— Слушай, не говори Вивиан, что я так отозвался о ее романе.

— Конечно нет, что ты.

— На самом деле она мне ужасно нравится. И мне даже кажется, что, возможно… я тоже ей нравлюсь. В общем, между нами что-то такое наклевывается.

Повисло молчание.

— Как по-твоему, не странно будет, если я попробую к ней подкатить?

— Странно для кого?

— Ну… для всех, — протянул Дэвид.

— Слушай, нас на семинаре шестеро, — ответил Уилсон. — И нам предстоит общаться еще год. Так что, я бы сказал, тут действительно возможны осложнения.

— А ты ничего не заметил? — не отставал Дэвид. — Ну, не обращал внимания, что между нами искрит?

— Нет, — отрезал Уилсон. — Но, честно говоря, я особо не присматривался.

— Что ж, ясно.

Через десять минут в аудиторию вернулся Роан. Вид у него был непроницаемый.

— Ну что? — подступил к нему Сэм.

— Не знаю. — Роан рухнул на стул и провел рукой по лицу. Потом рассмеялся. — Но, по-моему, ей не понравилось.

Мы переглянулись. Роан вообще-то писал совсем неплохо.

— Что она сказала? — спросил Дэвид.

Все, кроме Уилсона, который как раз ушел беседовать с Майей, столпились вокруг Роана.

— Сначала проглядела мои рассказы. В жизни не видел, чтоб человек так быстро читал. Потом спросила, почему я написал историю о расставании от первого лица, я в ответ выдал какую-то чепуху про ненадежного рассказчика. А она заявила, что сюжет слишком предсказуемый, но из рассказа про семейный отпуск мог бы получиться недурной роман.

— Охренеть! — перебила Вивиан. — Она сказала, из него может выйти недурной роман? Роан, это же круто!

Роан расстегнул верхнюю пуговицу. Я никогда еще не видела, чтобы он так шикарно одевался — деловой костюм, классическая рубашка. Вот только лоб у него блестел от пота.

— Потом она спросила, с какими писателями я мог бы себя сравнить. И я подумал, может, надо просто любимых авторов перечислить? Ведь если я назову Джорджа Сондерса и Болдуина, получится, что я нехреново так себе польстил. Короче, я все пытался сочинить ответ, который не выставит меня полным придурком, а она, так ничего от меня и не дождавшись, сказала, что важно уметь говорить о своем творчестве в сравнении с другими писателями. — Он устало улыбнулся. — Так что вам, наверно, стоит заранее продумать ответ на этот вопрос.

— Самое главное, ей понравился рассказ про отпуск, — ободрила его Вивиан.

— Ну, если честно, слово «понравился» она не употребляла.

— А в конце что? — спросил Дэвид.

— Попросила меня написать на обратной стороне рукописи своей имейл, чтобы при необходимости она могла со мной связаться.

— Это хорошо, — кивнула Вивиан. — Вообще вроде все неплохо прошло.

Тут в кабинет вошел один из поэтов с сэндвичем и стопкой листков в руках.

— Что слышно, прозаики?

— Да ничего. Пытаемся сохранять спокойствие, — отозвалась Вивиан.

— А-а, сегодня же знаменательный день, встреча с агентом! — Он ухмыльнулся. — Вот почему вы разоделись, как клерки!

Мы и правда слегка хватили через край. Роан и Сэм заявились в костюмах. Уилсон оделся аккуратно, как всегда, но вместо привычных контактных линз нацепил на нос очки. Дэвид впервые за все время погладил свою синюю рубашку и дополнил образ оранжевой зимней шапкой. Лучше всех, конечно, выглядела Вивиан — джинсы, черная водолазка, короткие черные сапожки, волосы собраны в хвост, на губах темно-красная помада. Я же придумала себе наряд накануне вечером: серое платье-свитер, черные колготки, туфли без каблука, — но теперь, при свете дня, не понимала, где были мои глаза.

Интересно, насколько это важно — хорошо выглядеть? Я вспомнила, как Дэвид сказал: «Вивиан красотка, это всегда плюс». Что спорить, на обложке книги она смотрелась бы потрясающе. Так что будет оценивать агент — только наши тексты или и внешность тоже? Если второе, то нас с Вивиан будут судить иначе, чем парней. И удачные фотки для нас окажутся важнее.

Я подошла к Вивиан и негромко спросила:

— Слушай, у тебя нет помады?

Она вытащила из рюкзака несколько серебряных и черных футлярчиков и разложила их на столешнице.

— Выбирай.

Я стала сравнивать оттенки.

— Думаю, тебе пойдет вот эта. — Она открыла одну из помад и оставила у меня на руке мазок цвета клюквы. — Если, конечно, тебе не кажется, что она слишком блеклая.

— Как раз блеклая мне и нужна, — заверила я.

Пошла в ванную, накрасила губы, потом проверила, не осталось ли помады на зубах. Оттенок мне и правда подходил, но теперь заметнее стал прыщ на щеке и раздражение на подбородке. Я растянула губы в улыбке, стараясь всем своим видом излучать уверенность. До встречи оставалось сорок минут.

У остальных все прошло примерно так же, как у Роана. Майя просматривала тексты, задавала пару вопросов, потом высказывала свои впечатления от работ. Пока вроде не заметно было, чтобы она кем-то особенно заинтересовалась, но, возможно, она просто не хотела раскрывать карты. В конце разговора она просила каждого написать на обороте рукописи имейл.

Когда пришла моя очередь, я схватила свои тексты и чеканным шагом, как отправляющийся на фронт солдат, двинулась к занятому Майей кабинету, — сильная, отважная, готовая ко всему.

— Привет, — улыбнулась она. — Садись, пожалуйста.

Я села. Полистать мои рассказы она не попросила.

— Что ж, расскажи немного о себе.

Я растерялась.

— Ну, меня зовут Лея Кемплер. Родилась в Массачусетсе. Меня интересует тема взаимоотношений матерей и дочерей… Но недавно я написала рассказ о человеке, от которого уходит жена. Раньше я никогда еще не писала от лица героя мужского пола. Однако, по-моему, вышло неплохо…

Тут я сбилась, вспомнив, как Дэвид скептически отозвался о романе про развод, а потом разглагольствовал о книгах, которые меняют взгляд на мир, и книгах, которые просто нравятся публике.

По лицу Майи ничего невозможно было понять. Интересно ей или нет — бог весть. Она просто молча ждала. Меньше слов, больше дела. Настоящая бизнесвумен. А я — девушка, которая тратит ее время. Я даже дышать стала быстрее. Вот бы она уже взяла мои рассказы и перестала на меня таращиться.

— Почему тебе интересна тема взаимоотношений матерей и дочерей? — наконец спросила она.

— Ну, я сама дочь. Как несложно догадаться… — Я неуверенно рассмеялась, и Майя быстро улыбнулась в ответ. — И у меня есть мать. Вернее, больше нет. То есть не то чтобы нет. Она не умерла. Просто ушла от нас. Наверное, это распространенная история. Но, думаю, она повлияла на мое мировоззрение. Вот.

— Мне жаль. — Майя нахмурилась.

О чем она сожалела? О том, что меня бросила мать, или о том, что из-за этого у меня сформировалось такое узкое, неинтересное видение мира?

— Да ничего. Я пережила, — отозвалась я.

Прозвучало это донельзя фальшиво, особенно учитывая, что я только что говорила. С минуту мы молчали.

— А вот любопытно, с какими писателями ты могла бы себя сравнить? — спросила Майя.

— Джули Орринджер, Кертис Ситтенфилд, Эми Хемпел. И Беа Леонард, — добавила я. — Ужасно рада, что она ведет у нас семинар в этом семестре.

Впервые за все время Майя просияла.

— О, Беа прекрасно пишет! Ты читала ее рассказы?

— Наверно, раз сто.

— Однажды ее имя еще прогремит, — продолжала Майя. — Попомни мои слова. Она — редкий талант.

Я кивнула.

— Что ж, спасибо, Лея. — Мое имя она произнесла как «Лаа-яаа». — Приятно было познакомиться с тобой и твоим творчеством. Удачи тебе! Ты пришла по адресу. У Беа многому можно научиться. — Она встала.

У меня в груди что-то оборвалось.

— Рада встрече.

Майя покосилась на телефон.

— Простите, а вы не хотите?.. — я кивнула на кипу листков, которую все еще сжимала в руках.

— Ах да, конечно, спасибо. — Написать на обороте имейл она не попросила, просто пристроила мои рассказы на стопку бумаги, уже возвышавшуюся возле ее сумочки.

— Пока.

Я ринулась к двери, как обиженный ребенок. Добежала до ванной и принялась оттирать губы водой с мылом. Почему-то казалось важным уничтожить всякие следы своих глупых надежд, прежде чем я пойду рассказывать остальным, как все прошло. Боже, какое унижение! И виной всему мое тщеславие!