Они хотят, чтобы мы поняли, что нам никуда не деться, поэтому мы должны вести себя правильно и принимать хорошие дни наравне с плохими. Но это не выживание, а подчинение.
Это согласие с тем, что однажды мы все здесь умрем. И больше никогда не увидим своих родных и близких. Не почувствуем свободы, смеха и независимости до конца наших жалких дней. Никогда не полюбим по-настоящему и не будем любимы.
Но я ни хрена не хочу с этим мириться.
Я вернусь домой, в поместье Парсонс.
Вернусь к Зейду.
Скрип рядом с кроватью выводит меня из глубокой дремы, в которой я пребываю уже, кажется, много-много лет. Просыпаюсь в холодном поту, дезориентированная и растерянная; вокруг только чернота и мягкий белый отблеск лунного света, проникающий в мое окно.
За толчками в моей груди слышен лишь шелест моего участившегося дыхания.
Проходит несколько секунд, прежде чем я вспоминаю, где нахожусь. И в тот момент, когда я это осознаю, волосы на моей шее встают дыбом.
За мной кто-то наблюдает.
Медленно сажусь на кровати, пока глаза привыкают к темноте, сгущающейся вокруг меня. Я поворачиваю голову и смотрю в окно, по которому стучит мелкий дождь.
Комнату озаряет яркая вспышка молнии, и я пользуюсь моментом, чтобы хорошенько осмотреться.
Здесь никого нет, по крайней мере, я никого не вижу.
Но я чувствую на себе тяжесть взгляда, который обжигает мне лицо, словно раскаленный утюг, оставленный на шелковом платье.
— Кто здесь? — шепчу я. Слова даются мне с трудом, горло пересохло от напряжения.
Мне никто не отвечает. Я бросаю взгляд в сторону тумбочки, на отметки сбоку. Там выцарапано шесть вертикальных палочек, но, учитывая, что на улице темно, должно быть, уже за полночь. Это седьмой день моего пребывания тут.
Прежде чем я дала таблетке взять надо мной верх в мой первый день здесь, я нацарапала на дешевом мягком дереве линию, чтобы считать дни, когда я очнусь от своей наркотической дремы.
Когда я просыпаюсь, Рио всегда рядом. Готов сопроводить меня в туалет или влить мне в горло супа или воды, пока я снова не вырублюсь. Он подмешивает наркотики в мою еду, и я знаю, что могу отказаться, но какой в этом смысл? Я не выберусь отсюда, если буду голодна и буду обезвожена. К тому же я поняла, что совсем не против принимать этот яд.
На вторую ночь я, слишком одурманенная, чтобы прятаться, выцарапывала очередную отметку на дереве, и он наблюдал за мной и по какой-то непостижимой причине, когда я сказала, что дни ускользают от меня, начал отмечать их за меня.
Он больше ничего не говорит и не упоминает ни о каких парнях, пытающихся воспользоваться моим телом, пока я в отключке. Хотя, если они и пытались, то вряд ли преуспели, поскольку, думаю, я бы заметила. Сомневаюсь, что кто-то из них потрудился бы взять с собой бутылочку со смазкой.
Так что либо Рио просто не хочет сообщать мне о своем добром поступке, либо никто и не пытался меня изнасиловать, я не знаю.
Слева от меня раздается еще один тихий скрип. Я перевожу взгляд в ту сторону — в угол моей комнаты.
— Кто ты? — спрашиваю я, несмотря на то что говорить мне не легче, чем в первый раз.
Задерживаю дыхание в ожидании ответа. Секунды тянутся, и вот едва слышно раздается еще один тихий скрип, как будто кто-то переместил свой вес с одной ноги на другую.
Через некоторое время после моего появления здесь я обнаружила, что часть штукатурки облупилась, обнажив деревянный остов. Две доски оказались полностью незащищены, и места между ними вполне достаточно, чтобы туда могли пробраться всевозможные жучки.
Когда я это поняла, у меня по коже поползли мурашки, но я быстро забыла о них, поскольку в этот момент вошел Рио с дымящимся супом в руках.
— Чего тебе нужно? — снова спрашиваю я.
Сверкнула еще одна вспышка молнии, настолько быстрая, что я едва успела понять, что именно увидела.
Там — между двумя деревянными досками — глаз. Широко раскрытый и пристально всматривающийся в меня. Так же внезапно комната снова погружается в темноту.
От неожиданности я дергаюсь и падаю с кровати, больно приземляясь на копчик. Но почти не чувствую боли: я в панике. Даже не в состоянии крикнуть и попросить о помощи, слишком увязла в ужасе, чтобы сделать хоть что-то, кроме как отчаянно забить ногами, отползая к стене, подальше от глаза.
Я прижимаюсь к ней всем телом, грудь тяжело вздымается, а сердце бешено колотится. Усиливается дождь, капли стучат в стекло со скоростью биения моего сердца.
Впиваюсь ногтями в дерево, когда сквозь стук в моих ушах слышу еще один глухой скрип.
Этот кто-то в моей комнате. Видит ли он меня сейчас, забившуюся в угол?
Делаю глубокий вдох и задерживаю дыхание, ожидая, что вот-вот что-то произойдет. Кажется, что прямо сейчас лезвие гильотины опустится на мою шею.
Я жду, что доски проломит фигура — страшный демон из фильма ужасов, который, изогнувшись, на руках и ногах поползет ко мне с неестественной скоростью.
Что-то такое, на что я с удовольствием смотрела бы на экране, в безопасности и с хорошим звуковым сопровождением.
Но в этом месте я не в безопасности.
Следует еще одна вспышка молнии, а затем раздается громкий раскат грома.
Я вздрагиваю, ожидая увидеть глаз, который по-прежнему смотрит на меня из стены, но там ничего нет.
Из моего горла вырывается звук — что-то среднее между хрипом и смехом.
Должно быть, я схожу с ума. Иначе и быть не может.
Шатаясь, поднимаюсь на ноги, колени почти не слушаются из-за расшалившихся нервов. Но этого достаточно, чтобы на мгновение отвлечься от непрекращающейся боли в теле.
Я такая идиотка. Просто нелепо думать, что кто-то может прятаться в стенах. Но потом улыбка сползает с моего лица при одной отрезвляющей мысли.
Та девушка из «Сатанинских связей» — она наблюдала за людьми изнутри стен домов с привидениями, а потом убивала их. Но это не может быть она. Насколько я слышала, ее посадили в тюрьму.
В стенах никого нет, Адди. Ты бредишь.
Точно. Я брежу.
Решив доказать самой себе, что там никого нет, я решаю, что единственный способ узнать наверняка — это взглянуть поближе. Я на цыпочках подбираюсь к углу комнаты, каждый мой шаг оглашает громкий скрип половиц. У меня еще не было возможности изучить пол.
Было бы не так страшно, если бы я могла включить свет, но это слишком рискованно. Я не хочу привлекать их внимание. Это становится еще одной отрезвляющей мыслью — монстр в стене кажется мне меньшей опасностью, чем те, кто владеет этим домом.
Но если я когда-нибудь снова смогу заснуть, с наркотиками или без, то я должна быть уверена, что в стене никто не прячется, наблюдая за тем, как я сплю.
Снова сверкает молния, и я бросаюсь вперед, чтобы исследовать бездну за деревянными досками.
Там ничего нет, по крайней мере, я ничего не вижу. Я не настолько отважна, чтобы прижать глаз прямо к доскам, но этого расстояния достаточно, чтобы удовлетворить мое любопытство прямо перед тем, как я снова погружаюсь в темноту.
Шлепнув себя рукой по груди, я выдавливаю еще один смешок, отрывистый и нервный.
Возвращаясь к кровати, наступаю на какую-то неровность, и доска под ногами смещается. Замираю и смотрю вниз. Шевелю ногой, и дерево снова сдвигается, протестующе скрипя.
Мое любопытство разгорается, а вместе с ним появляется и искра возбуждения. Я приседаю так стремительно, как только позволяет мое тело, а это, признаться, чертовски медленно. Хотя я и выздоравливаю после аварии, все продолжает болеть от недостатка движения.
Я упираюсь руками в доску и сдвигаю ее вниз до упора, пока в полу не образуется щель.
Поддеваю край дерева, зашипев, когда ноготь болезненно отгибается назад, почти оторвавшись от пальца. Появляется кровь, но я не обращаю на нее внимания, решив узнать, не скрывается ли что-нибудь под этой половицей.
В конце концов нащупываю подходящее место и приподнимаю доску достаточно, чтобы просунуть под нее палец. Потом осторожно вытаскиваю деревяшку и заглядываю вниз, в черную бездну.
Выдохнув, погружаю руку в отверстие и ощупываю его, с ужасом ощущая, как мои пальцы натыкаются на тушки жуков и еще бог знает на что, но отвращение сменяется восторгом, когда я натыкаюсь на что-то твердое.
Хватаю это и едва не визжу, когда понимаю, что это дневник.
Быть того не может.
Я пялюсь на тетрадь в руке.
Найти дневник Джиджи в стене в поместье Парсонс было невероятным везением. Такое происходит, наверное, только в кино.
Но найти еще один дневник в полу?
Невероятно. Просто за гранью правдоподобности.
Но он в моих руках. Дешевый блокнот с обложкой из искусственной кожи, не такой роскошный, как дневник Джиджи. Материал потрескался и местами совсем облез, но сейчас это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела.
Широко раскрыв глаза, открываю блокнот и чуть не вскрикиваю, обнаружив внутри несколько записей.
Я обвожу взглядом комнату, словно ища кого-то, чтобы удостовериться, что передо мной именно то, о чем я думаю.
Сейчас слишком темно, чтобы что-то прочитать, поэтому я засовываю дневник обратно и кладу половицу на место, пообещав себе прочитать его позже, когда будет достаточно светло. Затем я встаю, слишком взволнованная, чтобы жаловаться на боль, и падаю обратно в постель.