидел старика, вышедшего на палубу.

Мужчины дружески обнялись. Повернувшись к Лиз, Ник произнес:

— С днем рождения тебя! — Он наклонился и нежно поцеловал ее в обе щеки.

Лиз, не привыкшая к поцелуям, зарделась. Дядя был добрым и заботливым, но никогда не проявлял своих чувств открыто, считая это телячьими нежностями. Одобрительно похлопать по плечу и, если она ушиблась, ненадолго прижать к груди — вот все, в чем выражались его искренние чувства и сопереживание.

— Сувенир капитану… — Он передал Джеку бутылку виски и подарки Лиз.

Все коробочки были упакованы в красивую бумагу с приклеенными к ней розочками и бантиками. Пока Джек ходил за стаканами, она медленно и аккуратно разворачивала свертки.

Родственники Ника, о которых она знала понаслышке, прислали ей изумительный купальник, калькулятор, модный, молодежный рюкзак и всякие мелочи. Ко всем подаркам прилагались поздравительные открытки. На одной значилось: «Русалке Доменико с поздравлениями с днем рождения и наилучшими пожеланиями от Агнесс».

Последним Лиз раскрыла сверток, подписанный его рукой. Наверное, антология французской поэзии. Ник знал, что она любила стихи.

— Ты должен оставить мне адреса всех своих родственников, приславших мне подарки. Очень мило с их стороны. Я должна написать и поблагодарить их за внимание.

— Сойдут и почтовые открытки. Ты сможешь купить их сегодня в Венеции.

— А зачем нам ехать туда?

— Скоро узнаешь.

Он смотрел на девушку с озорным огоньком в глазах, и у нее что-то екнуло внутри. Такое с ней бывало и раньше, словно по телу пробегала мимолетная приятная дрожь. Но на сей раз она была сильнее и более волнующа. Лиз посмотрела на поздравительную карточку с лаконичной надписью: «Лиз от Доменико». И дата.

— А почему не от Ника? — поинтересовалась она.

— Потому что это мое полное имя. Когда я стану богатым и всемирно известным, то все меня будут знать как Доменико Вернона. И только для родных и друзей я по-прежнему останусь Ником. Когда ты станешь журналисткой, ты будешь подписывать свои материалы полным именем. «Элизабет Адамс», а не просто «Лиз».

— А мне больше нравится «Лиз». Так меня всегда звали и… — Она замолчала, когда вместо книги увидела пластиковую коробку.

— И что же ты ей подарил? — поинтересовался Джек, появившийся на палубе с двумя стаканами. — Выпьешь со мной?

— Спасибо, не сейчас. Это диктофон, который будет незаменим Лиз для работы, — пояснил он Джеку. — Блокноты, которыми обычно пользуются журналисты, скоро станут музейным экспонатом. А это, — Ник открыл крышку, — конечно, последнее слово техники.

Лиз была потрясена. Как-то она зашла с Ником в магазин электронного оборудования и видела, как дороги эти «штучки».

Несмотря на то что отец Ника занимал важный пост в американском конгрессе, а второй муж его матери был крупным промышленником в Италии, сам он отнюдь не купался в роскоши. Он получил прекрасное образование и защитил диплом инженера-электронщика. По его словам, зарплаты, которую он получал, ему вполне хватало, чтобы жить безбедно, но отнюдь не шиковать.

— Смотри, как с ним надо работать, — сказал он, включая диктофон.