Он снова зажмуривает глаза, а я расстегиваю его брюки и стягиваю их вниз. Морщу нос. Он все-таки обмочился.
— П-пожалуйста, чувак, — всхлипывает он, к его горлу подкатывают рыдания.
Из его носа текут сопли, которые попадают в рот, и все, что я вижу перед собой, — это человека, который сожалеет только о том, что его поймали. Человека, который был слишком самонадеян и слишком глуп, чтобы думать, что он не пострадает от последствий своих действий.
— Не делай этого.
Дыра в моей груди разрастается, поглощая то, что осталось от совести.
Внутри чудовища нет места душе.
Поэтому я избавился от нее.
— Ее будут насиловать, — говорю я ему, и мой голос становится все глуше от безудержной ярости. Жуткие картины преследуют меня. — Знаешь, сколько мужчин это сделает?
Он качает головой. Его ноги дрожат, когда я стягиваю с него боксеры, радуясь, что на моих руках толстые нейлоновые перчатки.
— Это все, о чем я могу думать, — задыхаюсь я. — Меня мучают пытки, через которые она, должно быть, проходит. Ее боль и возможное желание умереть.
Я тоже хочу умереть.
Хватаю его за ноги, не видя ничего, кроме слайд-шоу мучений Адди, крутящегося на повторе. Я легко мог бы отпилить себе пальцы и не заметить этого.
Ей больно. Страшно. Она плачет.
Лезвие рассекает кожу и мышцы, и раздается крик, который фильмы ужасов никогда не смогут воспроизвести. Этот звук может быть рожден только тем ужасом, который на деле испытывают очень немногие люди.
И он звучит словно музыка.
Такой ли звук издает сейчас Адди?
Хлынувшая кровь окрашивает нас с Максом в багровый цвет. Он глубоко вдыхает, готовясь испустить еще один крик, который никто никогда не услышит, но теряет сознание.
Девчонка.
Теперь буквально.
Выключаю пилу, вцепляюсь пальцами в его нижнюю челюсть и дергаю вниз, чтобы поместить оторванный кусок плоти ему в глотку. А затем прижигаю рану, чтобы он не истек кровью, пока я отсутствую.
Я еще не закончил с ним.
Выяснить, где живет Люк, было несложно. Этот имбецил публикует всю свою жизнь в социальных сетях. Кроме того, он держит девушку в заложниках прямо у себя дома. Они всегда забывают о подобных нюансах.
Из-за входной двери слышны неразборчивые крики. Вслед за этим раздается громкий треск, и я улыбаюсь, так как уже знаю, что сейчас увижу, как Дайя задает этому парню жару.
Вставляю шпильку в замочную скважину и заклиниваю ее, выводя замок из строя. А затем вхожу в его дом, словно в свою любимую забегаловку.
— Зачем ты все время дергаешься? — кричит Люк из коридора. Я вытаскиваю пистолет и начинаю прикручивать глушитель, направляясь в сторону шума. — Я же пытаюсь помочь тебе!
Завернув за угол, останавливаюсь.
Дайя привязана к опрокинутому на пол стулу, ее руки неудобно прижаты ее собственным телом. Она кричит сквозь клейкую ленту, излучая взглядом лишь смерть. Когда она замечает меня, ее глаза расширяются, а затем она начинает извиваться еще яростнее, словно пытается обратить на себя внимание.
Я не могу разглядеть ее отчетливей, хотя она находится прямо передо мной.
Заметив реакцию Дайи, Люк поворачивает голову, и его глаза тоже распахиваются шире, прежде чем он бросается за пистолетом. Я делаю выстрел в подколенную ямку до того, как он успевает сделать хоть шаг, и не испытываю ровным счетом ничего, даже когда он с воплем падает на землю.
— Остынь, Дайя, — говорю я, подходя к ней. — Я вижу. Извиваясь, как червяк на крючке, ты только натрешь себе кожу.
Она недовольно хмыкает, нетерпеливо ожидая, когда я подниму ее вместе со стулом, развяжу веревки и помогу подняться. Она смотрит мне в глаза, замечает темные круги под ними и пустоту во взгляде. А потом крепко обхватывает меня руками.
Я растерянно моргаю, замираю на мгновение и обнимаю ее в ответ. Дайя тут же разражается слезами, и я ощущаю ее рыдания своей грудью. Успокаивающе кладу руку ей на шею. Это единственное, что я могу сейчас сделать, чтобы убедить ее, что я действительно здесь и она в безопасности.
В моем горле стоит ком, мешающий говорить. Потому что, как бы я ни был рад, что с Дайей все в порядке, я не в состоянии прочувствовать это.
— Пожалуйста, скажи мне, что знаешь, где она, — умоляет она, стискивая мою толстовку пальцами.
Я вздыхаю, отнимаю ее руки и осторожно отстраняю от себя. Она выглядит ничуть не лучше, чем я. Ее зеленые глаза красны от слез, черные волосы растрепаны, а на смуглой коже синяки.
— Еще нет, — шепчу я, не в силах произнести эти разочаровывающие слова громче.
Ее глаза закрываются, принимая поражение, однако она кивает головой.
— Мы ее найдем. Обязательно.
— Что он с тобой сделал? — спрашиваю я, возвращаясь к разговору о паразите, ползущем по полу к своему оружию.
Пистолет лежит на журнальном столике метрах в трех от него. Я поворачиваюсь и стреляю в пистолет, тот отлетает куда-то под белый диван.
Держу пари, что на этой штуке никогда не сидела ни одна задница.
— Ничего такого, чего я не позволяла ему делать раньше, — бормочет она.
Я качаю головой.
— Мы оба знаем, что в этот раз все было не по обоюдному согласию.
Она отворачивается, выглядя смущенной.
— Ты ведь в курсе, что не просила ни о чем таком, да? — Я встряхиваю ее, чтобы привести в чувство.
Она кивает, несмотря на то, что полностью убежденной не выглядит.
— Макс у меня. Так что с Люком разберемся здесь. Если хочешь, можешь даже отыграться на нем.
Я уже собираюсь отвернуться, когда она кладет руку мне на запястье, останавливая меня.
— Не теряй свою человечность, Зейд. Адди сильная, и она сможет это пережить.
Я устремляю на нее пристальный взгляд. Мне интересно, видит ли она во мне то, чего не вижу я.
— Уже потерял.
Я бью сильнее. Черт, нужно еще жестче.
Стоны, раздающиеся в ответ, пробегают по моему позвоночнику разрядами удовольствия.
И каждый раз, когда я их слышу, я думаю только об Адди. Я не перестаю думать о ней, даже когда мольбы сменяются криками. Жестче.
— Пожалуйста.
Голос сбивается от недостатка кислорода.
Недостаточно жестко.
— Пожалуйста что? — требую я сквозь стиснутые зубы, по моему виску течет пот от напряжения.
Все еще недостаточно.
Достаточно не будет никогда. Только когда ко мне вернется Адди.
— Зейд, — зовет меня Дайя. — Пожалуйста.
Я оглядываюсь на нее, и мой молоток замирает над массивным гвоздем, торчащим из ноги Люка. Она выглядит позеленевшей, но я не могу найти в себе желание разбираться с этим сейчас.
Последние несколько минут я вбиваю гвоздь в его предплечье, и мне удалось загнать его достаточно глубоко, чтобы тот прошел насквозь и вонзился в деревянный стол, но это очень большой гвоздь, и его можно забивать дальше.
Стоны Люка полны агонии, и его отчаянные мольбы заставляют меня чувствовать себя так хорошо, насколько это вообще возможно.
Но и этого недостаточно.
Я хочу, чтобы он кричал так громко, пока не потеряет голос окончательно.
На мою руку ложится рука Дайи, шум в моей голове прорезают уже ее мольбы.
— Он тебя обидел, — категорично заявляю я.
Она кивает.
— Да. И теперь я готова взяться за дело сама.
Я выпускаю молоток, и тяжелая резина с размаху падает на его руку, а затем отскакивает на стол. По всему дому эхом разносится крик.
Все еще недостаточно.
Вытираю нос и отворачиваюсь, руки дрожат от необходимости продолжать вбивать гвоздь, пока его головка не впечатается в плоть.
С тех пор как я затащил Люка на стол в столовой и начал пытать, прошло уже больше часа. Я нашел в его гараже несколько инструментов и решил воспользоваться ими максимально эффективно, поскольку у него такой возможности уже не будет.
Дайя откашливается.
— Люк? Просыпайся, дружок.
Я слышу шлепок и, оглянувшись, вижу, как она с силой бьет его по щекам. Его голова откидывается в сторону, и из горла вырывается еще один стон.
— Пожалуйста, — хрипло шепчет он.
Его нужно выжать досуха. Но даже тогда я не буду удовлетворен.
— Знаешь, я уже неделю твержу тебе то же самое, — произносит Дайя, и ее голос срывается.
Ее глаза наполняются слезами, и это только разжигает пламя в моей груди. Они с Адди неимоверно близки. А поскольку Адди — моя семья, значит, Дайя тоже моя семья.
Он станет показательным примером, чтобы все вокруг поняли, что их никогда нельзя обижать.
А то, что он сыграл не последнюю роль в похищении моей девочки, только усугубит его участь.
Это… это непростительно. Несовместимо с жизнью.
Люк сглатывает, но какое-то время не может вымолвить ни слова.
— Ничего личного, — хрипит он. — Я делал лишь то, что велел мне Макс.
— Макс сказал тебе вставить в меня свой член? — спрашивает Дайя, ее маленький кулачок сворачивается в тугой комок.
Надеюсь, она им воспользуется. И я бы остановил ее лишь для того, чтобы самому нанести несколько ударов, прежде чем позволить ей оборвать его жалкую жизнь.
— Нет, Дайя, просто… я так по тебе скучал.
Дайя закрывает глаза, сквозь ее ресницы просачивается слеза. Я понятия не имею, были ли у этих двоих отношения после одной ночи, проведенной вместе, но это и не мое дело. Это не имеет значения, потому что, что бы Люк ни украл у Дайи, она собирается вернуть этот должок.